Повести
Шрифт:
— А здесь уже все знают, как ты Нэлю на себе вынес… Тоже бы ей капут… Ох уж, не женское это дело… — словно сквозь сон слышит он.
Парень тяжело вздохнул, пожилая женщина понимающе взглянула на него и пригласила к столу:
— Садись, Броня, на свое любимое место в углу… ешь, что бог послал…
Бронька затряс головой и сел на порог.
— Лека-то наша где? — едва слышно спросил Тучинов.
— В гости ушли с матерью.
На закате солнца Глеб Максимович с Бронькой пришли на берег осеннего Байкала. Сели на разбитую «хайрюзовку» и, по старой привычке, молча углубились
Просидев с четверть часа, Глеб Максимович взглянул на парня и спросил:
— Броня, помнишь, как мы с тобой отпустили в Духовской матерого сига?
Парень скупо улыбнулся.
— Помню.
При воспоминании о совместных рыбалках Бронька как наяву увидел свой дом, мать и на стене выцветшую фотографию: стоят два офицера — это Иван Тучинов — командир взвода и Глеб Максимович Сизых — парторг роты… Бронька вздохнул: «Эх, отец!..»
Вдруг до слуха донеслись обрывки знакомой песни, которую сочинили геологи:
. . . . . . . . . . . . . . . . …Помнишь ли таежное зимовье На закате розовой зари?..Остальные слова унес порыв «ангары». И снова:
Уезжая, Вера дорогая Увозила радость и печаль…Ветер со свистом… Большая пауза.
Отшумели воды Левой Мамы. Мы с тобой расстались навсегда.Последние слова еле-еле расслышал Бронька. От них подступил горький комок к горлу, глаза заполнились слезами. Перед ним мелькнул голубенький платочек, и он, как наяву, услышал:
— Заедем домой, Броня, омульков покушать!.. А потом учиться!..
— Эх, Левая Мама! Не мама ты, а злая мачеха…
Глеб Максимыч сидит словно в оцепенении и смотрит на чернильно-черное море.
— Броня, я что-то продрог, проводи меня.
— И в самом деле, Глеб Максимыч, прохладно стало…
— Скоро зима… Да, кстати, я все хочу спросить, Броня: куда ты думаешь теперь?
— Буду учиться на геолога. Но сначала я должен…
— Да, сначала ты должен помочь своим рыбакам разоблачить того мошенника… Как его?
— Черных.
— Вот, вот, сынок!
Вдруг где-то вдали от берега зашумело море. То шел встречный ветер. Вихрясь и сплетаясь в тугие узлы, «ангара» с «култуком» в каком-то дьявольском танце закружились на одном месте.
Шум все ближе. Он постепенно утихает.
Наконец ветры, смяв друг друга, утихомирились. Наступил штиль, лишь легкий холодок, идущий от моря, бодрил людей.
ОТ СВЯТОГО ДО ГОРЕМЫКИ
ГЛАВА I
Багровое солнце медленно спускается за сверкающие белоснежные гольцы. Последний луч его кровянистой пикой неторопливо скользит по вершине Байкальского хребта. Отсвечивающие красноватыми бликами пологие волны лениво лижут цветастую прибрежную гальку.
Сидор Стрельцов со своим двенадцатилетним сыном Петькой сложил в лодку низенькие хариузовые [37] сети и отчалил от берега.
37
Хариузовые сети имеют высоту до полутора метров.
Природа готовилась к ночи. Гордо возвышающиеся над морем скалистые горы и покрытая прозрачной голубизной зеленая тайга, словно утомившись от жаркого июньского солнца, застыли в тихой дреме, в каком-то торжественном безмолвии. Казалось, что они внимательно следят влюбленными светлыми глазами за своим суровым седовласым богом, которого рыбаки Подлеморья тоже обожествляют и зовут Священным морем. А оно, купаясь в вечерней прохладе, слушает тишину, которую лишь изредка нарушают крикливые чайки.
Но рыбакам не до красот пышного заката, который облачил в яркие цвета окружающую природу. Петька сидит в корме и легким кормовым веслом правит лодкой, а Сидор в гребях. В его сильных руках просмоленные еловые весла послушно двигаются взад-вперед. Четкие, упругие гребки заставляют лодку с шипеньем нестись по красновато-голубой глади.
Петька с завистью любуется быстрыми и ловкими движениями отца. Большие отцовские руки все умеют делать. Посмотрели бы вы, как они обрабатывают рыбу! Раз, два — хрум-хрум, и рыба готова к засолке, всего два коротких движения ножом. Или сеть чем-нибудь порвало, такая дыра, что корова пройдет сквозь нее и не заденет. Быстро замелькает в его руках деревянная игла. Не успеешь оглянуться — дыры как век не бывало.
Сегодня загорелое лицо Сидора часто хмурится. Чем-то он недоволен. Из-под насупленных бровей зорко смотрят сердитые черные глаза. Они с досадой следят за реденьким плавежом рыбы.
— Кажись, Петруха, только зря сети мочить будем. Хариус-то не плавится, видать, непогоду чует.
— Ничо, тять, пусть мокнут, зачем же им на вешалах-то висеть.
— Правду, паря, баишь, пусть мокнут, на то оне и сети.
Сидор перестал грести и огляделся кругом.
— Бери, Петруха, на нерпичью пещеру, оттуда и начнем метать. Только «гусей»-то не гоняй.
— Ладно, тятя, а про «гусей»-то ты зря. Видишь, видишь, как идет лодка! Нисколечко не вихляет, ни капельки.
— Чо и баить, помор!.. Башлык [38] … Лодка-то как по струнке идет… Только одна беда — зуд тебя мучит, што ли, шибко часто вертишься, вот и «гуси» начинают разбегаться.
— Ха, поневоле завертишься!.. Вон, тять, смотри, смотри! Под утесом утка с утятами спряталась!.. А вон нерпа вынырнула и смотрит на меня, дразнится.
— Так и смотрят все на тебя. А лодка-то куда повернула?!
38
Башлык — бригадир.