Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке
Шрифт:
Молодой дипломат на въезде в Пекин был встречен временным поверенным Клеймёновым (посланник Кумани отсутствовал). С ним были несколько албазинцев [87] и нанятые местные рикши. Один из албазинцев был приставлен к Коростовцу в качестве слуги. «Мы облобызались и после взаимных расспросов сели в носилки и быстро двинулись вперёд, — рассказывает Коростовец. — Впереди скакали мафу (конюхи) и разгоняли народ, сзади ехали телеги с багажом».
87
Албазинцы — потомки русских казаков, взятых в плен маньчжурами ещё в XVIII веке при осаде крепости Албазин. Пленные служили телохранителями богдыхану, женились на китаянках, окитаились и окончательно позабыли русский язык. Их потомки, то ли сохранившие, то ли восстановившие православную веру, носившие русские имена типа Лука, Наум и Фрол, нанимались в прислугу к дипломатам русской миссии.
Русская миссия представляла собой длинное одноэтажное здание. Помещение русской миссии, основанной графом Игнатьевым на месте русского монашеского подворья Югуан в 1860 году, обнесённое высокой стеной с китайскими воротами, украшала деревянная колоннада, крытая красным лаком и напоминавшая вход в храм. Внутри этого четырёхугольника в огромном парке были разбросаны небольшие одноэтажные домики, в одном из которых и поселили Коростовца с семьёй. Всё кругом в соответствии с китайской традицией было огорожено заборчиками, стенками, ширмочками, между которыми стояли декоративные колонны. Парк вмещал много старых деревьев, кустов и длинных тенистых аллей. Коростовец пишет, что в нём было очень красиво, и всё напоминало старую русскую помещичью усадьбу.
«От консула Падерина и полковника Путяты (военный агент. — Б. Г.)я узнал кое-что о наших посольских делах в Пекине, — продолжает Коростовец, — то есть кто работает, кто лодырничает, кто пользуется наибольшим влиянием, кто с кем в неладах. Дел политических они коснулись вскользь, заметив, что это их не касается. Оба были милые люди».
Военный агент Путята основным своим занятием считал сбор древностей, путешествия по стране и изучение китайских обычаев. Настоящим делом стал заниматься лишь сменивший его подполковник К. И. Вогак, внёсший солидный вклад в последующие события, связанные с вторжением русского империализма в Китай. По происхождению швед, Вогак одновременно был военным агентом и в Японии, а потому постоянной его резиденцией был Шанхай. В Пекине он появлялся лишь изредка. Вогак был чрезвычайно популярен среди иностранцев, вёл открытый и широкий образ жизни и в политических вопросах проводил свою особенную линию, часто не совпадавшую с точкой зрения посланника.
Временный поверенный в делах Клеймёнов тоже принадлежал к тем «милым людям», которые к своим обязанностям относились с удивительной простотой. Не успел Коростовец освоиться с обстановкой, как Клеймёнов собрался в Шанхай встречать цесаревича Николая Александровича, находившегося на пути в Японию. Он вручил молодому дипломату ключи от кассы, чековую книжку для выдачи жалованья сотрудникам миссии и сказал на прощание обычные в таких случаях слова: давай, мол, управляй хозяйством. На вопросительное выражение Коростовца Клеймёнов ответил, что по всем внутренним дела^ следует обращаться за советом к драгоману Попову, а по международным делам — к дуайену дипкорпуса германскому послу фон Брандту. На вопрос, как поступать, если немец даст плохой совет, Клеймёнов заверил, что такого быть не может, потому что немец «прекрасно знает, что нам нужно и важно».
Цин-чай(по-китайски — посланник) Комани так и не вернулся к месту своей службы, и скоро на горизонте появился новый цин-чай — наш знакомец граф Артур Павлович Кассини. Его в командировку сопровождали маленькая племянница Маргарита, гувернантка госпожа Шелли и две болонки по кличке Буффо и Буфардо. В «обозе» следовал 2-й секретарь Павлов, доверенное лицо графа по всем вопросам, включая дипломатические.
Встречать его выехали чуть ли не всей миссией. Взору Коростовца предстал слегка обрюзгший салонный лев с моноклем в глазу, который одновременно внушал трепет и уважение и подчинённым, и китайцам. Путешествие на чуане(лодке) повергло европейца Кассини и членов его семьи в шок, начались крики, рыдания и вопли: несколько суток надлежало провести на набитых соломой и тараканами матрацах без всяких удобств и туалетных принадлежностей! Но потом как-то все смирились и нашли всё это даже пикантным, включая полуголых грязных бурлаков-китайцев. Настроение совсем улучшилось, когда накрыли импровизированный стол. Блюда «приезжали» на лодке и подавались через борт непосредственно в руки их сиятельства.
Сотрудники миссии скоро стали свидетелями того, как граф публично изложил своё основное кредо: «Гастрономия — основа дипломатии». До Пекина каким-то образом уже успели дойти слухи, что, будучи резидентом в Гамбурге, граф угостил Н. К. Гирса хорошим обедом, после которого министр заявил, что для такого гастронома, как граф Кассини, Гамбург был слишком узким полем деятельности, и назначил его посланником в Пекин. Это было как нельзя кстати, потому что в Гамбурге граф наделал долгов, и приличное жалованье посланника могло помочь их ликвидировать, тем более что в китайской столице тратить деньги практически было не на что.
Достигнув стен Пекина, граф Кассини пришёл в восторг от паланкинов. Да и вообще, новое место ему пришлось по душе. Он неожиданно почувствовал себя восточным царьком, окружённым людьми и фееричной атмосферой из сказки «Тысяча и одна ночь». Уважение китайцев к европейцам было огромным (боксёрское восстание только назревало), а точнее раболепным, и у многих европейцев в Китае от этого начинала кружиться голова. Не стал исключением и Кассини. Этот утончённый до кончиков пальцев европеец быстро освоил роль «восточного сатрапа» и стал её исполнять с большим вдохновением и талантом. В общем-то ленивый и недалёкий человек, он тем не менее быстро обвёл вокруг пальца китайских чиновников и легко договорился с ними о строительстве Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). В этом не совсем богоугодном деле графу усердно помогали драгоман Попов и секретарь Павлов.
Приезд нового цин-чая ознаменовался опалой Клеймёнова. Граф Кассини при приёме дел обнаружил недостачу в кассе. Клеймёнов, по мнению Коростовца, честный, но легкомысленный человек, позволил себе увлечься картишками и дорогим шампанским и теперь должен был вносить в кассу миссии ежемесячные взносы из своего жалованья. Место Клеймёнова занял Павлов, и бывший временный поверенный превратился при «маленьком самодержце» Кассини в дворецкого и церемониймейстера.
Граф Кассини был первым иностранным послом в Китае, который вручил свои верительные грамоты непосредственно самому богдыхану. До этого они на довольно будничной церемонии передавались второстепенным китайским чиновникам. Главы дипломатических миссий давно пытались убедить китайцев, что это не соответствует международному праву, но долго упорствовала и сопротивлялась вдова-императрица, регентша малолетнего богдыхана; ей помогали многочисленные евнухи и другие члены двора. Наконец была выработана и согласована процедура. Для церемонии представления послов был выбран так называемый Вассальный зал, в котором китайский император имел обыкновение принимать губернаторов и прочих чиновников Поднебесной. Это было унизительно для послов и посланников, но на этом пункте китайцы стояли насмерть.
Графа Кассини сопровождали Путята, Попов, Клеймёнов и Коростовец. Войдя в зал, русские дипломаты сделали поклон в сторону трона, на котором восседал хилый мальчик — князь Цин. Какой-то китаец попытался указать полковнику Путяте место, где он должен был стоять, но военный агент грубо оттолкнул его и стал там, где счёл нужным. Церемония продолжилась. Кассини произнёс краткую речь, которую перевёл Попов, и вручил грамоты князю Цину. Тот положил их на столик рядом с троном, сказал несколько слов в ответ и снова, как истукан, замер на троне, окружённом китайскими князьями и сановниками. Уходя из зала, дипломаты сделали уже три поклона. За процедурой из-за решётки тайно наблюдала императрица.
После этого был устроен банкет со множеством китайских блюд, подаваемых в маленьких тарелочках. Ели маленькими ложечками, потому что палочками никто пользоваться не умел, да и не хотел. Красное вино наливали из чайников. Присутствовавшие на трапезе китайские сановники в знак изъявления гостеприимства старательно и громко икали и рыгали.
Передвижение дипломатов по городу происходило либо в паланкинах, либо верхом на коне. (Вот зачем дипломаты везли сёдла в Пекин!) Карет в обиходе не было даже у иностранных послов. Выезд посла в гости к своему коллеге обставлялся весьма внушительно: впереди мчались мафуи, подобно опричникам Ивана Грозного, нагайками разгоняли народ. Скакавшие рядом с ними казаки конвоя тоже иногда прибегали к ремённой плётке. Ночью впереди паланкина шёл китаец-фонарщик с большим бумажным фонарём, на котором были вырезаны иероглифы даженя,то есть посла. За фонарщиком следовал паланкин с самим даженем. Как высшему сановнику, Кассини полагались зелёныеносилки. За ним несли носилки и следовали телеги с сопровождавшими его лицами. Аналогичные фонари имелись и для сопровождения остальных дипломатов, в том числе и у сан-цин-чая,то есть третьего посланника, как китайцы величали 2-го секретаря миссии Коростовца (вторым, естественно, был Павлов).