Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке
Шрифт:
С заходом солнца ворота китайских городов закрывались, и всякое движение в город или из города прекращалось. Если кортеж с русскими дипломатами запаздывал и была опасность не попасть в какой-нибудь город засветло, то вперёд высылался мафу, который должен был предупредить власти города о прибытии русского посланника и попросить задержать закрытие ворот.
Коростовец описывает свой период работы в миссии как сплошное ничегонеделание. Настоящие дипломатические дела, связанные с проникновением России в Маньчжурию, ещё предстояли, и дипломаты много времени уделяли досугу: играли в теннис, хоккей, футбол и крикет, увлекались скачками, катались на коньках, коллекционировали древности, ходили на обеды, рауты и любительские концерты и устраивали пикники. Полковник Путята часто выезжал на охоту, а граф Кассини занимался отстрелом ворон и сорок.
В период дождей дипломаты уезжали из Пекина на запад, в горы, где китайцы сдавали так называемые кумирни,превращенные дипломатами в «дачи». Кругом бегали стаи одичавших собак, всё вокруг кишело скорпионами, змеями и крысами, и приходилось всегда быть настороже. Но жили дружно: сплетничали, танцевали или просто убивали время. Коростовец, у которого были маленькие дети, пытался заказать у китайцев коровье молоко, но из этого ничего не получилось. Китайцы грубо высмеяли его — они молока не употребляли, оно предназначалось исключительно телятам, а сан-цин-чаю было просто стыдно и неприлично питаться телячьим пойлом!
Коростовец самокритично замечает в своих мемуарах, что был человеком критически настроенным и на язык несдержанным. Это качество сослужило ему дурную службу. К лету 1894 года у него возник конфликт с даженем. До Кассини дошли слухи о том, что третий посланник много болтает лишнего, в частности, распускает сплетни о том, что миссией на самом деле руководит госпожа Шелли, гувернантка племянницы Маргариты. Коростовца также обвинили в том, что он отравил одну из болонок графа, бегавшую по ночам по парку и мешавшую всем спать (сан-цин-чай в своих мемуарах, кстати, умалчивает, имели ли эти обвинения основание или нет). Как бы то ни было, Кассини вызвал 2-го секретаря на «ковёр» и распёк его по всем правилам китайского, итальянского и русского бюрократического искусства. В числе обвинений граф упомянул также не санкционированную никем публикацию Коростовцом своих статей в местных газетах. В конце беседы посланник предложил подчинённому покинуть Пекин.
Местом ссылки было выбрано консульство в городе Чифу
Сослуживцы немедленно отвернулись от Коростовца (sic!),проявляя солидарность с «маленьким самодержцем». Иван Яковлевич послал телеграмму матери в Петербург, чтобы она похлопотала о новом для него месте. Устроиться ссыльному дипломату в Чифу на первых порах помог сэр Роберт Харт, начальник морской таможни, бесплатно предоставив в его распоряжение пустующий шикарный коттедж таможенного комиссара [88] . Поступив в формальное распоряжение вице-консула А. Н. Островерхова, Коростовец слегка успокоился, но развернуть свои способности на консульском поприще не успел. Начиналась Японо-китайская война, затронувшая также и Корею. Китайцы потерпели полное поражение, а корейский император укрылся в доме К. Вебера, русского посланника в Сеуле.
88
Англичане в Китайской империи занимали некоторые административные должности.
Эти события волей-неволей нарушили покой «маленького самодержца», и граф Кассини зашевелился. Как-то инстинктивно он почувствовал опасность и запросился из Китая в отпуск. Граф был настолько уверен в том, что никаких препятствий на этом пути не будет, что заранее прибыл в Чифу, чтобы быть поближе к пароходу, который должен был отвезти его в Европу. Вместо себя в Пекине Артур Павлович попросил поработать упомянутого выше К. Вебера. Новый временный хозяин Пекинской миссии встретился с Коростовцом в Чифу и приказал ему вернуться на прежнее место в Пекин.
Коростовец вместе с морским офицером Александром Боткиным (братом дипломата Петра Боткина и сыном известного лейб-медика Сергея Петровича Боткина) сел в джонку и поплыл в Пекин. Плыли не торопясь, потому что Боткину захотелось подробнее ознакомиться со страной. Когда они появились в миссии, выяснилось, что Вебера снова откомандировали в Сеул, а на «хозяйстве» по-прежнему сидел цин-чай Кассини — отпуск ему отменили. Пришлось «поворачивать оглобли обратно» и плыть снова в ссылку в Чифу
Со стороны это можно было принять за сцены из какой-нибудь комедии Гольдони, но самому Коростовцу тогда так не казалось. К счастью для ссыльного, скоро пришла телеграмма о новом назначении: Коростовец получил предписание, не заезжая в Петербург, немедленно отправляться в качестве временного поверенного в Бразилию. Граф Кассини, узнав об этом, решил подпортить Коростовцу настроение и приказал не выдавать ему проездных денег. Но Коростовец не расстроился и поехал на свои. Он готов был ехать куда угодно, лишь бы поскорее уехать из Китая. Аборигены встретили его комьями грязи, а начальник выпроводил его из страны проклятиями и мелкой местью.
Примерно год спустя на его место прибыл Ю. Я. Соловьёв.
В Шанхае Соловьёв решил отдохнуть после дороги, осмотреться и привести себя в надлежащий вид. Здесь его встретил внештатный или почётный консул Юлий Августович Рединг, мрачная личность из русских немцев, прозванная русскими моряками Сентябрём Октябревичем. Рединг, вопреки прозвищу, довольно тепло встретил молодого дипломата и сразу записал его в местный англо-американский клуб. Это было необходимым условием для всякого респектабельного европейца в Шанхае, и, кроме того, здесь можно было хорошо питаться.
В клубе, куда не допускались ни японцы, ни китайцы, дипломат встретил нескольких русских купцов, представлявших три московские фирмы, торговавшие чаем: «Молотков, Токмаков и К°», «Панов, Чирков и К°» и «Молчанов, Печатнов и К°». Один из представителей этих компаний появлялся в клубе в сопровождении англичанина-собутыльника, в обязанности которого входило выслушивать мнение купца об англичанах. Купец, нимало не стесняясь в выражениях, всячески поносил «паскудную английскую нацию», а заодно и их королеву, парламент с обеими палатами и, естественно, купцов, а англичанин всё это молча сносил и даже кисло улыбался.
В Пекин, где располагалась русская миссия, ехать не пришлось, поскольку граф Кассини выехал в город Чифу, ставшим местом летнего отдыха для всего пекинского дипкорпуса. Там объединённая эскадра из русских, французских и германских кораблей демонстрировала свою мощь Китаю и Японии после заключения Симоносекского договора [89] . В Чифу Соловьёв прибыл на скверном пароходике и в плохую погоду и остановился в скверной гостинице «Бич-отель», в котором единственным ценным предметом был стол, за которым китайский представитель Ли Хун-чжан поставил свою подпись под Симоносекским договором. Во время переговоров с японцами на Ли Хун-чжана было совершено покушение. Пуля, застрявшая под правым глазом, не была извлечена до самой его смерти.
89
Симоносекский договор от 17 апреля 1895 года подвёл итоги Японо-китайской войны 1894–1895 годов и признал Корею самостоятельным государством. Китай уступил Японии Ляодунский полуостров, а также Пескадорские острова и Тайвань. Кроме того, Китай должен был выплачивать Японии контрибуцию в 200 миллионов лян (около 300 миллионов рублей по тогдашнему курсу). После вмешательства России, Франции и Германии, сосредоточивших в регионе свои флоты, Япония была вынуждена вернуть Китаю Ляодунский полуостров, заплатив контрибуцию в размере 30 миллионов лян.
Согласно этикету дипломат, представлявшийся своему начальству, должен был одеться в вицмундир (в 1906 году этот порядок был отменён, и вместо вицмундира можно было надевать визитку или пиджак). Поверх вицмундира дипломат накинул жёлтое пальто, а чтобы фалды вицмундира не выглядывали из-под пальто, он их заткнул в карманы брюк. Так поступали многие его коллеги.
«Маленький самодержец» граф Кассини «правил» в Пекине уже четвёртый год. При нём, как мы уже упоминали, была выдана концессия на строительство КВЖД, и он был не прочь намекнуть собеседникам, что сыграл в этом деле далеко не последнюю роль. Китайско-Восточная железная дорога делала захолустный Пекин довольно привлекательным местом для дипломатов. Кассини с годовым окладом в 45 тысяч рублей уже выплатил свои долги и изменил своё семейное положение: он женился на гувернантке своей тринадцатилетней племянницы. Каким образом ему удалось преодолеть запрет Святейшего синода, осталось загадкой — по всей видимости, помог император Николай. Во всяком случае, это было предметом живейшего обсуждения всей русской колонии. Коростовцу, разгадавшему планы госпожи Шелли, поучаствовать в этих обсуждениях уже не удалось — он в это время боролся с превратностями бразильского климата.