Повстанцы
Шрифт:
Катре сначала решила не устраивать девичник, а начать свадьбу во вторник прямо с венчания в костеле. Но в понедельник с самого утра нагрянула Марце Сташите. Ее сопровождали Казис Янкаускас и Юстас Григалюнас. Марце несла большой, красиво сплетенный из соломки, украшенный пестрыми бумажками и нитками светильник, Казис — несколько птичек из картошки и яичной скорлупы, а Юстас — охапку плауна, брусники, папоротника и другой осенней зелени. Надо украсить избу Кедулисов! Никто не спрашивал Катриного согласия. Выходит замуж за тридевять земель,
Марце прикрепила светильник к потолку, Юстас оплетал двери и окошки плауном, засовывал в щели бруснику и папоротник, чтобы изба казалась понаряднее. А Казис подвесил своих пташек на нитках, чтобы они вертелись, будто живые.
Под вечер стала собираться молодежь не только из Шиленай, но и из других деревень. Кузнец Дундулис притащил скрипку и привел еще двоих помощников: сурвилишкского портняжку Ранкяле — тоже со скрипкой, и подмастерья Ионаса с бубном. Такие "капелии" редко бывали в Шиленай! Когда музыканты заиграли суктинис, молодежь пустилась в пляс в избе и во дворе.
Погода выдалась подходящая, стояли спокойные, теплые дни бабьего лета с тихими закатами, звонкими сумерками, темными, но звездными ночами. Танцы, песни и гомон молодых голосов разносились до поздней поры.
Приятно было Катрите, что столько молодежи собралось проводить ее девичьи дни, хотя и печально прощаться с юностью, с подружками, с братьями-сестрами, с доброй матушкой и суровым батюшкой… Она то смеялась в хороводе, то глотала слезы, вспоминая, что в последний раз поет и играет на родном дворе.
Поздно расходилась молодежь с девичника. Завтра еще напляшутся и песен споют вволю.
А у Бальсисов — нежданная радость. На закате к ним заехала парная повозка. Хлопотавший под навесом Пятрас с изумлением увидел Юргиса и Адомелиса Вянцкуса. Прибыли на свадьбу! Звал он дядю и тетку, Юргиса и Эльзите, приглашал и Адомаса, но не рассчитывал на их приезд. Такая даль! А вот, пожалуйста, дождался!
Пятрас стремглав подскочил к повозке.
— Ну и разодолжили, — кричал он, стискивая гостям руки. — А дядя с теткой? — спросил он из вежливости.
Юргис выгораживал родителей:
— Дороги испугались. Где уж им, старикам! Да и у нас с Адомасом все суставы свело. Нарочно приехали с вечера, чтобы выспаться и завтра на славу поплясать.
Повозку поставили под навес. Лошадьми займутся Винцас с Микутисом, а Пятрас повел гостей в избу — родители и сестры уже ожидали на крылечке.
Долго в тот вечер горел огонь в светелке Бальсисов, По деревне уже пронеслось известие, что на свадьбу прибыла родня Пятраса на паре лошадей — верно, везти Катрино приданое, по обычаю этих королевских. Бедняжка Катрите! Не слишком тяжел ее сундук с приданым, не много в нем холстов. Откуда ей взять столько полотнищ, ручников и поясов, чтобы одарить братьев, родню и поезжан?
На другой день с самого утра засуетилась вся деревня Шиленай. Все следили за дворами
— Ионас Кедулис вытаскивает телегу из сарая!
— Катре в клеть побежала!
— А отец до чего зол! Слышал, как орал на Ионаса!
— К Бальсисам пан приехал!
— Не пан, а дядя Стяпас из Клявай.
— Видал королевских? Говорят — родня.
— Откуда же родня, коли королевские?
— Повозку запрягают! Парная! И другую тащат.
— Уже садятся! Сейчас поедут! Айда к Кедулису!
С Бальсисова двора выкатили две повозки. На первой, одноконной, сидели Пятрас с дядей Стяпасом. На второй, запряженной парой лошадей, на переднем сиденье — Юргис с Винцасом, на заднем — Адомелис, Омуте и Гене. Обе повозки остановились возле Кедулисов. Пятрас с дядей зашли в избу, другие толпились у порога — внутри было очень тесно.
Вся семья Кедулисов собралась возле стола. Сватья Григалюнене усадила родителей посреди избы на лавку, и Катре, обливаясь слезами, бросилась им в ноги. Встал на колени и Пятрас. Сватья взяла распятие с окна и подала отцу. Тот, не проронив ни слова, тяжело сопя, перекрестил молодых. Дрожащей рукой благословила их и мать. Оба поцеловали старикам руки, потом пошли во двор. Кедулисова повозка с молодой, сватьей и родителями поехала вперед, за ними последовали Бальсисы, со дворов Нореек и Янкаускасов присоединились еще по телеге с дружками и подругами.
Собирались вернуться к обеду — Пабярже недалеко, а ксендз Мацкявичюс не любит зря терять время. Вопреки обычаям, вернутся не на усадьбу молодой, поедут уже на "ту сторонушку" — к Бальсисам. Там просторнее, там устроено все пиршество, туда принесли свои караваи и всякие подарки сватьи, кумушки, тетушки и соседки. Молодых ожидала вся деревня. Молодежь толпилась на улице, а ребятишки, повиснув на макушках самых высоких яворов, разведывали дорогу за деревней и спорили, кто первый увидит возвращающийся свадебный поезд. Первым заметил Стасюкас Сташис, потому что взобрался на тополь — выше всех.
— Пыль столбом! — взвизгнул он не своим голосом. — Уже и повозку вижу. Двуконная!..
Все, словно белки, посыпались вниз.
Бальсисы вышли встречать молодых. Бальсене держала, блюдо с ломтем хлеба и кружкой закваски. Молодые отламывали хлеб, обмакивали в закваску и съедали в знак будущей дружной жизни, счастья и успеха. Они поцеловали родителям руки и по их приглашению вошли в избу.
Едва лишь появились молодые, Дундулис с портняжками грянул такой марш, что ноги сами взлетали. Сватьи вели наиболее почетных гостей в светлицу, других угощали в избе, а оставшиеся на дворе парни и девушки, проказничая и поддразнивая друг друга, ожидали, пока сватьи вынесут им жбаны с пивом и квасом и оделят ломтями рагайшиса или сыра.