Повстанцы
Шрифт:
Затем жандармский полковник принялся излагать благодеяния царя, содержащиеся в манифесте и положении. Но тут напряжение, сковывавшее толпу, начало ослабевать. Они услышали то, что им уже известно: еще два года барщины, земли даром им не дадут, а дальнейших разъяснений Скворцова хорошенько не поняли, только смекнули, что есть еще в этом манифесте какая-то хитроумная путаница, которую распутают не в ихнюю, а в панскую пользу.
Скворцов пояснял, как неразумен их дерзкий отказ исполнять барщину в поместье Багинай. На два года за помещиком оставлены суд и расправа, а посему теперь от милости пана Скродского зависит, как их наказать. Если они откажутся от своего глупого
— Правильно ли я говорю, хозяева? — в заключение спросил жандарм, не сводя глаз с толпы.
Никто не отозвался. Вдруг бродяга приподнялся в стременах и гаркнул:
— Правда твоя — что волчья совесть! Попадись тебе козел в когти — распроститься бедняге не только со шкурой, но и с рогами!
На издевку бродяги толпа отозвалась хохотом, свистом, гамом.
Скворцов покраснел, как бурак, и нервно теребил бороду. А седовласый Даубарас воскликнул:
— Врешь! Не та царская грамота! Прочти нам настоящую! Наша земля! Деды-прадеды ее пахали. Не отдадим, хоть запорите, хоть в Сибирь угоняйте!
Кричали и другие:
— А почему Скродский барщину прибавляет? Повинности сил нет выполнить! Зачем хочет нас в Заболотье выгнать?!
Бабы визжали:
— Над дочерьми нашими насильничает! Распутник!.. Блудник!.. Кто Евуте Багдонайте загубил?!
Когда вспомнили про Евуте, Пранайтис побледнел и начал подбираться поближе. Лемех на рогатине грозно нацелился на Скворцова. Полковник это увидел, мгновенно выхватил пистолет, и выстрел грянул, как гром с ясного неба. По этому знаку первая шеренга вскинула винтовки, унтер взмахнул рукой, и дружный залп загремел так страшно, что даже деревья закачались, а звук прокатился по полям и пригоркам.
Скворцов и солдаты стреляли в воздух, но толпу охватил неописуемый ужас. Те, что поближе к липе, стремительно отпрянули — всколыхнулась вся толпа. Одни проталкивались обратно, кое-кто пытался устоять на месте, но испуг оказался сильнее отваги. Верещали ребятишки, визжали бабы, вопили мужчины. Те, кто поосмотрительнее, бросились врассыпную, кубарем перемахивали через заборы в огороды и во дворы, другие прямиком пустились назад по улице.
Пользуясь замешательством толпы, солдаты перебрались через липу и старались опередить беглецов. Удалось удрать главным образом пастушатам, подросткам и тем немногим, кто стоял с краю.
Бежавшим по улице преградило дорогу неожиданное препятствие. Со стороны поместья загудела земля и, как вихрь, на полном скаку появился драгунский эскадрон. Поднялось еще большее смятение. Первым столкнулся с драгунами верховой бродяга, забравшийся дальше всех. Он норовил проскользнуть вдоль забора, но его конь споткнулся, оступившись в канаву. Бродягу сразу схватили, связали и сдали под караул.
Теперь драгуны, рассыпавшись цепью, стали напирать на толпу. Напрасно Казис Янкаускас пытался вспугнуть лошадей. Драгун саблей сбил его серп, самого Казиса схватили солдаты и вместе с другими погнали к конвоирам. Под стражей сразу оказались и Марце Сташите, и Григалюнене, и Винцас Бальсис, Ионас Кедулис, Дзидас Моркус, Пранайтис. Последний отбивался и сошником ранил драгунскую лошадь, но получил удар по голове и, обливаясь кровью, рухнул на землю. Его схватили и связали руки.
Даубарас, попятившись к забору, изумленно следил за происходящим. Конь рвавшегося вперед драгуна стал прижимать его к явору. Старик откинулся назад, поскользнулся обеими ногами и упал, стукнувшись о булыжник. Что-то треснуло в старческой груди, он почувствовал
Тем временем из поместья рысью прискакал управитель Пшемыцкий. Поздоровавшись с полковником и вахмистром, он оглядел арестованных и указал в толпе еще нескольких мужчин и женщин, которых солдаты немедленно схватили и отвели к конвою.
Пшемыцкий заметил и Катре Кедулите, прятавшуюся за спинами крестьян. Он указал на нее полковнику Скворцову. Прищурившись, полковник оглядел девушку, погладил свою рыжую бороду и восхищенно ответил Пшемыцкому:
— Красавица, бесспорная красавица!.. Не беспокойтесь, господин управляющий. Ничего плохого с ней не произойдет. Вижу, она питает к нам ненависть. Для вразумления не мешало бы ей всыпать двадцать горячих!
Это у меня самая малая порция. Но если такова воля пана Скродского…
Оборвав фразу, он повернул коня к стволу липы и подал знак. Все умолкли, и он вновь заговорил низким, далеко разносящимся голосом:
— Хозяева! Вот каковы последствия того, что вы, доверясь злонамеренным подстрекателям, превратно истолковали манифест и положение его императорского величества. С душевной радостью доложу господину губернатору, что крестьяне поместья Багинай уразумели свое заблуждение, изъявили полную покорность властям и законам и с завтрашнего дня все выйдут на работу. Главных виновников для примера и назидания прикажу наказать — от пятидесяти до ста розог. Кроме того, во избежание всяких недоразумений и невыполнения повинностей, в Шиленай, Палепяй, Карклишкес и Юодбаляй у каждого хозяина, владеющего наделом, будет стоять по два солдата и два коня, кто владеет половиной надела — у того по два солдата без коней, впредь до установления порядка и неукоснительного повиновения властям и барину. Объявляю также еще раз к сведению всех хозяев: в течение двух лет со дня издания манифеста подписать с помещиком выкупные грамоты — кто сколько получает земли и какие за это обязуется выполнять повинности перед казной и поместьем. Все ли ясно, хозяева?
Никто не отозвался. Только вороны каркали на верхушках яворов и Даубарасова собака выла в подворотне.
— А коли все ясно, — добавил Скворцов, — то быть по сему! Теперь накажем особо виновных.
В сопровождении своего адъютанта, вахмистра, Пшемыцкого, командиров роты и эскадрона полковник зашел во двор, где конвоиры окружали арестованных — около тридцати мужчин и пять женщин. Пшемыцкий с полковником условились главных зачинщиков передать для суда и наказания пану Скродскому. Отобрали Пранайтиса, Андрюса Сташиса с Марце, Казиса Янкаускаса, Дзидаса Моркуса, Винцаса Бальсиса и Норейку, хотели забрать и Даубараса, но тот с посеревшим лицом, зажмурившись, так стонал у забора, что казалось — доживает последние часы. Полковник велел оставить его в покое.
Отобранных поручили особенному надзору. Остальных предстояло наказать на месте. Несколько солдат уже заранее тащили охапки ракитных прутьев, другие подыскали место для экзекуции — заросший муравой косогор возле Сташисова явора, где у забора подальше от улицы есть маленькая площадка, открытая со всех сторон. Начальство желало, чтобы возможно больше людей увидело расправу. Поэтому драгуны окружали всех, кто был на улице, а заметив кого-нибудь во дворе, также сгоняли глядеть на экзекуцию.
Начали с конного бродяги. Обыскали, осмотрели обнаруженные у него бумажонки, его одежду и шапку и установили, что это беглый солдат Людвикас Мулдурас из деревни Нацюнай, поместья Лауксоджяй Биржайской волости.