Повязанный кровью
Шрифт:
Самогон, прямо скажем, отвратительный, посторонний привкус никто не почувствует. И не откажется ведь никто от дармовой выпивки – кого-кого, а трезвенников среди солдат считай что и нет. Вот с монахом придется что-то делать, этот поборник трезвости нам всю малину испортить может.
– Долго еще нам ждать, пока вы пожрать принести соизволите? – рявкнул заглянувший на кухню капрал, но, заметив уже приготовленный бочонок с кишкодером, сменил гнев на милость. – Давайте живее уже!
Арчи и Шутник кинулись накрывать на столы, я вынес бочонок самогона и вернулся на кухню за кружками. Пока все шло просто замечательно: зевавшие кавалеристы спустились на обед все как один, и только монаха не было видно. Надеюсь, этот тип и вовсе
Голодные солдаты мигом смели со столов, надо сказать, скудноватое угощение и в один присест расправились с бочонком кишкодера. Кто-то уже начал намекать на продолжение застолья, но капрал тут же разогнал всех отсыпаться, оставив лишь по караульному на первом этаже и на улице у конюшни. Излишней самоуверенностью этот служака не страдал и хотел быть готовым к любым неожиданностям.
– И что теперь? – убирая со стола объедки, тихонько поинтересовался у меня Арчи.
– Час, самое большее два. – Выкатив из-под стола пустой бочонок, я пинком отправил его к кухонной двери. Осоловело уставившийся в открытое окно кавалерист, под рукой у которого лежал взведенный легкий арбалет, вздрогнул, оглянулся и вновь облокотился на широкий подоконник.
– А если неладное почуют? – забеспокоился Шутник.
– Будешь насчет заразного постояльца байки травить, – предположил я.
– Какая разница? Все равно вздернут, – скривился тот. – Когти рвать надо.
– Отстань, – отмахнулся я.
Минут через пятнадцать Арчи закончил протирать столы и присоединился к нам на кухне. Кавалерист к этому времени закрыл ставни и уселся рядом с входной дверью.
– Бежать надо отсюда, – повторил свое предложение Габриель. – Как бы потом поздно не оказалось. А ну еще кто нагрянет?
– Думаешь, тебя отсюда выпустят? – Арчи выглянул в приоткрытую кухонную дверь на широко зевнувшего караульного. – Без лошадей далеко не уйти. Придется ждать.
– Кейн, сколько ждать-то? – вновь пристал ко мне Шутник.
– Уже недолго осталось, – с большей уверенностью, чем испытывал сам, заявил я.
– Ну и как мы узнаем, что пора?
– А по вот этому караульному и узнаем, – кивнул я на боровшегося со сном кавалериста, и мы все втроем уставились на него.
А с ним действительно вскоре начало твориться что-то неладное: он постоянно вертелся на скамье и, несмотря на расстегнутый ворот колета, никак не мог отдышаться. Под конец солдат не выдержал и поднялся на ноги, но сразу же растянулся на полу. Вместо крика из его горла вырвался лишь хрип, и, как ни пытался караульный залезть обратно на скамью, отнявшиеся руки и ноги отказывались ему повиноваться.
Вытащив спрятанные меж бочонков самогона мечи, я подбежал к отравленному солдату. К этому времени он уже потерял сознание и из уголка его рта сочилась длинная струйка слюней, а каждый вздох давался со все большим трудом.
– Габриель, проверь, что на конюшне. – Ухватив тяжелую киянку, которой здесь, видимо, выбивали из бочек пробки, Арчи начал подниматься по лестнице. – Кейн, монах не пил.
– Да знаю я. – Высвободив из ножен мечи, я бросился вслед за ним.
Мы уже поднялись на второй этаж, когда распахнулась дверь напротив комнаты Бернарда и в коридор почти вывалился капрал кавалеристов, мундир которого оказался выпачкан свежими потеками рвоты. Из-за сильно расширенных зрачков он не сразу сумел заметить метнувшегося к нему Арчи, а в следующее мгновение здоровяк со всего размаху опустил ему на голову киянку. Сухо треснули шейные позвонки, и капрал замертво повалился на пол.
– Что здесь?.. – На шум падения тела из своей комнаты выскочил монах, но, прежде чем он успел поднять тревогу, я нанес ему два удара: один клинок уколол в горло, второй глубоко увяз в животе.
Больше никого способного держаться на ногах среди кавалеристов не оказалось: одни уже отошли в мир иной, другие только
Наскоро обшарив их пожитки, мы с Арчи ссыпали все найденные монеты в один кошель. Несмотря на попытки здоровяка отговорить меня, я к тому же снял с шеи парня в монашеском одеянии золотую цепочку с совсем не подобающим для божьего человека украшением: в центре тонкого диска была выдавлена драконья голова. Да к тому же по его краю вилась весьма странная надпись, состоявшая большей частью из эльфийских рун, иногда перемежевавшихся вовсе уж непонятными символами неизвестного мне алфавита.
– Плохая вещь, – буркнул Арчи. – Приметная слишком – никому не сдашь.
– Зато весит солидно, – остался я при своем мнении, и мы поспешно спустились на первый этаж. – На крайний случай оставлю.
Уже вернувшийся в обеденную залу Шутник сообщил, что карауливший конюшню кавалерист отдал богу душу и теперь никто не сможет помешать нам отсюда убраться. Впрочем, Арчи суетиться не стал, и сначала мы отправились вытаскивать увязшую в грязи телегу. На наше счастье, дорога к этому времени немного просохла, да и лошади кавалеристов оказались куда здоровей наших замученных коняг.
Подогнав телегу прямо к постоялому двору, мы сбегали за Бернардом, загрузили немного припасов и, подпалив на всякий случай дом, отправились в путь. Что же, надеюсь, наше дальнейшее путешествие не будет омрачено подобными происшествиями. А то и в самом деле начинает закрадываться мысль о притаившемся за левым плечом черте.
Оаквуд и окрестности
Должно быть, нам просто повезло – в пришедшей на дорогу с наступлением дня неразберихе шансы благополучно добраться до границы с Йорком весьма существенно возросли. Думаю, уже к вечеру среди Йоркских командиров найдутся люди, на которых сгрузят тягомотную обязанность поддержания порядка и задержания всех подозрительных личностей, шляющихся по Долине Кедров без достаточных на то оснований. А пока в победной лихорадке один за другим мимо нас проходили на юг войска, сопровождаемые непременными обозами, маркитантками и мошенниками всех мастей.
Так вот и вышло, что почти до самой границы никому и в голову не пришло поинтересоваться, с какой целью отправились в путь четыре мужика, а несколько раз останавливавших нас красных кошек больше интересовала возможностью разжиться чем-нибудь съестным.
Обычные в таких случаях вопросы: кто? куда? зачем? что везете?
Обычные опять-таки ответы: батраки, домой, лето кончилось, припасов маленько, родным гостинцы.
Первый раз такое внимание стоило нам бочонка кишкодера, второй – двух кралек кровяной колбасы. На спящего тайнознатца внимания никто не обращал: перед выездом с постоялого двора мы догадались его переодеть, а заодно и облили новую одежку самогоном. Подумаешь, перебрал человек. С кем не бывает?
Впрочем, надо отметить, в своей поездке на север мы оказались отнюдь не одиноки: очень многие стремились убраться подальше от разгоравшейся войны и переждать лихое время у родни. Тем более что победу Йорка нельзя было считать окончательной: судя по мимоходом услышанным разговорам, хоть весь север Долины Кедров и оказался под контролем красных кошек, но у Нового Перента до сих пор продолжались бои, исход которых не решался пока предсказать никто.
Так что мы, не особо спеша, но и не устраивая остановок, тащились на север. Иногда приходилось съезжать с дороги и пропускать мчавшихся навстречу всадников и растянувшиеся армейские обозы, иногда помогать выталкивать застрявшие впереди телеги. К счастью, прихваченных с постоялого двора запасов оказалось вполне достаточно для утоления голода, и единственное неудобство доставляла невозможность хоть немного выспаться: короткую соломинку вытащил Шутник, и именно он сейчас спокойно себе посапывал, растянувшись рядом с Бернардом.