Повязанный кровью
Шрифт:
Тут мне делать, похоже, уже нечего.
Безмятежно распахнув входную дверь, я замер как вкопанный: телегу с посмурневшим Шутником окружила полудюжина солдат. И, что самое поганое, в его сторону посматривали три остановившихся у ворот всадника: два обычных кавалериста, а третий наряжен в черный балахон, как две капли воды похожий на одеяние зарезанного мной в «Приюте скитальцев» монаха.
– Тащите его сюда! – крикнул судя по украшенному золотым шитьем мундиру занимавший в войсковой табели о рангах вовсе не последнюю строчку кавалерийский офицер. – И дом обыщите.
И
«Бежать, бежать немедленно!» – мелькнула в голове мысль, и я подался в глубь помещения.
Бежать? А как же Шутник? И Арчи не след в этой передряге оставлять. Не по-людски это. Но зато шансов незаметно улизнуть куда больше.
Только вот когда я Габриелю про деление всех людей на своих и чужих рассказывал – душой ничуть не кривил. Есть такое дело, никуда от него не деться. На чужих плевать. А вот если своих начать предавать, то какой смысл дальше-то жить? Ну протянешь за чужой счет пару годков, толку-то? Так и так в край теней отправляться и твой черед когда-нибудь придет. Неужто лучше в одиночестве под забором сдохнуть?
Нет, друзей надо держаться. У меня, прямо скажем, не слишком много тех, кого действительно можно назвать «своими». И, как ни крути, не отнести к ним Арчи и Шутника я не могу. Не по совести это будет.
А, твою тень!
Помирать, так с музыкой.
Нашарив в суме холодную, будто отлитую из металла шишку, я ногтем нащупал острый край чешуйки и спокойно вышел на крыльцо.
Заметив меня, уже слезший с телеги Габриель округлил глаза, но, когда, сверкнув в воздухе, серебристая шишка плюхнулась в грязь рядом с солдатами, сообразил, в чем дело, и одним махом метнулся обратно.
Веером разошедшиеся осколки взметнули в воздух грязь и расшвыряли в разные стороны не догадавшихся разбежаться пехотинцев. Уцелел только один – тот, который в момент взрыва находился с другой стороны телеги. Ошалело стерев со лба чужую кровь, он начал поднимать меч, но выхвативший из-под кучи наваленных на дно дерюг цеп Шутник первым делом с размаху впечатал шипованный шар в его побледневшее лицо и только потом рванул ко мне.
Придерживая входную дверь открытой, я отступил внутрь дома, но в этот момент выпущенный одним из кавалеристов арбалетный болт угодил Габриелю в затылок, и он безжизненной куклой повалился на землю.
– Арчи! – во всю глотку заорал я и, задвинув щеколду входной двери, бросился на кухню. – Дёру!
Полотер непонятно для чего загородил мне дорогу, и я не особо сильным ударом в челюсть отшвырнул его в сторону. Во входную дверь заехали чем-то тяжелым, но засов пока выдержал.
Не дожидаясь буквально скатившегося по лестнице здоровяка, я промчался через кухню и выпрыгнул в открытое окно. Увернуться от копыт несшегося прямо на меня всадника удалось только чудом. Солдат замахнулся длинной саблей, но выскочивший вслед за мной из окна кухни Арчи ухватил его за ногу и вышвырнул из седла. Прийти в себя после падения кавалеристу уже не довелось – я воткнул засапожный нож ему в горло чуть выше кольчужного ворота.
– Шутник?! – отпрыгивая от вставшей на дыбы лошади, проорал
– Мертв! – выкрикнул я и бросился к забору.
О Бернарде мы даже не вспомнили – нам бы самим ноги унести, его уж точно из этой переделки не вытащить.
Все шло удачно до того момента, как мы перемахнули через ограждавший деревню невысокий плетень. Увязавшийся за нами второй кавалерист появился именно в тот момент, когда Арчи уже закинул ногу на забор, и арбалетный болт, слегка зацепив бедро, оставил длинную кровоточащую рану.
Зарычав от боли, здоровяк тем не менее нашел в себе силы добежать до опушки леса, а там нога начала отниматься, и мне пришлось помогать ему продираться сквозь густой подлесок. Наспех затянутый на бедре жгут ситуацию не спас, и, когда нам удалось переправиться через лесной ручей с каменистым дном и быстрым течением, я закинул Арчи на закорки и потащил дальше. Время от времени здоровяк пробовал передвигаться самостоятельно, но все это кончалось тем, что он обхватывал меня за шею и мы плелись дальше. Уж не знаю, откуда взялись силы, но обессиленно я рухнул на землю, лишь когда мы убрались от деревни на довольно приличное расстояние.
Худо мне: в глазах мелькают светящиеся точки, легкие разрываются от боли, а ноги просто больше не разгибаются. Плеснув в лицо студеной воды из протекавшего по дну глубокого оврага ручейка, я напился и замер, прислонившись спиной к стволу вырванного с корнем вяза.
– Найдут нас здесь? – немного отдышавшись, поинтересовался я у неподвижно растянувшегося на земле Арчи.
– Егеря б нашли, да только их первым делом в Долину Кедров отправить должны были, – ответил тот после долгого раздумья. – Простые пехотинцы не найдут, даже если с собаками искать будут. Кровь я давно остановил, да еще по ручьям сколько отмахали. Нет, не найдут.
– А монахи эти странные?
– Монахи действительно странные, – вздохнул Арчи, припоминая участвовавшего в погоне человека в черном балахоне. – Только на лесовиков-тайнознатцев они ни капельки не походят. А по моей крови поисковое заклинание никому не сотворить: Захар Осока всю нашу дружину давным-давно зачаровал.
– Твоими бы устами, – вздохнул я. – Шутника жалко…
– Да, ни за что сгинул…
Я отполз от ствола и, растянувшись на сырой земле, оглядел приютивший нас овраг, крутые склоны которого заросли колючим кустарником и блеклой от недостатка солнечных лучей травой. Кроны деревьев сходились над головой, и, лишь когда легкий ветерок принимался трепать листья, сквозь них проглядывали голубовато-серые пятна вечернего неба.
Поваленный ствол оказался не единственным: дальше в лесу начинался настоящий бурелом. Да и деревья здесь росли не в пример гуще, чем на опушке. Пока через такую чащобу пролезешь, всю одежду издерешь. Хоть бы тропку какую найти.
– Дальше что делать будем? – Усевшийся на земле Арчи сорвал и отправил в рот несколько ярко-красных ягодок костяники. – Надо бы лесами уходить.
– Уходи, – рассеянно кивнул я. – А у меня еще дела здесь.
– В поместье Берингтонов? – высказал предположение прищурившийся здоровяк.