Пояс Богородицы

Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич

Силы были на стороне татар, и они, казалось, вот-вот прорвут поредевшую цепочку защитников, как вдруг из лесу вылетел отряд всадников с обнаженными саблями и, с разгону подымая веер брызг, влетел в воду, которая через несколько минут окрасилась в красный цвет — ордынцы были порублены в несколько минут.

Спасенные пушкари ликовали и кричали, размахивая шапками:

— Ура удалому князю Холмскому!

— Который тут Холмский? — спросил Картымазов.

— Да вон он — спаситель наш! — указал пушкарь на командира отряда, только что одержавшего победу.

Картымазов на берегу встретил отряд, выходящий из воды, и поклонился.

— Князь Даниил! Я с приказом от великого князя!

— Иваныча или Васильича? — весело спросил Холмский.

— Ивана Васильевича, — показал Картымазов печать на верительной грамоте.

Холмский внимательно осмотрел печать и вернул грамоту.

— И чего государь хочет?

— Государь требует, чтобы ты и великий князь Иван Иванович тотчас скакали в Москву вместе со мной.

— Э-э-э, братец, не так быстро! Государь что — не получил нашего донесения? Он что — не знает, что главные силы неприятеля собраны здесь и с минуты на минуту начнут переправу?

— Мне ничего об этом не известно, — сухо ответил Картымазов. — Я лишь выполняю поручение.

— Твое счастье, что великий князь Иван час назад прибыл сюда. Поехали к нему, я без его решения никуда не поеду.

Они развернулись и поскакали по так хорошо известной Федору Лукичу дороге в сторону его дома.

— Это недалеко, — успокоил князь Холмский, — пару верст. Я тут остановился в одной захудалой деревушке — Картымазовкой зовется, а великий князь приехал утром, чтобы самому осмотреть, что делается на берегу. А тут вон вишь, что творится! Атаку за атакой отбиваем! Если бы не пушки мастера Аристотеля — ордынцы давно бы речку перешли! Но нас предупредили заранее об их приходе сюда, и мы успели по всему берегу выставить орудия — вот это был для них подарочек! Они от удивления чуть с коней не попадали! Одно плохо — эти пушки и пищали ломаются, лопаются от перегрева, их все меньше, надо срочно новые подвозить…

Рядом с деревней стояло множество военных шатров, на кострах готовили еду, одним словом, Картымазовка превратилась в настоящий военный лагерь.

Во дворе Картымазова, чуть подальше от его дома, в саду стояли три больших голубых шатра, и Холмский направился туда.

Как раз в эту минуту Петр Картымазов и Василиса Петровна с корзинами в руках шли им навстречу из леса, что находился прямо за садом.

Увидев Картымазова на коне, как ни в чем не бывало едущего рядом с князем Холмским, живущим здесь уже две недели, они застыли как вкопанные, едва не выронив корзин.

— Отец? — не веря своим глазам, спросил Петр.

— Господи, Федя! — радостно перекрестилась Василиса Петровна.

Картымазов и глазом не моргнул.

— Не видите, я занят, — сказал он. — Освобожусь и загляну в дом.

На этот раз удивился Холмский.

— Что я слышу? Уж не Картымазов ли ты?

Картымазов не успел ответить.

Из шатра вышел стройный высокий молодой человек с книгой в руках.

Наследному великому князю Ивану Ивановичу, называемому Молодым, для отличия от правящего великого князя — тоже Ивана, было в то время двадцать два года. Он взял от отца высокий рост и стройную фигуру, а от покойной матери — Марии Тверской — нос без горбинки, нежную кожу и голубые глаза. У него было задумчивое серьезное лицо, и книга в руке шла ему, пожалуй, больше, чем сабля на боку и дорогой, украшенный золотом военный наряд.

Князь Холмский, его свита и Картымазов спешились и поклонились.

— Позволь представить тебе хозяина этого имения, дворянина Картымазова, — сказал великому князю Холмский. — Он прибыл в качестве гонца от твоего батюшки к тебе и ко мне. Государь желает, чтобы мы немедленно ехали к нему в Москву.

Великий князь Иван Иванович внимательно посмотрел на Картымазова, мельком на Холмского и спокойно сказал:

— Войдем в шатер.

В богато убранном шатре он положил книгу на стол, повернулся лицом к Картымазову и сказал:

— Прошу передать батюшке, что мне нельзя сейчас уехать отсюда. Ждем татар., Они могут перейти Угру в любое время.

Он повернулся к Холмскому и очень просто, без всякого пафоса, спокойно сказал, словно констатируя бесспорный факт:

— Лучше мне умереть здесь, чем удалиться от войска.

— Я тоже остаюсь, — сказал Холмский.

— Передай батюшке наши извинения. Ты сам все видел.

Великий князь ласково улыбнулся Картымазову неожиданно светлой улыбкой и добавил:

— Проси батюшку поклониться от меня бабушке — я ее очень люблю. Теперь ступай.

Выйдя из шатра, Картымазов первым делом направился к своей конюшне. Конюх остолбенел, не веря своим глазам.

— Этого коня накормишь, напоишь, и пусть отдыхает. Через полчаса подашь мне Пегую. Оседланную и готовую для дальнего пути.

Конюх, наконец, пришел в себя и хотел схватить хозяйскую руку для поцелуя, но Картымазов хлопнул его по плечу и вышел.

В доме он, наконец, ласково обнялся с женой и сыном.

Потом спросил:

— А где мои псы?

— Заперты все на псарне! Где ж еще! Война ведь во круг!

— А, ну да — это правильно, — успокоился Федор Лукич.

Горячий обед ждал на столе.

Жена и сын наперебой рассказывали ему новости и успели сообщить почти обо всем.

Ровно через полчаса конюх доложил, что лошадь подана.

— Ой, — всплеснула руками Василиса Петровна. — Уже? Феденька, ты хоть по дороге заедь в Медведевку, повидай внучков и Настеньку — она так обрадуется!

Картымазов секунду колебался.

— Нет, — сказал он. — Это крюк. Поеду прямо на Москву. Меня великий князь ждет.

Всю последующую жизнь он жалел об этом решении…

…— Я никуда не поеду! — упрямо заявила Софья Фоминична.

— Послушай, государыня, — начал раздражаться Иван Васильевич, — нельзя рисковать! Ты и наши дети — самое ценное, что у меня есть! Я уверен, что нам удастся справиться с Ордой, но ты же сама знаешь — береженого Бог бережет!

— Государь, — повысила голос Софья, — я не желаю на глазах всего моего народа позорно бежать из столицы в час опасности! Я византийская принцесса! Мои предки гибли, но никогда не бегали от врага!