Поймай падающую звезду
Шрифт:
— Меня, — говорит он сурово, — твои дурацкие дела ничуть не интересуют! Дурень ты! — Ну и что! Меня другое интересует: твоя честь. Ты честный человек?
— Да, — выдавливаю я из себя. — Я известен своей честностью!
— Тогда подписывай! — велит он.
И я — а куда денешься? — подписываю. Становлюсь вторым членом знаменитого Общества честных грибников и вторым подписантом славного Кодекса честных грибников.
Потом мы вместе почистили эти боровики и подготовили их к сушке.
— Но чтоб ты знал, — напоминает он, — я понятия не имею, откуда у тебя эти грибы! Я такое поведение — презираю! Да и себя немножко,
3
После этого мы с Ацей вступили в кое-какие переговоры, причем преимущество в них было на моей стороне.
— Если ты полагаешь, — сказал я ему, — что честный грибник не должен унижаться, покупая грибы, то ничуть не лучше, если он отправляется по грибы на машине. Честный грибник — пешеход. И если в походе за грибами используется такое техническое средство, как автомобиль, можно сказать, что моральный облик такого грибника сомнителен.
А у него была какая-то допотопная машина, которая, как ни странно, все еще ездила и которую у него отнял сын, работавший врачом в Валево. И когда тот навещал отца на горе, Аца тайком от меня садился в эту развалюху и возвращался с полным багажником. При этом он был настолько испорчен — держись подальше от бывших подмастерьев! — что никогда не сообщал мне, куда направляется, не говоря уж о том, чтобы взять меня с собой.
Так что, используя мораль в качестве аргумента, я уговорил его хотя бы разочек прихватить с собой и меня.
И вот однажды, ранним октябрьским утром отправились мы к горному приюту, вниз по дороге на несколько километров. Нам казалось, что там мы найдем нетронутые места. Посетители приюта по грибы не ходят, а окрестные жители, сочли мы, уже спустились в города. Грибные места тут вряд ли были богатыми, но мы думали, что их тут, по меньшей мере, много.
Рассовав по карманам мешочки, мы взяли еще и по торбе. А я вдобавок прихватил свое знаменитое оборудование, по которому все обитатели горы узнавали меня — крепкий суковатый русский посох, синий шведский перочинный нож острее бритвы и легкую, но прочную корзину из Багрдана. На голове у меня, естественно, была соломенная шляпа, изготовленная в Бечее. Такой международной экипировкой, достойной Объединенных Наций, может обладать только грибник высшей категории.
Сели мы в Ацину машину, и я принял на колени своего четырехлетнего Тузика. Небольшой сварливый дикарь, подобранный здесь же три года тому назад, с шелковистой бежевой шерстью и белым фартучком на груди, с примесью гончей, он был живым и гордым созданием, постоянно демонстрирующим готовность искусать кого попало. Благодаря своему скверному и настырному характеру он часто попадал в неприятное положение. При всем этом он обожал кататься на машине и шататься по лесу и потому на коленях у меня дрожал от возбуждения; восьмилетнюю бородатую госпожу Юцу, очень милую и добродушную крупную дворняжку, уже несколько отяжелевшую, я оставил дома, что весьма удивило ее. И еще присоединился к нам Ацин знакомец и сосед по Валеву, который собирался просто-напросто размяться, не претендуя на грибы.
Добрались мы до каменистой промоины справа от асфальтированной дороги, где за чьим-то домом начиналось что-то вроде грунтовки. И Аца погнал по ней свой потрепанный довоенный «фольксваген».
Через двести метров мы встали. Тут начинался широкий травянистый язычок со склонами по обеим
Чтобы не мешать друг другу, мы разделились. Аца с приятелем выбрали верхнюю сторону, прямо по направлению к рощам, более подходящую для пешего хода, а мы с Тузиком решили пройтись по левому тенистому склону, который, если по правде, обещал чуть больше.
Договорились встретиться на этом же месте через два часа. А чтобы не заблудиться, условились время от времени аукаться. Лучше было бы пересвистываться, заложив два пальца в рот, но этому мы так и не научились.
4
В сопровождении Тузика спускаюсь по левому склону. Он круче и глубже, чем казался сверху. Через сотню метров я останавливаюсь перед полуразвалившимся плетнем вокруг какой-то хижины, которая стоит еще ниже, и поворачиваю вправо, двигаясь параллельно Аце.
Я на откосе и осторожно спускаюсь к невидимому дну промоины. Попадаю в высокий тенистый смешанный лес, в котором растут сосны и буки со стволами обхватом в полметра. Справа, высоко наверху, словно какие-то небесные срубы, возвышаются два-три заколоченных досками строения, которые отсюда кажутся мне огромными.
Я стою в широком пересохшем русле, которое должно ожить в сезон дождей, в засохшем иле с разбросанными крупными черными камнями. И начинаю потихоньку двигаться вверх. Куда приведет меня этот подъем — не знаю.
И все-таки мечтаю о том, как встречу царский боровик весом в килограмм, и потому внимательно оглядываюсь по сторонам. По берегам сумрачного естественного окопа, при условии, что растения на них сохранили влагу, можно, как подсказывает мне опыт, встретиться со своей мечтой. Потому и шурую посохом в подсохшей высокой траве, надеясь обнаружить ее спутниц — оранжевых лисичек и более светлых ежевиков, а также тех, кого я по неразумию считаю ядовитыми. Но все кругом сухо, и нигде ничего нет.
Время от времени вскарабкиваюсь и на более крутую правую сторону; левая более пологая, но я не хочу слишком удаляться от Ацы. Там, под толстенными стволами, нахожу только почерневшие обломки известняка, обросшие длинными бородами засохшей травы, и более ничего интересного. Все кругом усыпано почерневшими иголками и листьями и завалено черными ветками, в которых я то и дело путаюсь. Думая о том, что на некогда ухоженных участках перед домами могли бы прижиться мелкие боровички, белые или подберезовики: пробираюсь сквозь сухостой к домам. И опять — ничего. Только две-три кучи бытовых отходов — хозяева, похоже, не придумали лучшего способа, чтобы отметить свое летнее пребывание.
Вновь спускаюсь в промоину. Помогаю себе посохом и корзиной.
Начинаю движение, а тишина вокруг наступила страшноватая и таинственная, и только время от времени слышу за спиной пса, обследующего сухую траву и помойки. Пес чихает и фыркает, отмечая этим обнаруженные запахи.
— Эй! Аца! — кричу отсюда. — Эй!
Остановился в ожидании ответа. Никто не откликается. Наверное, язычок, на котором мы расстались, не такой уж и узкий. А если друг мой направился к противоположному склону, то расстояние между нами, должно быть, немалое, к тому же разделенное возвышенностью. Если переберусь через промоины, думаю я, то мы сблизимся и наверняка друг друга услышим.