Поющая все песни
Шрифт:
— Они такого не видели! — радостно сказала она.
Она говорила о пиратах «они», а не «мы». Она не знала, как долго была на корабле, может, три времени года, может, шесть. Полгода или год.
— Я подросла после того, как меня продали, это все, что я знаю, — сказала она, глядя на свою руку, торчащую из рукава.
Калвин сказала:
— Когда мы вернемся на «Перокрыла», я дам тебе одежду, — она говорила увереннее, чем ощущала себя.
Мика покачала головой, закрылась.
— Бабушка шила это для меня, — она обняла себя руками, прижимая выгоревшую
Калвин пыталась придумать способ спасти остальных, застрявших на «Перокрыле». Пару раз она думала, что замечала кого-то у окошек, но не была уверена. На борту того корабля тоже были пираты. Калвин отдала бы всю новую силу, лишь бы побывать там и увидеть, что Дэрроу и остальные в порядке. Но за ними пристально следили.
А потом Мика пришла утром с мрачным видом.
— Они увидели сушу.
Калвин попыталась увидеть что-то в их окошко.
— Сушу? Какую? — вдали на горизонте было темное неясное пятно, может, туча или тень.
— Дорьюс, — сказала Мика. — Мы будем в гавани до ночи.
Семь
Кровавая луна
Огромный пик в центре острова Дорьюс поднимался хмурым темным силуэтом на фоне желтого неба, вокруг него кружили мелкие острова, на этот пик все смотрели.
Весь день моряки нюхали воздух, запах серы с острова разносился над волнами и проникал под палубу. Калвин вдыхала и представляла желтое пятно в ноздрях и горле, воздух был густым, металлическим. Она не могла поверить, что люди жили, ходили и ели среди такого запаха.
Два корабля бросили якоря у одного из мелких каменистых островов, что были рассыпаны вокруг Дорьюса. Тут была база пиратов, они считали тут монеты, бились, рыбачили и чинили корабли, тут они растили славу и оставляли своих женщин. Как все дорианские острова, это место было жарким и лишенным законов. Там было несколько высоких деревьев, хижины грудились у мелкой гавани, были из камней и водорослей. Кусты славы выглядели ржавыми, росли из трещин меж камней, едкий запах славы смешивался с запахом серы. Зеленые пятна сока славы усеивали землю.
Солнце село, а воздух в каюте остался жарким и удушающим. Звуки веселья пиратов доносились с берега, фонари висели вдоль края воды, желтый болезненный свет мерцал на потолке и стенах. Калвин тихо запела, и чары принесли прохладу в воздух, Мика присоединилась к голосу Калвин, и ветер разнес прохладу над их кроватями.
Мика сказала:
— Завтра он поведет твоих друзей на рынок рабов в Дорьюс, — он был капитаном пиратов.
Песня Калвин дрогнула, но она не ответила. Мика приподнялась на локте.
— Калвин, ты меня слышала? Пока он там, он будет спрашивать о торговце с пустым кораблем, чтобы продать тебя.
Калвин прервала чары.
— Что ты сказала? Какой пустой корабль?
— Пустой, как голова того, кто ест славы. Я сама видела. Корабль зовут чумным. Все его рабы, похоже, умерли. Он пытался купить меня, колдуна ветра. Во время Кита и Двух братьев, половину оборота лун назад, — объяснила она, вспомнив, что Калвин иначе толковала луны. Она отклонилась и убрала руки за голову. — Он думает, что дешевле купить одного колдуна ветра, чем корабль рабов, но этого не будет, не за ту цену, что он просит… Что с тобой?
Калвин судорожно выдохнула.
— Я его знаю, — сказала она. — Он не торговец. Это принц Меритуроса и колдун. Он двигает весла корабля чарами, а не рабами. Он… убил нашего друга. На западе.
— Вот как, — сухо сказала Мика. — Это повод не продаваться ему.
Калвин молчала. Мика резко сказала:
— Ты меня не слушаешь? Это наш единственный шанс, эта ночь! Можно выбраться отсюда, пока он пьет на берегу, а остальные жуют славы. Можно забраться на корабль твоих друзей.
— Это не так просто, Мика! — сказала Калвин. Мысли о Самисе вернули ощущения последних дней на «Перокрыле», отчаяние, ссоры, их безнадежность. Она мрачно сказала. — Даже если мы сбежим отсюда, все равно скоро будем в рабстве. У него. Кто знает, где оставаться лучше.
— О чем ты? — осведомилась Мика. — Ты больна? Говоришь во сне? Ты не хочешь быть свободной?
Калвин молчала. А потом медленно, с паузами, рассказала Мике о Самисе, его стремлении быть императором Тремариса, о его плане овладеть Девятью силами, и как он уже получил хотя бы пять из них.
— Мы хотели остановить его с друзьями. Но все это в прошлом.
— Ведь вы в плену.
— Нет. Нет. Все кончилось еще до этого.
— Не понимаю, — сказала Мика твердым и холодным тоном. — Этот колдун жестокий и плохой?
— Да. О, да, — Калвин подумала о белой фигуре падающей жрицы во дворе, о длинных ресницах Занни на бледных щеках, пока он пытался дышать в ту жуткую ночь, о триумфе во взгляде Самиса, когда он тянулся к Горну.
— И если он победит, люди пострадают? Погибнут?
— Наверное, — сухо сказала Калвин.
Мика села.
— Как по мне, те, кто видят зло, но никак не мешают ему раскрыться, не лучше того, кто творит зло. Если бы я могла побороть поработителей, когда они пришли в Эмеран, я бы это сделала. Я подавила его и экипаж, когда смогла, и заплатила за это. Но я была одна против многих. Ты, — она вскочила с кровати и указала на море, на «Перокрыла». — Ты с друзьями. Какое у вас оправдание? — ее голос был все выше от ярости, она почти кричала к концу.
Калвин села и смотрела на нее. Золотые глаза Мики блестели от гнева, а еще от разочарования. Калвин сказала:
— Он очень сильный. Он сильнее любого из нас, — но ее слова были вялыми, и она это знала.
— Лучше храбро попробовать и проиграть, чем забиться в угол и умереть от стыда и страха как… улитка!
Слова Мики жалили, как пчелы. Разве не это она говорила Дэрроу в Антарисе? Она презирала его за то, что он сдался отчаянию. Но потом она увидела, как Занни убили, все изменилось от этого. Но после этой мысли вспыхнул ответ, тяжелый, как удар в гонг: «Занни хотел бы, чтобы мы сражались. Или его смерть была напрасной».