Поющая все песни
Шрифт:
— Ты всегда звал Самиса чудом. Сильным магом. Но девочка с косами, может, с таким же даром. А то и сильнее, чем он.
— Может, — слово было таким тихим, что Калвин едва услышала его.
— Может, это она — Поющая все песни, а не он. Подумай! Я бы хотел увидеть его лицо, когда он поймет это, что его обошла девочка, даже не в юбке, — Тонно издал редкий смешок. — Да, я хочу увидеть тот день!
— Я бы не хотел увидеть тот день, — сказал Дэрроу, — когда они объединят силы.
— Она так не сделает, — тут же ответил Тонно.
— Он
Тонно рассмеялся снова, неуверенно, словно не знал, шутит ли Дэрроу.
— Да, кто бы из нас устоял перед этим? — Калвин услышала скрип его стула.
— Спокойной ночи, друг.
— Я разбужу тебя сторожить.
Тонно забрался на палубу, где сел в дозоре. Но она не слышала Дэрроу, он долго сидел за столом, задумавшись, и когда пошевелился, она уже видела тревожные сны.
Следующим утром она села рядом с Дэрроу у румпеля. Существа не вернулись, небо было чистым. Они обогнули южную сторону неизвестного берега, «Перокрыл» двигался на запад, прочь от утреннего солнца. Пейзаж с травами и кустами сменился утесами и скалами.
Дэрроу не поздоровался и не взглянул на нее, словно ее там не было. Калвин сидела в тишине, смотрела на темную линию берега. Ее горло сжалось, словно его связали нитью. Голос не удавалось выпустить.
Наконец, она сказала:
— Я такая неестественная?
Дэрроу сказал:
— Необычная, но не неестественная, — он знал, что она была там. Он посмотрел на парус и подвинул немного румпель. — Я подозревал, что ты нас слышала.
Калвин покраснела и быстро сказала:
— Тогда нужно быть осторожнее со словами. Ты должен знать, что я никогда не помогу Самису.
— Помни о своих словах, Калвин. У нас разные силы, но никто из нас не видит будущего.
Она смотрела на него с болью и гневом.
— Я могу обещать это! А ты? — слова вылетели раньше, чем она остановила себя. Он вздрогнул, словно она ударила его, и тихо сказал:
— Если бы мне пять лет назад сказали, что мой лучший друг станет мне заклятым врагом, попытается убить меня много раз, и что я буду желать ему смерти… — он затих и смотрел на волны. — Мы не знаем, что впереди, — его голос дрожал. — Но одно я вижу четко. Мы не справимся, если не будем доверять друг другу, — он посмотрел на нее пронзительными серо-зелеными глазами.
Они долго смотрели друг на друга, пока море шумело рядом, звучала песня Мики, ясная и дрожащая, как золотая нить. Она видела, что он знал о ее сомнениях, страхах, даже о чувствах к нему, их огрехи отражались на лицах друг друга.
Почему-то она подумала о Марне. «Не будьте врагами». Было просто позволить сомнениям вырасти в недоверие, недоверию — в горечь, а горечи — в ненависть. Самис тогда победит, даже не повысив голоса.
Злой свет угас в глазах Калвин, губы Дэрроу расслабились. Она протянула руку, и он обхватил ее ладонь и прижал на миг к своей щеке. А потом повернулся к румпелю и горам, что сияли снегом вдали.
— Смотри, Калвин, — сказал он. — Там твои горы. Если пойти на север, придешь в Антарис.
Калвин смотрела на тихие горы со странным ощущением в животе. Где-то на севере шла жизнь в Антарисе своим чередом. Осенние церемонии, листья деревьев в священной долине стали алыми. А потом листья опадут, и посреди зимы под голыми ветвями она стала бы жрицей. Может, она стала бы Стражницей Стены после Тамен. Теперь этому не быть.
Она посмотрела на сияющее море и чистый парус «Перокрыла». Она посмотрела на веселое лицо Мики, указывающей на косяк рыбы, на Траута, пытающегося неводом поймать неведомую рыбу, на Тонно, строго глядящего на них. Наконец, она мрачно улыбнулась Дэрроу. И она знала, что, хоть Самис был опасен для них, она лучше будет на «Перокрыле», чем где-либо еще в Тремарисе.
Скалы на берегу сменились плавными склонами. Появились деревья, сначала немного, а потом такой густой чащей у воды, что видно было лишь лес. Глаза Мики расширились от удивления, что в мире бывает столько деревьев. На островах редко два дерева росли бок о бок, а сто или тысяча в одном месте были чудом.
В трубу они увидели вспышки света: мерцание крыльев птиц, синее и желтое, деревья были в плодах, красных и золотых тяжелых шарах на ветвях.
— Стоит остановиться у реки, — сказал Тонно. — Нужно наполнить бочки водой.
— И я хочу попробовать фрукты, — сказала Мика с тоской. — Клянусь, еще тарелка рыбы и бобов, и меня стошнит. Хоть это и лучшие рыба и бобы, — добавила она, увидев хмурого Тонно, который готовил почти все дни.
Траут первым увидел гавань. Ветер стал слабее, но не пропал, они спорили, стоит ли Мике или Калвин призвать ветер, когда Траут завопил. Они собрались на боку корабля, смотрели на берег, а Калвин задержала дыхание, ведь вдоль берега росли огненные деревья в осенних красках. Узкая ниша была выделена красным среди густого зеленого леса. Калвин знала лишь одно огненное дерево в священной долине в Антарисе, но у воды их были сотни, словно толпа людей в алой одежде прижималась, чтобы посмотреть на них. Яркие листья шуршали на ветру, она знала этот шепот, но он был усиленным, словно хор пел у воды. Она прошептала:
— Деревья поют…
— Это приветствие, — сказал практичный Тонно. — Чуть дальше ручей. Свежая вода. Дэрроу, помогай. Мы тут бросим якорь.
Пока все опускали якорь и готовили лодку и бочки, Калвин осталась у борта, смотрела на деревья. Когда Мика коснулась ее локтя, она вздрогнула.
— Ты очарована? Ты смотрела на деревья, стоило нам повернуть сюда.
Калвин поежилась.
— У меня странные ощущения от этого места.
— Плохие или хорошие?
— Не плохие, — медленно сказала Калвин, — но деревья словно зовут меня. Ты слышишь?