Поздний бунт. Андрей Старицкий
Шрифт:
За неделю мастера сделали великолепный возок. Оси кованные, не дай Бог на рытвинах не переломились бы деревянные. Колеса из дуба мореного с толстыми коваными ободами. Внутри возка просторно. Люлька, обитая войлоком, поверх которого - льняная ткань, медвежья полость и подстилка из спинки гагары, непромокаемая. И подвешена люлька к потолку возка, еще и к полу укреплена на растяжках, чтоб не слишком раскачивалась на неровностях дороги. Предусмотрены удобства и для княгини: может сидеть откинувшись, а если утомится, даже лечь. Сам царь осмотрел возок и, признав, что сделан он весьма ловко, поощрил мастеровых, дав каждому по рублю.
– Поезд оказался внушительным: сотни детей боярских царева полка - впереди. При возке Василий Иванович и Андрей Иванович на белых аргамаках в нарядных сбруях, путные слуги из бояр и дворян, а следом - малая дружина князя Андрея. Замыкали поезд брички с необходимым в пути скарбом, за которыми держалась, саженей на тридцать отстав, еще одна сотня детей боярских.
Ехали медленно, останавливались на несколько дней в вотчинах боярских и княжеских, оповещая хозяев загодя. Мать и сын не утомлялись такой дорогой, и все шло ладом до самой лавры, где поезд царский с младенцем встретил самолично настоятель, который и творил таинство крещения.
Помолившись несколько дней в храмах лавры, поклонились мощам святого Сергия и, оставив знатные вклады, дабы прилежно молились монахи за здравие княжича Владимира, определили время выезда.
– Что ж, с Богом, - благословил настоятель, - станем молить Господа о добром для вас пути.
– Мы разными путями поедем, - поправил царь настоятеля, - я прямоезжей дорогой - в Москву, а князь Андрей - в свою вотчину, в Старицу. О двух путях и творите ваши молитвы.
– Благослови вас, Господи, - осенил крестным знамением настоятель вначале царя, затем и князя Андрея.
– За добрый путь обоих помолимся.
Василий Иванович покинул лавру первым. Перед Расставанием сказал:
– Живи пока в Старице, расти сына-наследника. Позову только при крайней нужде.
– В Пскове ты и князь Михаил Глинский обмолвились о каком-то скором деле, похоже, важном. Не обойди меня.
– Пока не подоспело время для такого важного дела. В нем и тебе определено место, но пока о нем помолчу, чтоб не сглазить.
Конечно, не из-за опасения сглаза не говорил брат Василий о какой-то своей задумке. Иная причина есть. Ну да Бог с ним. Подойдет время - скажет.
Василий Иванович умалчивал о сговоре с Михаилом Глинским не из боязни сглаза или для сохранения тайности, он опасался осуждения со стороны младшего брата. Открытый Андрей, прямой, не принимает не только коварства, но даже лукавства, а в сговоре с Глинским хватает и того, и другого. Все свои связи использует Михаил Львович, всю свою хитрость, чтобы толкнуть Сигизмунда на опрометчивый шаг, но, к сожалению, пока это не удается. Князь Глинский признался в этом с полной откровенностью, хотя заверил, что придумал иной ход, при котором определенно станет без вины виноватым. Что за ход, не раскрыл даже царю, тоже, видимо, опасаясь, что тот не согласится с задуманным. Василий Иванович, конечно, понял, что затеял Глинский весьма сомнительное в вопросах чести дело, но не стал допытываться до сути, не стал и возражать. Ловко ли обо всем рассказывать брату Андрею? В лицо вряд ли он что скажет, но в мыслях осудит. А нужно ли ему, царю, терять уважение единственного из братьев, верного трону? Нет и еще раз - нет!
Вот так и разъехались братья в недомолвке. Худо вроде бы, но и для одного, и для другого лучше недомолвка, чем откровенность.
Минуло лето - захмурилось небо. Подули злые ветры, принося с собой нудные окладные дожди, и если бы не княжич Владимир, скучноватой была бы жизнь. Андрей и Ефросиний в уединенном уделе, непременно уехали в Москву. И всё же, несмотря на радость общения с сыном, ежедневно удивляющим новыми успехами в постижении жизни, князь Андрей и княгиня Ефросиния решили к Рождеству переехать в Кремль, а недели за две до этого хотели известить царя о своем намерении. Но вышло все иначе. Прежде чем князь Андрей послал в столицу вестника, от царя прискакал гонец со страшной вестью: их сестра Елена, вдовствующая королева польская, чувствуя притеснение Сигизмунда, решила покинуть Вильно и удалиться в свое Бряславльское имение, о чем письмом известила брата Василия Ивановича. Но то ли письмо это, тайно прочитанное приспешниками Сигизмунда, приняли за тайный сговор, то ли, получив неожиданный предлог возбудить против Сигизмунда Россию - Михаил Глинский позже признался, что все было сделано по его наущению, - только Елену арестовали, обвинив ее принародно в измене. Воеводы Николай Радзивилл-младший и Григорий Остиков увели ее из церкви во время обедни.
– Государь Василий Иванович велит тебе на этой же неделе прибыть в Кремль. Одному ли, с семьей ли - выбор твой.
Конечно, с семьей. Княгине уже надоела удельная жизнь, она страстно желала (не полностью открываясь мужу) жить в Москве, чтобы обрастать друзьями и подругами. Ефросиния понимала, что наследовать престол сыну Владимиру будет тем легче, чем больше станет у него сторонников. Князь же Андрей Старицкий Рвался в Москву, думая получить воеводство над ратью, которая пойдет на Сигизмунда. В этом он нисколько не сомневался. Хотя по различным причинам, но выходило единогласие: решили супруги вместе ехать в Кремль в теремной дворец.
Василий Иванович сам пришел в гости к брату Андрею в первый же день его приезда, предупредив сразу:
– За трапезный стол не сяду, не обессудь. Дел по горло. Поговорим накоротке о делах, и я поспешу ксебе.
– Что ж, уединимся?
– Лучше будет.
Первым делом разговор пошел о сестре Елене.
– Перестарался князь Глинский, - признался с прискорбием Василий Иванович.
– У нас с ним прежде был уговор, чтобы он помог мне под достойным предлогом отойти от договора о вечном мире с Польшей. Чтоб на Сигизмунда легла вина. Повод теперь есть, но велика цена.
– Бедная Елена.
– Но во всем, что с ней случилось, виню я еще и Юрия. Сдается мне, не без его участия опалена сестра наша. Я тебе сказывал о его намерении бежать к Сигизмунду, так вот успел я его перехватить, хотел даже оковать, но митрополит предостерег. Зачем-де сор из избы выносить. Да и Дмитрий за него просил.
– А мне ни слова. Далеко ли до Старицы? Гонцу, если срочно, суток хватит.
– Не хотел лишний раз волновать. Тем более все уладилось внешне. Похоже, Юрий раскаялся. Вернее, смирился. Но не уверен я в его искренности. Будет искать удобного момента, чтобы под дых кулаком ударить. Велел я тайному дьяку не спускать с него глаз. Нескольких бояр у него сменил, окружив верными мне.
– Я поговорю с ним. Глядись, повлияю.
– Не помешает твой разговор. Но теперь не об этом. Без войны с Сигизмундом не обойтись, а главное в ней - взять во что бы то ни стало Смоленск.
Радостно заколотилось сердце Андрея Старицкого в ожидании, что царь скажет сейчас, что брать великую крепость ему, его брату, и что к походу нужно готовиться уже с сегодняшнего дня, увы…
– Тебе, Андрей, однако, иное поручение. Менгли-Гирей не хочет или не может держать слово о мире с нами. Его сыновья, Мухаммед-Гирей [114] и Бармаш-Гирей, разбойно воевали Белевские, Одоевские и Воротынские земли. Князья достойно встретили грабителей, да еще я дослал княжеским дружинам на помощь Даниила Щеню с полками. Крымцы бежали. Менгли-Гирей уверяет, будто сыновья его без ханского ведома пошли малым походом на наши украинные земли, но это еще прискорбней. Похоже, скоро власть захватит Мухаммед-Гирей, давний наш неприятель и разбойник из разбойников. Да и теперь можно ждать от него в любой момент коварства.
[114] Мухаммед-Гирей (Магмет-Гирей) (?-1523) - крымский хан, совершал набеги на русские земли в 1507, 1512, 1515 гг., принял участие в организации набегов в 1516, 1517 гг. В1529 г. заключил с Сигизмундом I антирусский договор. В 1521 г. организовал в Казани заговор против хана Шейх-Али, возглавил нашествие на Москву крымских и казанских татар.