Поздний бунт. Андрей Старицкий
Шрифт:
Это была первая размолвка в дружной семье князя. Первое разномыслие. Ефросиния настаивала на разговоре супруга с братом-царем, а князь считал такой разговор непростительной бестактностью и, кроме того, думал, что длительная отлучка царицы вряд ли устроит Василия Ивановича, который, как он видел, без Елены дня прожить не мог. Даже отпуская ее на пару недель с дядей, царь не просто скучал, а тосковал. Время все же показало, что княгиня Ефросиния была совершенно права.
В Кремле началась подготовка к поездке царицы на Валаам. К удивлению князя Андрея, его жена восприняла это события без всяких волнений. Она каким-то образом узнала,
[143] Пристав - должностное лицо сопровождал знатных гостей (послов, ханов, князей).
– Слава Богу, - поделилась она своей радостью с мужем.
– Охрану возглавил тысяцкий из дворян. Не пойдет Елена на связь с ним.
– Тьфу ты! Как можно так унизить царицу? Может, она честней нас с тобой.
– Возможно. Но я не верю ей. Она - католичка. А у католиков иные нравы.
Снова последнее слово оказалось за княгиней.
Недели полторы миновали после отъезда царицы Елены, когда из Казани прискакал гонец. Вернее, не из самой Казани, а от воеводы Карпова, которого Мухаммед-Гирей, уже захвативший Казань, отпустил приставом к свергнутому хану, присяжнику Москвы Шаху- Али. Он не казнил свергнутого хана, ибо тот был Чингизидом, а отпустил с миром, но не дал ни охраны, ни слуг. Одна единственная кляча везла Шаха-Али. Жены его следовали за мужем пешком, коня не было и у воеводы Карпова.
Увы, и это новое известие не подвигло царя к решительным действиям. Не подали голоса и думные бояре, когда начали обсуждать обычный весенний вопрос о посылке полков на летнее сидение в Приокских городах. Главным воеводой Окской рати назначили по царскому слову юного летами князя Дмитрия Бельского [144] . Он не имел никакого опыта в делах ратных, к тому же прослыл не весьма смекалистым и расторопным. Только князья Иван Воротынский и Михаил Глинский пытались настроить царя и бояр на более продуманные меры, но к ним никто не прислушался.
[144] Бельский Дмитрий Федорович (1499-1551) - князь, боярин и воевода, участвовал в Казанских походах.
Воротынский обиду упрятал в себе, а Михаил Львович сразу же, после заседания Думы, откровенно поделился ею с Андреем Старицким.
– Все еще не имеет царь Василий Иванович ко мне полного доверия, - посетовал Глинский.
– Ээто очень плохо, ибо грядет, на мой взгляд, страшное. Князь Иван Воротынский тысячу раз прав.
– Попробую я поговорить с братом.
Будь настойчивей князь Андрей, может быть, из того разговора что-либо и получилось, а совет, данный с опаской, как бы не обидеть брата-царя, ни к чему не привел. Василий Иванович сделал лишь малую уступку:
– Ладно, усилю Окскую рать своим полком. Отдам его под твою руку. Встанешь в Коломне. Если от Казани пойдут братья Гирей, ты заступишь им путь. Вторым воеводой к тебе - князь Воротынский. С запада полки не сниму. Уверен, не пойдут нынче Мухаммед-Гирей и Саип-Гирей, хотя они и захватили Казань. Не успеют они быстро устроить войско, а к следующей весне мы сами ударим.
Что ж, и на том спасибо. Более дюжины
Может быть, Андрей Старицкий устроил бы Окскую рать лучше, имея в советниках такого знатного воеводу, как Иван Воротынский, но что он мог сделать, будучи всего-навсего первым воеводой царева полка, то есть полностью подчиненным князю Дмитрию Бельскому. А сам князь Бельский, верхоглядный в мышлении, не счел нужным посоветоваться с опытными воеводами: возгордясь столь высоким доверием государя, он вполне разделял мнение Василия Ивановича и также считал, что Мухаммед-Гирей никак не успеет в это лето двинуть тумены на Москву. Ведь Казань взять обманом - это не главное, а вот как воспримут нового хана черемисы Нагорной и Степной сторон? Их еще предстоит усмирить, а уж после чего начинать поход. Раньше того, как убедится в полном господстве над Средневолжскими землями, не осмелится оттуда уйти.
События тем временем развивались стремительно и не так, как предполагали недальновидные. Мухаммед-Гирей взял Казань без боя, посадил на ханство Саип-Гирея и, прибавив к своему немалому войску несколько туменов казанских татар и черемисов, без промедления ринулся на Москву. Из донесений своих лазутчиков он точно знал, где располагаются русские полки, знал, что они беспечны и не ждут никакого нападения, и поэтому его тумены смогли пройти между полками без каких- либо препятствий, и теперь быстро приближались к стольному граду России.
Андрей Старицкий об этом ужасном известии узнал от гонца главного воеводы Дмитрия Бельского, который не передал князю никакого распоряжения, ни устного, ни письменного. Что делать? В Москве нет войска. Она беззащитна. Сам Василий Иванович, чтобы заглушить тоску по Елене, тешит себя охотой на Воробьевых горах и в Щукинской пойме. Через Коломну же, похоже, крымцы не пойдут. Все тумены уже переправились через Оку в других местах. Вот князь Андрей и принял решение спешно вести царев полк в Москву для ее защиты. Весь город он, конечно, не оборонит, но Кремль удержит до прихода помощи.
Иван Воротынский попытался было отговорить князя Старицкого от столь поспешного решения.
– Кремль Мухаммед-Гирею и без царева полка не по зубам. Сколько тысяч в Кремле выборных дворян? Они вой надежные. Непреодолимы и крепостные стены, твоим отцом поставленные. Мы нужней здесь, в Коломне. Я уверен, что два-три тумена пойдут через Коломну. Крепость они не возьмут, мы же, отбившись, ударим им в спину.
– Чего гадать: пойдут - не пойдут. Москву, но более того Кремль, нужно спасать.
– Подчиняюсь опричь [145] души. И все же прошу оставить хотя бы меня с моей дружиной и парой тысяч мечебитцев царева полка.
– Нет.
Едва царев полк покинул Коломну, отойдя всего верст на десяток, как его догнал гонец от воеводы городовой рати.
– Тьма-тьмущая налетела. Я едва проскочил. Город осаждают, похоже, частью сил, остальные без остановки двинутся на Москву.
– Дозволь, князь Андрей, мне со своей дружиной и хотя бы с половиной царева полка встать на пути туменов.
[145] Опричь - кроме, особо, не считая чего-либо.