Пожиратели облаков
Шрифт:
Уже через десяток шагов по этой улочке жара начинала идти на убыль: ощущался приток более прохладного воздуха из приземистых подворотен. По всей протяженности улицы во все стороны, наружу и внутрь, сновали люди (нет-нет, вы гляньте: проулок со вздорным названием в глубине второго в этой стране города, а в целом клептократического режимного тупика Юго-Восточной Азии – но жизнь здесь так и кипит!)
Некоторое время от проспекта за Лейлой следовал мужчина в темных очках и белоснежной сорочке – не иначе как увлеченный своей профессией обменщик валюты, питающий надежду, что его услуги вскоре понадобятся (это вряд ли). Увидев, что его объект имеет какие-то иные цели, он затормозил у прилавка с майками и чайниками, где с нарочитым радушием приветствовал сидельца.
Прислоненный к стенам или сидящий на корточках вдоль тротуаров люд торговал мылом и батарейками, веерами и заколками, разложенными на ковриках, существенно превосходящих своей ценой эти самые товары.
В чайной Лейла села спиной к стене. Вообще соцработнику вести себя как рейнджер не подобает, но восьмимесячное кукование в Афганистане (а было в ее практике и такое) вселило в Лейлу определенные навыки осторожности. Официант, который, похоже, успел на нее слегка запасть, метнулся к гостье за заказом, хотя пора бы уяснить, что она из раза в раз заказывает одно и то же: мятный чай и тарелку «девяточек».
Что это, интересно, за запах – тмин, джут, китайское пряное мыло? Что бы ни было, а очень приятно, успокаивает. Вот чего ей будет не хватать, когда она отсюда уйдет: этих запахов. Лейла нюхала все, что только находилось рядом – не только еду, но и книжные страницы, лица, телефоны. Ее обонятельная тактика была незаметной, но эффективной. И без всяких там вдумчивых обнюхиваний на манер сомелье, как ее братишка Дилан, пытавшийся с ней в этом тягаться. Этим в свое время и развлекались дети семьи Меджнун долгими субботними вечерами: разгадывали запахи. Роксана, скажем, спрячет меж пальцев ступни карамельку из «Старбакса», плавно вытянет ногу и скажет: а ну-ка, чем пахнет? Что до Лейлы, то она вполне могла определить, кто сидел на этом красном велюровом кресле час назад. Дилан даже побаивался подворовывать у нее вещички: как-то раз она его уличила, сказав, что руки у него пахнут ее библиотечными книжками. Блеф не блеф, а оказалась-то права.
Особенно у нее было развито чутье на диапазон между более стойкими и близкими запахами (в основном пищевыми и теми, что исходят от людей – они словно зыбкой взвесью подвисали в пространстве) и так называемыми залетными, которые как пыльцу приносит взмах рукава или дуновение ветерка. К первым можно было отнести рюкзачок, что все еще припахивал карри; массажную щетку, оставленную вблизи плиты или дух перегарца за стойкой в «Кинкос». Ко вторым относилось прохладное дыхание тоннеля в метро, смешанное с запахом газеты, принесенной сумрачным подземным ветром и облепившей рельсы в Бушвике (здесь и кисловато-металлический привкус поручней, и сыроватый хмель пропитанного гудроном гравия, и нечто прорезиненное, вперемешку с более тонкими оттенками бумаги, краски и промышленных металлических поверхностей – вместе и одновременно по отдельности). Все это шло в некоей привязке к ее настроению. Надо сказать, что на полную мощь обоняние Лейлы включалось очень редко. Обычно нос как будто сам отрезал или игнорировал неприятные запахи, такие как вонь от грязных трусов, едущих по соседству в автобусе. Потому Лейлу раздражало, когда кто-нибудь из беременных женщин начинал молоть чушь насчет резкого обострения нюха – настолько, что приходится выходить прочь из комнаты, если кто-нибудь рядом ест банан, и все такое.
Прибыл чай – чашечка, чайничек и тарелочка с печеньками, все любовно расставленное на помятом жестяном подносе. Официант отступил от столика едва ли не с поклоном.
Нет, Дах Элис она о помощи просить не будет. Маловероятно и то, что в этой ситуации поможет Аунг-Хла. Откупаться от постовых – это он умеет, но помочь с растаможкой – дело совсем иного, высшего порядка. Но может, он хотя бы знает, что это за «птицы»? Затем есть еще в Мандалае один американец, с которым она несколько раз общалась. Фред. Точно Фред? Типа из вольных слушателей при университете, свободно владеет бирманским, знает языки качинов и шанов [6] . Может, ему что-нибудь известно о том, как можно обойти этих гнид-таможенников, в Мандалае, по его словам, он обретается уже несколько лет. Правда, несмотря на все свое знание экзотических языков, умным он Лейле отнюдь не показался. Кроме того, (и здесь впору поморщиться), держалась она с ним несколько заносчиво. Он, помнится, спросил, не желает ли она экскурсию по Мандалайскому дворцу. Но она на тот момент еще только что прибыла и думала, что дел будет по горло, не до дворцов, да и видела она их перевидела столько… К тому же на вид Фред был не из тех, с кем можно степенно рассуждать о фасадах, оконных проемах и зубчатых стенах. И не только.
6
Южно-азиатские народности, проживающие в т. ч. в Мьянме.
В чайной Лейла просидела примерно до трех пополудни – для Бирмы более-менее конец рабочего дня. Большую часть этого времени она вчерне набрасывала имэйл Дилану. Соотношение его ответов было примерно один к трем, но, во-первых, своих младших братиков нужно не забывать; во-вторых, хотелось узнать о его подруге, а в-третьих, не пьянствует ли мама и что там у Роксаны за новый чудо-шеф.
Затем она по своему одноразовому бирманскому сотовому набрала Аунг-Хла. Связь на ее работе была чем-то весьма специфичным – справедливости ради отметим, не по вине «Руки помощи»; тут дело в стране проигравшего социализма (точнее, в военной автаркии левого толка). У Лейлы был смартфон, способный принимать некоторые звонки из-за рубежа (но отнюдь не все). Был также стационарный телефон в офисе, который ей полагалось иметь, так сказать, по уставу. Затем еще спутниковый телефон (предмет большой гордости «Руки помощи»), а вдобавок местный сотовый. Но иностранцам договоры на мобильную связь заключать не разрешалось, а потому местный мобильник у Лейлы был всегда разовой безделушкой, купленной на улице. Восемьдесят минут за десять баксов. И каждый раз, покупая новую трубку, она заводила себе новый номер (трубка была новой лишь на словах, а на деле бэушная – вот вам, переработчики вторсырья из стран высоких технологий; общий привет). Ну а поскольку номер постоянно менялся, то и звонки были, по сути, только исходящие – все равно что неразлучно таскать с собой маленькую телефонную будку.
Нужно было переподтвердить завтрашнюю поездку с Аунг-Хла. Когда она назвала ему пункт назначения – городок Мьо-Тхит в штате Качин, пятьсот километров к северу, – он несколько напрягся. Лейла знала, что обстановка там сейчас жестковата из-за сепаратистов, но Мьо-Тхит, по ее мнению, был все же не так далеко на севере, к тому же непосредственно на главной автостраде. Если выехать рано, а дела сделать быстро, то глядишь, получится обернуться за один день.
Заполучив на трубку Аунг-Хла (она у них была на двоих с еще одним таксистом), Лейла заручилась его согласием – утром он заедет, – но насчет «обернуться за один день» нет и еще раз нет.
– Нельзя ни в какую, – ввернул он фразу.
– Ну тогда мы найдем себе гостиницу, – сказала Лейла. – Остановимся где-нибудь в Мьо-Тхите.
Его неуверенность передалась через эфир. Он что, колеблется? Наверное, не стоило говорить «мы»? Или это вопрос его времени, оплаты?
– Я заплачу тебе больше. Двойной тариф.
Сказала и тут же об этом пожалела. Неровен час подумает, что деньгами ей сорить нет ничего проще – качай как воду из колонки. Сама же ему рассказывала о своих долгах в студенчестве.
– Плата та же самая, – сказал он, заставив ее озадаченно моргнуть. – Но гостиница. Думаю, она не будет… полезной для здоровья.
Им с Аунг-Хла надо будет подыскать где-нибудь место под ночлег, сказала она себе той ночью. Поездка предстояла важная. В Мьо-Тхите жила одна женщина, с которой Лейле необходимо было встретиться.
Студенты-медики, которых она на сегодня определила как будущих стипендиатов, были все из сравнительно успешных бирманских семейств. Это были молодые женщины, способные продвигать себя, вполне основательные претендентки. Но Лейле хотелось найти и женщин, которые обычно такие возможности упускают. Быть может, из-за ее сестры Роксаны. Дело в том, что когда-то, когда Роксана была еще юна, кто-то попытался втереться на ее место, но нашлись люди, которые сказали Меджнунам: ваша дочь инвалид, но она еще и гений.
Женщину в Мьо-Тхите звали Ма Тхири – двадцативосьмилетняя сиделка с ножным протезом, своими силами создавшая клинику в деревушке посреди нищего, опасного региона заброшенной и отсталой страны. О пренатальном обслуживании в той клинике наглядно свидетельствовало заметное снижение детской смертности среди местного населения. Для Лейлы эта женщина смотрелась кандидатом, который мог бесспорно выиграть от трехлетнего обучения в американском медицинском колледже.
А жара-то, жара-то какая: для ночи просто невероятная. Верхние части рук так и липнут к грудной клетке; исключение только для мест, где мешает майка. В двухкомнатной квартире Лейлы был потолочный вентилятор, сейчас он работал. Но тарахтел, взволнованно сопел и вращался так идиотски неравномерно, что месил воздух фактически с нулевым эффектом. Когда Лейла сюда только что заехала, кровать стояла внизу по центру, под вентилятором, но ни одной ночи не удавалось заснуть с этим гадским спрутом, загребающим воздух своими лопастями, и свою кровать – сетчатое железное лежбище – Лейла отодвинула на три метра к окну. Но и при этом проклятущий спрут мешал спать, и тогда она разработала процедуру отхода ко сну, включающую (пошагово) выключение всего света, холодный моросящий душ и наконец обруб вентилятора.