Пожиратели облаков
Шрифт:
«Да, – размышлял он, минуя косолапо трусящего мужчину, облепленного мокрым плюшевым трико, – вот так взять и махнуть через Фремонт на педалях – что может быть замечательней для начала дня?» Может, развернуть общественное движение – добавить к мосту полосу для пешеходов и велосипедистов? А что, почему бы не попробовать. Может, благодаря его усилиям мост вообще станет символом новой эпохи – зоной, свободной от автотранспорта, а с его смертью, глядишь, и от скейтбордов, – и все это место назовут его именем. Плюшевый бегун обложил его вслед крепким словцом. За что, спрашивается?
Вот с воды пахнуло ветром, отчего кисточки на шерстяной шапочке Лео дрыгнулись на затылке. Порыв принес с собою вести – о брожении и сосновых смолах; о бензоле, отбеливателе и опилках; о хвое, пульпе и гидросмесях. «На Фремонте, должно быть, запахи слышатся за целые мили», – подумалось Лео, курсирующему по более скромному мосту. Легкие вдыхали воздух, глаза вбирали свет.
А затем
10
Передатчики нервных импульсов.
11
CH3, один из распространенных компонентов органических соединений.
С чего начать, куда дышать? Люди, у которых получается присобачивать к мостам дорожки, – народ упорный и самоотверженный; гвозди бы делать из этих людей, творцов пятилеток. Неустанные трудяги-общественники, для которых идея значит едва ли не больше, чем они сами. «Ну а ты готов печься о чем-то больше, чем о себе самом? – уныло размышлял теперь Лео. – Грезишь о мостах, поименованных в твою честь? Ой, я тебя умоляю. Ты вспомни хоть, когда последний раз голосовал. А? И на велосипеде вон катишь без шлема. А на велике твоем тормоз, между прочим, всего один. И на работу уже опаздываешь. А работаешь где? В ясельной подготовишке».
– Твою м-мать, – яростно прошептал Лео, случайно окропив слюной подбородок. – Н-ненавижу себя.
В конце моста Лео подождал на светофоре. Интересно, вон тот гигантский почтамт – не советской ли архитектуры? Или это брутализм? [12] По величине вполне может накрыть собой целый ракетодром. Свет с красного сменился на зеленый, и Лео свернул направо, к микрорайону, выросшему из скорлупки какого-то магазинчика. Теперь в начале квартала здесь одна за другой тянулись химчистка, зоомагазин, закусочная и оптика. Перед зоомагазином на холостом ходу пофыркивал грузовичок «FedEx», помаргивая в утренней дымке киноварью габаритных огней. Велосипед призрачно прошелестел через пустую площадь с сухой впадиной фонтана и отороченным галькой газончиком, где колыхалось буйство экзотических трав и кустарников. Со всех четырех сторон площадь обступали новые многоквартирные дома – новомодные, с выступающими строительными деталями, якобы небрежно раскинутыми по фасаду балконцами, ценными местами под парковку и всевидящим оком камер слежения. Кондоминиумы креативного класса, к которому нынче можно относить всех подряд законопослушных налогоплательщиков: перелетные лица неопределенных занятий, зажиточные пенсионеры, вальяжные торговцы. Все это построено без году неделя, жильцов в домах еще по пальцам можно перечесть. Развивающее учреждение ясельного типа «Новый день», где работал Лео, располагалось на дальнем конце этого нового мирка, через который к своей подготовишке Лео предпочитал все-таки не ездить. В объезд получалось лишь немногим дольше, зато по просторной велосипедной дорожке и мимо его любимой кофейни.
12
Направление в архитектуре после Второй мировой войны, придерживающееся нарочито грубых форм, выполненных из грубых материалов.
Но сегодня задержка с прибытием грозила ему баней еще более жаркой, чем та, в которой он с некоторых пор и без того парился с легкой руки своей шефини Шэрон. Типичная заведующая с фальшивой улыбкой. Буквально вчера она прозрачно намекнула, что скоро для него настанут новые деньки в плане поиска работы, если он не начнет сейчас же исправляться согласно рекомендациям.
– Я считаю, что вместо опозданий вам бы следовало нацелиться на вовремяприбытие.
Лео же, последнее время и без того с трудом превозмогавший свои попытки ей перечить, возьми и скажи:
– Вообще-то это называется пунктуальностью. Ладно, буду пытаться прибывать вовремя.
Маршрут через обитель мнимого благополучия мог сберечь как раз те пять минут, в которых он нуждался. Риск ждал там, где уже вовсю гудела транспортом автострада: можно застрять на въезде, а потом еще потерять время, возвращаясь назад. Лео наспех взвесил шансы и на скорости углубился в тихие улицы terra condominia.
«Пожалуй, слишком уж тихо», – рассуждал он по ходу. Через год-другой фасады этих зданий уже не будут красоваться своей нарочитой, розовенькой беспорочностью. Вместо этого каждое окно здесь будет испускать свой особый сигнал: здесь какой-нибудь чахлый фикус в окружении колонок местного меломана, там остовы тренажеров и застывшие на подоконниках кошки – всё будет семафорить случайному прохожему, передавая какие-нибудь сведения о жизни, текущей за оконным стеклом. А когда-нибудь, возможно, эти здания вдруг перепрофилируются: на балконах повиснет белье, как где-нибудь в Каракасе, а над самими кондоминиумами замаячат скворечники высоток, как в каком-нибудь Гонконге. И соответственно, тот цивильный пятачок «а-ля дзен» может превратиться в некий византийский базар с хаотичными торговыми рядами и пестрыми балдахинами из ковров, понатасканных из ближних универмагов. Может, в будущем мы все заживем гораздо теснее, в эдакой приятной близости, как на фестивале «Горящий человек». Ну а может, наоборот, в неприятной, типа лагерей для беженцев. С вирусами, которые пока еще только предстоит исследовать; такими, от которых на нет сходит лицо. А питьевую воду будут доставлять в цистернах. И если это будет так, то…
Как Лео слетел с велосипеда, рядом никого и близко не было, уму непостижимо. Ум метался в поисках виновника, но винить, кроме себя, оказалось некого. Каким-то образом двухколесный друг застопорил свое движение, в то время как ездок вовсю его продолжал. Интересная штука физика, просто удивительно. При этом изумленный Лео катапультировался в направлении солидного бордюра, сразу же поняв, что встреча с ним гибельна. Когда же он на лету вспомнил, что на голове нет шлема, удивление сменилось страхом. С месяц назад на вечеринке, куда Лео привел его друг Луис, он услышал (ну, если точно, то подслушал), как хозяин бахвалится, что, дескать, не боится смерти. Это заявление показалось тогда Лео отъявленно лживым, и он, одетый Христом (был Хеллоуин), решил вникнуть в логику того субъекта. «Смерти, говоришь, не боишься? Значит, у тебя с мозгами не все в порядке. Шизой попахивает». При этом он почти сразу пожалел, что сказал парню, будто тот в таком случае отрицает холокост. «Да нет же. Я сказал, это все равно что отрицать холокост», – вяло протестовал Лео, когда Луис выставлял его с вечеринки, чтобы он в одеянии Христа насладился бодрящей прогулкой домой.
«Нет, – подумал он сейчас, ощущая правой пятерней грубую текстуру поребрика, – я точно больше, чем тело, но все же меньше, чем душа».
И тут с непостижимой ловкостью, которой ему не удавалось достичь все предыдущие годы, Лео уместил свою голову и вертикаль тела за ведущим углом скругленной руки. Что это было: некая латентная мышечная память от пяти месяцев занятий джиу-джитсу? (Молодежный клуб МакБерни на Западной 63-й улице; сколько ему тогда было – лет десять-двенадцать?) Лео припомнилось, что этот клуб обслуживал что-то вроде банды авантюристов, героев комических песен. Сейчас он ощутил, как некая точка у него под желудком стала осью массы вращения, и понял, как использовать это драконово дыхание для принятия удара – в тот самый момент, когда его тело на ста двадцати градусах схлестнулось с тротуаром. Дальше в ход пошли бедро и задница, мелькнувшие не просто над бетоном, а еще и над сломанным навесным замком, каким-то образом затесавшимся в общую картину. Затем дело дошло до коленей и ступней. Замыкающей была левая рука и ладонь в перчатке, которая аккуратно прижалась и отпружинила от поверхности, совсем как от тугой кожи тамтама.
Лео вскочил. Он был жив-здоров. Цел и невредим. Хоть бы хны.
Распрямился снова, на этот раз более осмотрительно. Насчет «хоть бы хны» все же преувеличение, и тем не менее в целом ничего. Амбулаторный, но ходячий. Голову кружило от бесшабашной, чуточку хмельной радости.
Велосипед с погнутой рамой лежал сзади на улице, переднее его колесо было все еще зажато в желобе трамвайных путей, которые нынче паутиной прокладывают по всему городу. Только сейчас Лео заметил черно-желтые предупреждающие знаки, которые должны были предостеречь его об опасном участке, через который предстояло проехать велосипеду. Графика изображала именно то, что только что произошло: велик с передним колесом, угодившим в пасть желоба, и угловатую фигурку ездока, кубарем летящего через руль. Честный образчик пиктографического искусства, картинка-скабрезное двустишие, подумал Лео, уже ругая себя за верхоглядство и невнимательность.
Однако стоп. На углу – с той стороны, откуда он приехал, – тоже был предупреждающий знак. Но на него был надернут черный пакет, обмотанный снизу скотчем.
Прошившая мысль была как откровение: «Это была не случайность. Тот знак они укрыли специально, желая меня устранить».
«Да ну, не мели чепухи», – ехидно отреагировал внутренний голос.
Но тогда почему укрыт оказался только один знак?
Нырки с мгновенным погружением, стремительная цикличность – все это с некоторых пор у Лео уже случалось, но такие мысли на грани откровения были внове. И прибывали как раз в момент пика тех головокружительных глиссад. Вот тогда и раздавались эти внутренние звонки: когда казалось, что он находится в самом центре событий, в центре бури, и сама планета пульсирует каналами мгновенных взаимосвязей, а он, Лео, становится своеобразной лампой Теслы.