Пожитки. Роман-дневник
Шрифт:
Ясно различимый зов ниже пояса я ощутил задолго до самого первого школьного сентября. Катализатором послужило ослепительное декольте, увиденное в каком-то телефильме. Реакция вышла бурной и крайне неудобной, учитывая неприспособленность детских штанишек к столь осязаемой обузе.
Хорошо помню свою первую порнографическо-фотографическую карточку. На тему лесбийской «любви», кстати. Одна полностью обнаженная дама лежала навзничь, причинным местом в сторону объектива, а другая полностью обнаженная дама, с ничего не выражающим лицом, занесла руку, будто собиралась поискать у подруги вшей на лобке. Теплые мгновения… Качество снимка было очень, очень хорошим. Поэтому, когда его нашли на моем столе, вопрос «А ЭТО ЧТО?!» оказался
«А это что»… А это, господа дорогие, всего лишь начало!
Обмен социокультурными ценностями среди молодежи склонен к экспансии. В десятилетнем возрасте я уже являлся полноправным владельцем нескольких порноснимков и презерватива. Феноменальное изделие Баковского завода резиновых изделий. Подозреваю, что между тогдашними жевательными резинками и контрацептуальными разница отсутствовала.
У взрослых проблемы и обиход, связанные с телесным низом, вызывали эмоции самые разнообразные – от страха до стыда. Все это полагалось заталкивать под спуд умышленного забвения. Презервативы, продаваемые исключительно в аптеках, приобретать зачастую стеснялись. Ведь таким образом пришлось бы публично расписаться в ведении половой жизни, не регламентированной нуждой в детях.
Дети не стеснялись ничего. Ходили слухи об умельцах, способных налить в гондон ведро воды, после чего бросавших его с большой высоты на голову асексуальных взрослых. Я не мог позволить себе такой роскоши. Хотя и по назначению использовать реликвию не мог. «У тебя еще не выросло» – констатация факта, совершенная, когда меня «застукали» в момент очередного рассматривания маленького белого конвертика, могла бы с веским основанием относиться к процессу, но не к органу, который свойственно использовать в ходе процесса. От уточнений я, понятное дело, воздержался.
Облик чужой физиологии, та же фотопорнография, странный смех, обязательно сопровождающий любые упоминания о запретном, несуществующие слова, ходившие сплошь и рядом, – все это складывалось в некую интеллигибельную (привожу эпитет только из-за его звучания) сферу, обнимающую наше все самое-самое первичное, подобное нервной системе, формируемой у плода на ранней стадии развития.
Вот первый анекдот, услышанный мной в жизни. Заяц идет по лесу и последовательно находит морковки с надписями. Сначала с такой: «Кто меня съест, тот будет всегда петь». Заяц съедает. На второй: «Кто меня съест, будет всегда икать». Тоже съедает. На третьей предупреждение: «Будешь всегда пукать». На четвертой: «Будешь семью вспоминать». Он все это съедает, доходит до полянки, и тут начинается: «Ик! Пук! Тра-ля-ля! Вот моя семья!»
У нас, малышни, данная, как сказали бы психологи, сюжетно-обсценная проекция с обширно выраженной анальной конвертацией имела бешеный успех.
Представление о том, зачем необходима разница полов, тоже имелось. Мой близкий друг принес эту весть в качестве Откровения – крайне схематично изложенного, но вполне верного по декларируемой технологии. Он рассказал, ЧТО именно и КУДА именно нужно засунуть для продолжения рода. Информация сливалась в полголоса, сбивчиво, с естественной для такого повода одышкой. Венчал Откровение грандиозный вывод: «Во сколько большие ребята знают!!»
Тактильные контакты исключались по определению. Знаки любви в виде ударов по голове вожделенного объекта монолитным портфелем существовали, похоже, только в кино. Моя личная тактильность проявлялась много раньше переезда в Город. Наличествовало кромешное детство; двор, заселенный старшими девочками – каждый раз одними и теми же; я – постоянно безумный. Мы частенько сидели рядышком в углу двора, на ветхом облезлом теннисном столе. Девочки
О, небеса!
Советские линялые девочки без перьев. Рядышком на столе. Ножки болтаются. Мертворожденный лепет. Буксующее умиление. Семечные чешуйки летят. Младенец без нимба их стряхивает. Рядом улыбаются бабушки. Лето. Детство. Раннее – очень – детство. Бабушки-чешуйки. Внеполовая идиллия. Вас, случайно, не тошнит?
А есть еще более раннее. Словно бы через неделю после изгнания из Эдема. Мы ходили в гости к крохотной прелестнице с длинными белокурыми волосами. То есть не прямо к ней, конечно, а… Ну, то есть… Она, кажется, ждала всегда и, не стесняясь, брала меня за руку. Как небесная жена небесного мужа. Прямо и откровенно брала, после чего мы шли в ее комнату. Там садились на диван. Она принималась гребнем аккуратно, нежно расчесывать мои волосы. Как небесная жена небесного мужа… Я сидел безропотно. Бог знает, что происходило тогда на самом деле… Ведь это Он… Он все выдумал и попустил.
Каждый порядочный продовольственный магазин в то время вывешивал для всеобщего обозрения план-схему раздела говяжьей или свиной туши. Своего рода аналог констатации «не попробую, так посмотрю». Ныне повсеместно разбросанные по прилавкам сочно-красные куски плоти не нуждаются в структурировании. На ценниках и так написано: рулька это или не рулька. Необходимость в рассуждениях и бесплодном сравнительном анализе отпала. Видимо, рассуждать легче о том, что по какой-либо принципиальной причине сейчас малодостижимо – будь то коммунизм, мясо или девичья задница.
Среди приличных людей младшего школьного возраста шли оживленные дискуссии на тему – что главнее. Причем буквально в такой постановке вопроса: что главнее – низ или верх. За неимением возможности убедиться воочию ограничивались доступными частями тела. Смотрели, например, на ноги, которые благодаря усиливающейся минимизации юбок с годами становились все более открытыми для голодных глаз. Лидирующее половое развитие девочек позволяло им отвечать взглядами не просто широкосочувствующими, но и напрямую оценивающими. Девочки опережали события – порой значительно. Любой роман становился достоянием пересудов. Когда разница в возрасте, измеряемая одним годом, кажется разницей поколений, влюбленная пара, где ей двенадцать, а ему пятнадцать, производит фурор автоматически. Такие пары были. Они порождали самые грандиозные слухи, толкования и предположения. Хотя, надо сказать, в летописи городских происшествий мог оказаться лишь один случай стопроцентной материализации всеобщих половых чаяний. Девятиклассница (не из последних, кстати, по успеваемости) взяла в рот на дискотеке. Ее революционный порыв, опередивший свое время как минимум на полтора десятилетия, шокировал местность от края и до края. Однако из Города возмутительница спокойствия не бежала, живет в нем до сих пор, а хулители ее, пользуясь тем, что читающих мысли среди нас нет, быстро исчерпали прокурорский энтузиазм и успокоились.
Кто бы мог объяснить тогда – что есть нормальная влюбленность, подлинная любовь, грамотное половое сношение?! Да и кто бы понял?!
О сношениях вообще только говорили. Любовь могли показать символически – написать чернилами через крупный трафарет «ЛИКА», «ПЕТЯ» и ходить так по улицам. «ЛИКА» – на левой брючине, «ПЕТЯ» – на правой. Влюбленность же понимали следующим образом. Если окружающие знают о том, как вы прогуливаетесь иногда, взявшись за руки, – то , значит, влюбленность. Если еще не открылось, как вечерами вы сидите по подъездам, принимая собственное мычание за оживленный разговор, – и то , значит, влюбленность.