Позволь мне верить в чудеса
Шрифт:
Но сегодня воскресенье выдалось особенным. Корней проснулся раньше обычного, выпил кофе, спустился в спортзал, чтобы окончательно взбодриться. Вернувшись в квартиру включил ноутбук, открыл планер, понял, что что-то планировал, но, кажется, ни сам не записал, ни офис-менеджерам не распорядился…
Потратил добрых пятнадцать минут на то, чтобы вспомнить, зашел во все мессенджеры, оживляя в памяти события недели с помощью списка диалогов, даже открывая парочку, в последнюю очередь зашел в обычные сообщения, которыми в его окружении пользовали только самые ярые динозавры, и там…
Он записал номер, с которого ему прилетело сообщение, как «Анна Ланцова». Пока эта фамилия была для него говорящей, перепутать ни с кем не смог бы, а при следующей чистке телефонной книги вполне возможно спокойно удалил бы, уже и не вспомнив, что это за Анна.
Сейчас же хмыкнул, снова перечитав все диалоговое полотно.
Девочка так ответственно подошла к вопросу «сделай серьезный вид», что это вызывало уважение. Да только перед глазами все равно то перепуганный, то гневный взгляд и тихое «это верблюды к вам не подойдут»…
Тем вечером Корней заметил гитару, уже вернувшись в загородный комплекс. Точнее это Илона заметила, но сильно углубляться в расспросы не стала. Сам Высоцкий же чуть жалел, что, пожалуй, пережал с прессингом, но, с другой стороны, ни от одного слова не отказался бы. В конце концов, кто-то ведь должен сказать девочке правду.
А она состояла в том, что с воспитанием в этой семье огромные проблемы. Возможно, Зинаида стремилась вырастить просто хорошего человека, и это, без сомнений, удалось. Ведь человек Аня действительно хороший, беззлобный, искренний. Да только абсолютно непригодный для жизни в реальном мире. Слишком беспечный. Слишком наивный. Что-то вроде котенка, который сам же бросается под ноги людям, чтобы его хорошенечко пнули. И рано или поздно пнут ведь. То, что это пока не произошло — исключительно счастливая случайность. Не понимать это — глупо. Но они, кажется, все же не понимают. Ни она, ни ее бабушка.
Судя по тому, как девочка отреагировала на упоминание родителей, там вообще какая-то муть, и вряд ли они имеют сильное влияние на собственного ребенка. И это видно. Когда девочку растят без отца — к сожалению, это видно. А тут еще и без матери.
И вроде бы не его ума дело, не его забота, н
е
чего об этом думать… А Корней время от времени возвращался. То просто с ухмылкой, то зарываясь глубже и в очередной раз поражаясь, а то и полноценно раздражаясь.
Он не любил иметь дела со сложными людьми. С упрямыми сложными — тем более. А Ланцовы были, пожалуй, самыми сложными и самыми упрямыми из всех, кого он встречал в последнее время.
Тем не менее, на неделе у него не раз и не два возникало желание побеседовать… Почему-то с Зинаидой о внучке и ее поведении. Не укорять, не стыдить, а просто разобраться. Ладно мелкая — ей по возрасту, наверное, положено быть опрометчивой, но старая-то… Неужели искренне считает, что у ее внучки все идет так, как должно идти?
Но Анна готова была сделать все, чтобы этот разговор не произошел. Это стало очевидно из отправленного: «
Позвоните или напишите за десять минут, пожалуйста, я выйду к вам навстречу.».
Которое тоже улыбнуло Корнея своей излишней серьезностью. А все почему? Потому что в нем она видит угрозу, а в своем поведении — нет. Забавно. И нелогично.
Завтрак и сборы заняли у Высоцкого около часа, потом же он заехал в магазин музыкальных инструментов — купил чехол. Не потому, что хотелось подмазаться или, тем более, "сделать приятно", просто… Таскаться с непригодным инструментом и кормить себя же завтраками, что со следующей «получки» обновишь — это тоже ведь детство, которым радостно мается девочка-Аня. А на самом-то деле решение вопроса стоит часа жизни и сущих копеек.
В детали Корней не вдавался — просто попросил подобрать универсальный и такой, чтобы подольше прослужил, чехол. Сам «переодел» инструмент в него, а старый выбросил. Тоже ведь немного понимал в психологии. И в том, что от нового чехла мелкая мечтательница откажется так же, как до этого от банки, не сомневался. А так выбора нет.
Снова погрузил инструмент на заднее сиденье, немного помотался по своим делам, на объект приехал ближе к четырем. Прошелся по стройке, не сомневаясь, что его присутствие не очень радует любителей пофилонить, работавших на проекте, поднялся на четвертый этаж одного из домов, прошел в будущую квартиру, провел рукой по холодной, шершавой стене, стукнул пару раз без фанатизма, к окну подошел…
Опустил взгляд от леса вниз сначала на крышу дома, который продолжал стоять костью в горле, а потом чуть в сторону. На шезлонг.
Хмыкнул…
— Вот ведь упрямая…
Сказал без раздражения, хотя по факту… Дурочка снова вела себя более чем глупо. Нарывалась. Зачем-то. Почему-то.
Хочешь загорать — сходи на пляж. С этим, слава богу, в городе проблем вроде бы нет.
Корней достал телефон, покрутил в руках, хмыкнул опять…
Вот нарывается ведь на то, чтобы получить сейчас что-то по типу:
«Зачетный бампер, цыпочка»
с незнакомого номера, а потом зайцем трястись, чувствуя себя ужасно и не зная, чем она — «никому не делающая зла» — это заслужила. И действительно ведь не заслужила.
Но беда в том, что наш мир не ждет, пока заслужишь. Он ждет, когда оступишься, чтобы спустить на тебя всех собак.
Поборов приступ циничной вредности, Корней спрятал телефон в карман. В конце концов, он предупредил, а уж выбор-то за ней. И выбор этот явно идет вразрез с его логикой.
Он сделал еще один шаг к окну, прислонился плечом к косяку, чуть склонил голову, с интересом наблюдая за девчушкой на шезлонге.
Красивая ведь, дурочка. Глаза сломать можно. Она, будто по требованию, отложила книгу, села в шезлонге, сложила ноги по-турецки, выравнивая спину, сложно демонстрируя осанку… И шею… Потому что собрала волосы, которые до этого лежали на плечах, скрутила на макушке… И из пышной копны каким-то чудом получился аккуратный пучок.
Корней скользил взглядом по фигуре с исследовательским интересом, не испытывая и намека на стыд. В конце концов, она ведь сама устроила представление. Почему бы не посмотреть? Глазу-то приятно.