Позже
Шрифт:
Репортер в вертолете говорил:
– Нам сообщили, что все покупатели и персонал магазина благополучно эвакуированы. Хотя вполне вероятно, это всего лишь очередная ложная тревога, во время «царства террора» Бомбилы их было много, - (Да, он действительно это сказал), - принимать такие вещи всерьез - самое мудрое решение. Все, что мы знаем сейчас, - это то, что именно здесь была заложена первая бомба Бомбилы, и что его последняя бомба до сих пор не найдена. Давайте вернемся в студию.
На хромакее[71] позади ведущих новостей появилась фотография Террио, возможно, с его удостоверения из «Города ангелов», потому что выглядел он довольно старым. Не кинозвезда, конечно,
Какой-то шустрый сотрудник из отдела новостей уже установил эту связь, и лицо Метески появилось на хромакее следующим, но мама даже не потрудилась посмотреть на старика… который, как мне показалось, странным образом походил на Террио в униформе санитара. Она схватила телефон и, бормоча что-то себе под нос, пошла в спальню за записной книжкой, вероятно, номер Лиз, после их спора о крупной партии, она удалила.
Показывали рекламу каких-то таблеток, и я подкрался к двери ее спальни, чтобы послушать. Если бы я подошел к двери на пару секунд позже, то не услышал бы ни хрена, потому что этот звонок длился недолго.
– Это Тиа, Лиз. Слушай меня и ничего не говори. Я собираюсь держать это при себе по причинам, которые должны быть для тебя очевидны. Но если ты еще раз побеспокоишь моего сына, если он хотя бы тебя увидит, я спалю твою жизнь дотла. Ты же знаешь, что я могу это сделать. Все, что для этого потребуется, - один-единственный звонок. Держись подальше от Джейми.
Я поспешил обратно к дивану и притворился, что заинтересован очередной рекламой. Что оказалось так же бесполезно, как сиськи у быка.
– Ты слышал?
Ее глаза горели, призывая меня не лгать. Я кивнул.
– Хорошо. Если увидишь ее снова, беги со всех ног. Домой. И расскажи мне. Ты понял?
Я снова кивнул.
– Просто великолепно, правда, правда. Я заказываю еду. Хочешь пиццу или китайскую жрачку?
29
Копы нашли и обезвредили последнюю бомбу Бомбилы в среду вечером, около восьми часов. Мы с мамой смотрели «В поле зрения»[73] по телевизору, когда ведущий новостей ворвался со специальным выпуском. Собаки-ищейки сделали немало обходов, ничего не обнаружив, и саперы уже собирались их убирать, когда одна из них подняла тревогу в посудном отделе. Они уже несколько раз там были, и на полках не было места, чтобы спрятать бомбу, и тут один из полицейских случайно поднял голову и увидел потолочную панель, немного сдвинутую со своего места. Вот где была заложена бомба, между потолком и крышей. Она была привязана к балке эластичным оранжевым шнуром, как у банджи-джамперов[74].
Террио действительно хотел пустить в ход свой козырь - шестнадцать динамитных шашек и дюжину капсюлей-детонаторов. Он вышел далеко за рамки будильников; бомба была подсоединена к цифровому таймеру, очень похожему на те, что были в фильмах, о которых я вспоминал (один из полицейских сделал снимок после того, как бомба была обезврежена, и он был опубликован в «Нью-Йорк Таймс» на следующий же день). Она должна была сработать в 5 часов вечера в пятницу, когда в магазине было бы больше всего народу. На следующий день, на «Нью-Йорк-Ван» (мы вернулись к маминому любимому каналу), один из саперов предположил, что это обрушило бы всю крышу. Когда его спросили, сколько людей могло бы погибнуть при таком взрыве, он только покачал головой.
В тот четверг, вечером, когда мы ужинали, мама сказала:
– Ты поступил правильно, Джейми. Сделал хорошее дело. Лиз тоже, каковы бы ни были ее причины. Это наводит меня на мысль о том, что однажды сказал Марти.
– Она имела в виду мистера Беркетта, на самом деле профессора Беркетта, все еще Почетного и все еще держащегося.
– И что он сказал?
– Иногда Бог пользуется поломанным инструментом.
– Это была цитата одного из древних английских писателей, о которых он преподавал.
– Он всегда спрашивает меня, чему я учусь в школе, - сказал я, - и всегда качает головой, как будто думает, что я получаю плохое образование.
Мама рассмеялась.
– Это человек, который просто напичкан образованием, и его ум все еще остер и сосредоточен. Помнишь, как мы с ним ужинали на Рождество?
– Конечно, бутерброды с индейкой и клюквенным соусом, крутяк! Плюс горячий шоколад!
– Да, это был хороший вечер. Будет грустно, когда он уйдет. Ешь, есть яблочный крисп[75] на десерт. Барбара сделала. И Джейми?
Я посмотрел на нее.
– Не могли бы мы больше об этом не говорить? Просто... оставить все в прошлом?
Мне показалось, что она говорит не только о Лиз или даже о Террио, но и о том, что я вижу мертвых. Это было то, что наш учитель информатики называл глобальным запросом, и меня вполне устраивало. Даже больше, чем вполне.
– Конечно.
Тогда, сидя в нашем ярко освещенном кухонном уголке и поедая пиццу, я действительно думал, что мы могли бы оставить все в прошлом. Только я ошибался. Я не видел Лиз Даттон еще два года и почти не вспоминал о ней, но в тот же вечер снова увидел Кена Террио.
Как я уже сказал в самом начале, это страшная история.
30
Я уже почти заснул, когда две кошки завыли во все горло, и сон как рукой сняло. Мы жили на пятом этаже, и я, возможно, не услышал бы этого воя, как и грохота мусорного бака, который за ним последовал, если бы мое окно не было приоткрыто, чтобы впустить в комнату немного свежего воздуха. Я встал, чтобы его закрыть, и замер, положив руки на раму. Террио стоял на другой стороне улицы в разливающемся свете уличного фонаря, и я сразу понял, что кошки воют не потому, что дерутся. Они выли, потому что были напуганы. Ребенок в переноске «Папуза» видел его, и кошки тоже. Он нарочно их напугал. Он знал, что я подойду к окну, так же как и то, что Лиз называла меня Чемпионом.
Он ухмылялся своей полуразрушенной головой.
Он меня манил.
Я закрыл окно и подумал о том, чтобы пойти в комнату матери и лечь к ней в кровать, но для этого я был слишком большим, и наверняка возникли бы вопросы. Поэтому я просто задернул штору. Я вернулся в свою кровать и лежал, вглядываясь в темноту. Ничего подобного со мной раньше не случалось. Ни один мертвец никогда не следовал за мной, как чертов бродячий пес.
Ничего страшного, подумал я. Через три - четыре дня он исчезнет, как и все остальные. Самое большее - неделю. И он не может причинить мне боль.