Практик
Шрифт:
— Дыши! — потребовал я. — Дыши, как на йоге учили! Давай!
Вика округлила глаза, но послушалась и даже перестала цепляться за меня, будто утопающий за спасательный круг.
— Кондрата Семёновича задержали сотрудники госбезопасности, но это просто недоразумение! Всё разрешится в самое ближайшие время! — повторил я то, что уже пытался безуспешно втолковать ей прежде. — А теперь стой здесь и дыши, мне надо позвонить!
— Зачем тогда мы убегали?! — выкрикнула девчонка вдогонку, благо мне
Я обернулся и рявкнул в ответ:
— Да растерялся я! Растерялся, понимаешь?
И ещё испугался. Сработали инстинкты, включились рефлексы, вот и рванул наутёк, а остановиться уже не смог. Да и мысли такой не возникло, честно говоря. А правильно поступил или нет — не знаю.
Я добежал до аптеки и набрал номер Городца. Тот оказался дома, а когда супруга передала ему трубку, я доложил:
— Десять минут назад задержали Врана. Операцией руководил Суббота.
— По какому обвинению? — деловито уточнил Георгий Иванович.
— Не в курсе.
— Перезвони.
В трубке зазвучали короткие гудки, я утопил и сразу отпустил рычажок, вставил в прорезь новую монету и взялся вызванивать Альберта Павловича. Куратор никаких уточняющих вопросов задавать не стал и после мимолётной заминки велел явиться на точку, где мы как-то уже встречались с ним пару лет назад.
— Буду там через двадцать минут, — решил он.
— Я не один! — сразу предупредил я.
Альберт Павлович всё понял верно.
— Старшая или младшая? — уточнил он.
— Младшая. Старшая в институтской фотостудии.
— С собой её не тащи, оставь где-нибудь, — сказал куратор и отключился.
Когда я вернулся к мотоциклу, Вика шумно дышала, пытаясь обрести душевное равновесие, но получалось это у неё не лучшим образом. Впрочем, и попытка сама по себе дорогого стоила.
— Скоро всё прояснится! — заявил я, не дожидаясь расспросов, и скомандовал: — Поехали!
— Куда? — спросила барышня. — Домой? Надо всё рассказать Нике!
— Думаешь, она уже вернулась?
— Нет, но…
— Всему своё время! — отрезал я. — Садись!
Штат управления РКВД по Новинску был не слишком многочисленным, а в республиканский розыск нас с Викой объявить никак не могли, поэтому я рискнул подкатить к одному из кафе на бульваре Февраля, купил шоколадный молочный коктейль и распорядился:
— Сидишь, пьёшь, медитируешь и молчишь. Я скоро буду. Дыши!
В дороге Вику снова начала бить нервная дрожь, но следование наставлениям Федоры Васильевны помогло ей худо-бедно совладать с эмоциями. Истерики не случилось.
Я взглянул на часы и сказал:
— Жди здесь и никуда не уходи.
— А ты куда? — забеспокоилась Вика.
— Надо с одним человеком поговорить. Сейчас вернусь.
— Я с тобой!
— Не нужно! — уверил я барышню и аккуратно разжал её вцепившиеся в руку пальчики. — Мотоцикл здесь оставлю, его я точно не брошу.
На глазах у Вики навернулись слёзы.
— Зачем ты так?
— Будешь себя хорошо вести — поцелую.
Думал оставить за собой последнее слово, и не вышло, уже в спину прозвучало негромкое:
— Дурак!
Барышни за соседним столиком захихикали, но мне было не до них. Перед встречей с куратором требовалось убедиться в отсутствии слежки, а я слишком спешил, чтобы подойти к этому делу со всей ответственностью. Ещё и нервишки расшалились. В итоге покрутился по проходным дворам и глухим переулочкам больше ради собственного успокоения, нежели для пользы дела.
А вот дожидавшийся меня на скамейке Альберт Павлович оказался возмутительно спокоен. Откинувшись на спинку и заложив ногу за ногу, он листал газету. Не прервал этого своего занятия, даже когда я плюхнулся рядом, разве что потребовал:
— Излагай!
Меня дважды просить не пришлось, но доклад никоим образом противоестественного спокойствия куратора не поколебал. Он разве что несколько раз кивнул, будто соглашался с какими-то своими мыслями.
— Что происходит, Альберт Павлович? — потребовал я объяснений. — Что, чёрт возьми, происходит?!
— Да ничего нового, — спокойно пожал тот плечами. — Всё та же борьба за власть. Черник пытается лишить особую научную территорию остатков автономности, дабы присоединить ОНКОР к комиссариату внутренних дел, а Рогач согласен сохранить полномочия наблюдательного совета, если корпус отойдёт армии.
— А что Баюн? — поинтересовался я позицией председателя соврескома и главы объединённой соцпартии.
— Торгуется, вестимо, — коротко ответил Альберт Павлович и добавил: — Поэтому сейчас чрезвычайно важно действовать исключительно в рамках правого поля.
— Я ещё там или уже нет?
— Пока ничего криминального ты не совершил, — уверил меня куратор. — О задержании Врана, думаю, не объявят, пока его не вывезут за пределы научной территории, какое-то время для манёвра у нас ещё остаётся…
— А с Никой и Викой что будет? — спросил я.
Округлое лицо Альберта Павловича враз утратило невозмутимость, он словно лимона откусил.
— Младшую отдадут органам опеки, старшую наверняка задержат для оказания дополнительного давления на отца. Плохо и даже очень, но если попробуем укрыть их, то подставимся под удар. Тогда наши оппоненты с полным правом заявят не только о препятствовании правосудию, но и о заговоре. Этого допустить нельзя.
Я вскочил на ноги.
— Просто возьмём и умоем руки?