Правда и Небыль
Шрифт:
Председатель правления вывел на монитор расписание дня. Запланированные мероприятия и встречи были помечены спокойным голубым цветом или вообще стояли без фона. То есть их можно было перенести на другое время или отменить совсем. Ни важных «жёлтых» пометок, ни критических «красных». Чуть поколдовав с планами, Юрьев снова вызвал помощницу:
– Юля, с Гордашником и Овчинниковым свяжитесь. Извинитесь и отмените встречи на сегодня, сдвиньте туда… – Банкир неопределённо махнул рукой в воздухе. – На следующий месяц, подождут. И вообще перенесите все остальные встречи на следующую неделю. Да, вот ещё что. Репиной позвоните. На благотворительный ужин сегодня пусть вместо меня идёт. Только текст моей речи пришлите ей. Не забудьте. Ну, кажется, всё.
Управившись
Однако мероприятия следующих двух дней в расписании, как листья в конце октября, были окрашены жёлтым и красным цветами. Во вторник и в среду предстояла поездка в Лиссабон, в штаб-квартиру Порта-Группы, в которую входил банк, на встречу с первым лицом и потом перелёт в город Порту на совещание по вопросам организации служб безопасности. Там Юрьеву предстояло принять бой. Обычно служба собственной безопасности защищала его. А теперь ему надо было самому встать на защиту защищающих. В группе планировали коренным образом реорганизовать всю систему безопасности, выведя соответствующие функции за её периметр и передав их внешним компаниям. Бред, конечно, но если не остановить, то безумие восторжествует. «А настоящих буйных мало, вот и нету вожаков». Так получается, что, кроме Юрьева, вообще некому на танки с трёхлинейкой в атаку идти. А тут ещё такое…
Алексей Михайлович встал из-за стола, прошёлся по кабинету. Остановился у панорамного окна. По набережной сновали машины, Москва-река медленно несла осенние мутные воды. Обычно подобное зрелище его успокаивало. Но сейчас – впервые за долгие годы – банкир представил себе, как другой человек в очень похожем костюме и галстуке, но не он, стоит здесь и смотрит в окно.
В жизни каждого человека бывает момент, когда хотелось бы нажать кнопку «Перезагрузить». Кажется, в жизни Юрьева сейчас был именно такой момент. «Крут был Лёха, а кинули как лоха. Уйду», – подумал он. То было не волевое решение, а ясное понимание: он больше не сможет работать. Просто не сможет. Если, конечно, не справится с ситуацией.
«Ухожу по собственному желанию в связи с утратой доверия к себе», – сформулировал мотивировку хозяин кабинета. Получилось не смешно.
В дверь постучали. Юля, старательно делая равнодушное лицо, сообщила, что приглашённые уже прибыли.
Руководитель службы безопасности банка Иван Иванович Гоманьков и директор департамента внешней и внутренней коммуникации Ирина Дронова друг за другом вошли в кабинет. На лице Дроновой читалось то же самое удивление, что и у Юли, только не столь умело скрываемое. На лице Ивана Ивановича не читалось ничего.
Юрьев жестом пригласил вошедших присесть за низкий стол с расставленными вокруг него креслами, где обычно проводил неофициальные беседы, и сам разместился на любимом месте.
Несколько секунд председатель правления молчал, собираясь с духом и рассматривая собеседников.
Иван Иванович, до работы в банке долгие годы прослуживший в контрразведке, был человеком надёжным, спортивным, прямым, жёстким, лишённым пагубных привычек и лишних эмоций. Высокий, с прямой спиной. Седой ёжик коротко стриженных волос, неизменный серый костюм с белой рубашкой. Свои костюмы Гоманьков шил у какого-то старого портного, обшивавшего ещё андроповских генералов. Ботинки носил английские, надраенные до блеска.
С руководителем службы безопасности Юрьев не раз схватывался, отбивая его попытки «обезопасить» всё, до чего тот мог дотянуться. В результате стороны смогли как-то нащупать более-менее разумный баланс, который руководителю банка казался оптимальным. По крайней мере, до сегодняшнего дня.
Ирина Дронова помимо внутренних и внешних коммуникаций отвечала также за управление брендом банка, попросту говоря, за его имидж. Ещё
Выдержав паузу, Юрьев вздохнул:
– Господа, я собрал вас, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие…
Никто не улыбнулся. Приглашённые ощутили, почувствовали, что в шутке руководителя, попытавшегося за ней скрыть своё волнение, доля шутки была близка к нулю.
– Десять минут назад Грачёва звонила… Говорит, что… Даже не знаю, как сказать-то… Ну, в общем, говорит, что не нашли они две наши работы. Заглавные. «Правду» и «Небыль» не нашли. Вечером стояли. А утром – нет. Искали и… ничего. Ей, типа, кажется, что их того… украли. – Он выговорил последнее слово тяжело, и тишина опустилась на кабинет. Молчали все. Долго молчали. – В общем, я к ней сейчас поеду. Пойду, точнее, пешочком. Так оно быстрее будет, – завершил свой монолог хозяин кабинета.
Ирина откинулась – точнее, упала – на спинку кресла, как будто её ударили. Это и был удар, причём по ней лично. Именно она посодействовала принятию решения о том, чтобы на время организуемой банком выставки отказаться от планов усиления охраны Арт-музея, в котором должны были экспонироваться принадлежащие банку работы. Об этом просила директор музея Светлана Грачёва, которая считала, что появление большого числа сотрудников службы безопасности банка может повредить имиджу музейного заведения как открытой для всех, либеральной и демократической выставочной площадки. Дронова приняла сторону Грачёвой и сумела убедить Юрьева в том, что с ценными банковскими картинами и фотографиями ничего не случится вопреки жёсткой позиции Гоманькова. Руководитель службы безопасности потратил немало времени и сил, чтобы отстоять противоположную точку зрения, настаивая на круглосуточном присутствии в музее сотрудников охранявшего банк частного охранного предприятия, но не сумел добиться успеха. Теперь всем присутствующим было ясно, что Гоманьков был прав, а Дронова – нет.
В иной ситуации Иван Иванович наверняка начал бы глумиться над своей коллегой, но на этот раз у него хватило такта воздержаться от заявлений, начинающихся со слов «ну, вот, а что я говорил…». Вместо этого Гоманьков предложил немедленно направить в музей группу из числа наиболее опытных сотрудников службы безопасности, ранее служивших дознавателями в следственных органах, чтобы начать по горячим следам выяснять, что к чему.
Юрьев покачал головой:
– Группу соберите, но сначала лучше давайте я с Грачёвой сам поговорю. Прежде чем ваши бойцы её напугают. – Он грустно усмехнулся, вспоминая рассуждения Дроновой о том, как суровые люди в штатском способны напугать интеллигентную публику.
Ирина, видимо, тоже вспомнила. Руки её, до того лежавшие на коленях, переплелись в замок.
Плохо, подумал банкир. Теперь она будет защищать себя и прилагать усилия, чтобы не оказаться крайней. Девушка будет думать только об этом. А ему сейчас нужно, чтобы она забыла о себе и думала о деле.
– Мне тогда ждать ваших указаний? – напомнил о себе Гоманьков.
– С полицией свяжитесь, заведите дело о краже. Полиции мешать мы не будем, но как они работают – сами знаете, а у нас времени мало. Так что самим надо подключаться. Добро – сеять. Зло – сажать.