Правда и Небыль
Шрифт:
В действительности всё было сложнее, чем могло показаться кому-то на первый взгляд. Юрьев на самом деле не был таким уж непримиримым противником лички, личной охраны, каким сам себя любил выставлять. Но принять он мог только охрану определённого уровня. А то наберут дураков, а спрашивают, как с умных. Гоманьков, хотя был бескомпромиссным врагом бутылки, не бравшим в рот ни капли спиртного, как-то за стаканом воды без газа в порыве откровения, как будто накануне сильно накатил вискаря, проболтался, что хорошо знаком со многими виртуозами, моцартами и Паганини своего дела, работавшими в службе наружного наблюдения ФСБ. Банкир сделал вид, что не заметил этой реплики, но понял, что вместо простых ребят из «горячих точек» теперь его могут опекать моцарты и Паганини невидимого фронта. Такой разворот обещал интересную жизнь. И она настала.
Несколько
Когда Лёша учился в восьмом классе, его товарищ Колька Синицын доложил ему, что в спортзале близлежащей школы по вечерам занимаются каратисты. Юрьеву с дружком захотелось присоединиться к людям в белых кимоно, размахивающим руками и ногами с криками «кия». Сенсей по имени Женя, к которому им посоветовали обратиться, внимательно оглядев худосочных парней, подумал минуты две и после пары-тройки вопросов согласился взять новичков в свою группу за 10 рублей в месяц. Женя на вид был самым обыкновенным молодым человеком лет тридцати. Однако к окончанию тренировки за ним приезжала серая «Волга» с рацией, увозившая сенсея в ночь. Юрьев как-то поинтересовался, чем таким занимается Евгений, что его возит «Волга». На этот вопрос тренер пообещал ответить при условии, что Лёша сдаст экзамен на жёлтый пояс. Юрьев справился с поставленной задачей, и через два месяца, когда пришла пора платить по векселям, сенсей распахнул дверь «Волги» и широким жестом пригласил свежеиспечённого обладателя жёлтого пояса покататься по вечерней Москве. В пути выяснилось, что Женя служит прапорщиком в легендарной «семёрке», седьмом управлении КГБ СССР, занимавшимся наружным наблюдением за кем надо. Три часа Юрьев, Женя, водитель Серёжа и молодой паренёк Гоша, сослуживец сенсея, то гоняли по городу, то стояли в самых неожиданных местах, координируя свои действия по рации с экипажами ещё трёх таких же серых и белых «Волг». «Семерочники» виртуозно вели неприметного очкарика под оперативным псевдонимом Плешивый, который, по словам Жени, был установленным сотрудником американской разведки, работавшим под дипломатическим прикрытием. Сенсей показывал, как очкарик пытается проверяться, следят за ним или нет, но класс советских «семёрочников» позволял им играть с дипломатом как кошка с мышкой.
В какой-то момент тренер предложил Алексею подойти к Плешивому, попросить закурить и заодно посмотреть, оттопырен у него карман или нет и не лежит ли там что-нибудь. «Ты, Лёш, главное, не бойся ничего. Мужик он тихий, сам пугливый, не кусается. Тебе четырнадцать, у нас такие не служат. Шпийён (Женя почему-то вместо слова «шпион» всегда говорил «шпийён») тебя не заподозрит, а мы-то уже могли примелькаться», – успокаивал подопечного наставник. Юрьев на ватных ногах двинулся к дипломату, как мог уверенно спросил, не найдется ли у дяденьки закурить, и наткнулся на настороженный взгляд очкарика, который запомнил на всю жизнь. Карман у Плешивого был слегка оттопырен, из него торчало что-то похожее на камень. «Я нэ курю, – на ломаном русском отрезал шпион. – И вам, молодой чэловэк, нэ совэтую».
Это было давно. Но время, столкнувшись с памятью, узнавало о своём бесправии. Юрьев на всю жизнь запомнил замечания прапорщика Жени о том, как надо правильно проверяться на предмет выявления слежки. От предложения подумать о работе в «семёрке» Лёша, недолго думая, отказался. У него были свои планы на жизнь. Он хотел поступать в МГИМО. Хотя экипаж «Волги» сумел немного заразить его романтикой ночных погонь и томительных ожиданий. Было в этом что-то. Лёше пришлось дать честное комсомольское слово никому и никогда не рассказывать о том, что ему удалось увидеть. Слово Юрьев сумел сдержать. Ни одной живой душе он ни разу ни о чём не обмолвился.
И вот, спустя много лет, когда, сделавшись банкиром, Юрьев почувствовал, что руководитель службы безопасности пытается его охмурить, пообещав снять охрану, а на самом деле меняя неуклюжих громил на юрких топтунчиков, банкир решил оттянуться на коллеге.
Выходя
Изучив за много лет окрестные переулки, дворы и подворотни как свои пять пальцев, Юрьев во время променадов начал выбирать удобные моменты и неожиданно исчезал. Он нырял в двери заранее присмотренных подъездов, растворялся в арках дворов, повернув за угол, в считаные секунды оказывался в таких местах, где его опекуны не могли его увидеть.
Сопровождающие начинали сходить с ума, и Гоманьков вместе с ними. Сначала он списывал всё на нерасторопность и низкий класс наружки. Но после того, как сопровождающих поменяли три раза, начальник службы безопасности начал ощущать какой-то подвох. Видя, как он тихо психует, Юрьев решил, что вряд ли имеет смысл дальше дразнить гусей и раскрывать свои оперативные возможности. Банкир перестал хулиганить, и ситуация устаканилась. Иван Иванович несколько раз, ходя вокруг да около, пытался выяснить, где пропадал его начальник во время первых прогулок «без охраны», но вразумительных ответов не получал. Умение в нужный момент «включать дурака» входило в обязательный набор компетенций его руководителя. Заставив себя поверить в конце концов, что внезапные исчезновения подопечного скорее были странной случайностью, контрразведчик немного расслабился, хотя в глубине души какие-то черви сомнения свербили его чекистские мозги.
Двигаясь к Арт-музею быстрым шагом, Юрьев нисколько не намеревался начать снова играть в игры с приставленной к нему наружной, но почему-то непроизвольно взял да и проверился. В витрине салона красоты, на которую он бросил мимолётный, якобы случайный взгляд, отразились силуэты идущего сзади рослого молодого человека и двух спешащих якобы по делам мужиков постарше. «Что-то много сегодня пустил по следу Гоманьков, – подумал банкир. – И ребятишки чуечку совсем потеряли. Плетутся друг за дружкой, как гусиный выводок на сельский пруд. Рассредоточиться как следует не могут». И вдруг неожиданно его охватило непреодолимое желание немедленно оторваться от хвоста. Юрьев и сам толком не мог понять, отчего так резко засвербило. Как час назад, утром, его кольнуло прямо в сердце какое-то смутное, но очень отчётливое ощущение тревоги. Он знал, что слева впереди, в двухстах метрах, Шишов переулок, по которому он делает крутой поворот, и за ним, этим поворотом, есть подъезд, защищённый кодовым замком.
В своё время банкир заранее разглядел нацарапанную чьей-то доброй рукой поверх кодового замка комбинацию цифр, позволявших открыть его, видимо, для того, чтобы врачи из «скорой помощи» не теряли времени даром. Дойдя до поворота, Юрьев резко бросился в сторону подъезда, дрожащими пальцами набрал код и захлопнул за собой дверь. Банкир пулей поднялся сначала на второй, потом на третий, а потом на четвёртый этаж и пристроился возле окна, выходящего в переулок. Не прошло и минуты, как его взгляд зафиксировал растерянно мечущегося высокого парня и не менее взволнованных мужиков, судорожно озиравшихся по сторонам и звонящих кому-то по мобильной связи. От взора Алексея Михайловича не скрылось то, что долговязый молодой человек даже не попытался попросить поддержки у своих коллег, а те, в свою очередь, хотя сами тоже явно были очень взволнованны, попытались отвернуться от паренька, когда тот начал озираться по сторонам. «Наблюдение за наблюдающими», – подумал Юрьев. Во Гоманьков устроил цирк шапито с клоунами.
Между тем долговязый, преодолев первоначальную растерянность и, видимо, просчитав возможные маршруты движения Юрьева, двинул в сторону подъезда. Банкир не стал высовываться из окна и потерял его из виду, но через томительные сорок – пятьдесят секунд услышал скрип открывающейся двери и зловещую тишину. Парень каким-то образом сумел быстро справиться с кодовым замком. И вот тут банкиру реально стало страшно. Председатель правления инстинктивно рванул по лестничному пролёту наверх, на шестой этаж, стараясь не громыхать. Он услышал топот шагов поднимающегося вслед за ним человека.