Правда о Бебе Донж
Шрифт:
… Подбодрила…
Именно из-за такого поведения Бебе и начались их отношения. И в его мыслях вилла Шатеньрэ, с несколько тяжелой деревенской атмосферой, слишком благополучной, улетучилась.
На ее месте возник Руаян, его огромное белое казино, его виллы и белизна песка, усеянного разноцветными купальниками и зонтами.
За столом — мадам д’Онневиль, в то время не такая толстая как сейчас, но уже одетая в воздушное белое платье, поскольку имела пристрастие к газовым шарфикам и тонкому батисту.
Франсуа был
Как же звали ту маленькую птичку? Бетти или Дэзи… Танцовщицу из Парижа, которая каждую ночь в небольшом кабачке Руаяна выступала с одним и тем же номером. Она тоже хотела сыграть. Франсуа периодически снабжал ее небольшими суммами.
— Черт возьми! Хватит проигрывать. Пойдем-ка выпьем в баре. Ты пойдешь, милочка?
Это было около 15-го августа. У Бетти или Дэзи был пронзительный голос и ошеломляющий пляжный комплект.
— У вас есть хотя бы хрустящий картофель? Бармен! Один «манхэттен».
Феликс тоже находился в этом баре в компании двух девушек, которые показались Франсуа знакомыми. Через несколько минут он вспомнил, что это были дочери той самой дамы, которая играла в рулетку и носила воздушные платья.
Феликс был смущен и не знал, должен ли он…
— Вы позволите представить вам моего брата Франсуа? Мадемуазель Жанна д’Онневиль. Ее сестра, мадемуазель… Признаюсь, забыл ваше имя…
— А у меня его нет. Все зовут меня Бебе.
Это были первые слова, которые Феликс услышал от нее.
— А меня ты разве не представишь? Ты невежлив!
— Моя приятельница, мадемуазель Дези… (или Бетти.)
В баре было многолюдно и их маленькую группу буквально прижали к стойке. Феликс, немного смутившись, одним взглядом объяснил брату ситуацию: он ухаживал за Жанной д’Онневиль, хорошенькой и пухленькой.
— Что если нам прогуляться по молу? Сейчас такая жара!
Ситуация в конце жаркого летнего дня была банальной и забавной. Впереди шли Феликс с Жанной. Франсуа — сзади, между Дези и другой девушкой, Бебе, которой не было и восемнадцати лет. Дези нервничала. У неё было ощущение, что она прогуливается с семьей.
— Ты не считаешь, что это смешно?
— Этот закат солнца великолепен, — спокойно ответил Франсуа.
Она прошла с ними еще метров сто, нахмурившись и молча.
— И потом с меня хватит… Бай-бай!
С этими словами она исчезла в толпе.
— Не стоит обращать внимание, мадемуазель.
— Почему вы извиняетесь? Это все так естественно, не так ли?
— О!
Она поняла, она его ободрила.
— А у вашего брата тоже есть подружка?
— Почему вы спрашиваете меня об этом?
— Потому что думаю, что он серьезно ухаживает за моей сестрой…
В то время она была
— Сегодня вечером ваша подружка устроит вам сцену. Прошу меня извинить. Это все из-за вашего брата и моей сестры. Но, если бы я не была с сестрой, меня бы поймала мать.
Сцена состоялась. И без единого слова Дези, кроме:
— Если будешь вертеться возле этих девственниц…
На следующий день Франсуа по-другому смотрел на Бебе, с какой-то робостью. Он был довольно неловок еще и потому, что она почувствовала это. В её взгляде не было ни иронии, ни удовлетворения.
— Ваша подруга очень сердилась?
— Это не имеет значения.
— А вы знаете, что ваш брат и моя сестра видятся каждый день и тем не менее, хотят еще и переписываться? Вы живете в Париже?
— Нет, в провинции.
— А мы до сих пор жили в Константинополе. Теперь папа умер и мы больше не поедем в Турцию. У мамы поместье в департаменте Об…
— Где это?
— В Мофранде. Забытый уголок. Старый семейный дом. Что-то вроде старого замка, который нужно реставрировать.
— Это в пятнадцати километрах от меня, — с удовольствием констатировал он.
Через три месяца братья обвенчались с сестрами в церкви Мофранда. В середине зимы мадам д’Онневиль, скучавшая в этом местами заплесневелом доме, переехала в город, но каждую неделю приезжала навестить дочерей.
Итак, ничего бы не произошло, если бы тогда, в Руаяне, Бебе его не подбодрила. Сделала она это не случайно. С их первой встречи в баре казино, она действовала полностью сознавая причину этих поступков, в этом он был убежден.
Тогда перед ними шли двое, уже тогда похожие на супружескую пару: Жанна и Феликс.
И, когда они оставались одни, Бебе и он, Бебе ведь тоже стала вести себя иначе. Есть своеобразная манера идти рядом с мужчиной. Манера в разговоре вдруг повернуться к нему и поддержать его взгляд. И даже манера расстаться в толпе.
Бебе была в нем заинтересована. Не была ли она раздосадована, когда он заявил, что живет не в Париже, а в провинции?
Она, как и сестра, хотела выйти замуж.
Она хотела иметь свой дом, прислугу.
Вот о чем думал он, вспоминая о их десятилетнем супружестве. Был ли он зол на неё? Это слово, пожалуй, слишком сильное. Иногда он смотрел на неё критически, порой так, как она на него в Руаяне.
Даже когда впервые он овладел ею, то не строил иллюзий на ее счет.
— У нее вялое тело! — констатировал он.
Он не любил ее тело. Не любил ее слишком белую кожу, ни то, как пассивно она ему отдавалась, с открытыми глазами и ясным взором.
Она просто хотела стать Бебе Донж.