Правда о Бэби Донж

Сименон Жорж

Г-н Жифр поднял голову. Лицо у него было серьезное и смущенное. Еще немного, и он запустит пальцы в свои редкие волосы.

— Вот все, чего я добился, — признался он, — Я надеялся, что хоть вы дадите мне какие-нибудь разъяснения.

Жифр забыл, что он следователь, и держался с Франсуа Донжем, как обыкновенный человек. Он встал, возбужденно заходил взад-вперед по маленькой, выкрашенной эмалевой краской палате, осмелился даже засунуть руки в карманы слишком широких брюк.

— Мне не надо объяснять вам, господин

Донж, что весь город говорит о драме на почве ревности, что называются некоторые имена… Понимаю, конечно, что подобные слухи не должны влиять на правосудие. Есть ли у вас основания предполагать, что ваша жена оказалась в курсе одной из ваших возможных связей?

Как он спешил! И как вдруг остолбенел от изумления, услышав ответ Франсуа:

— Жена знала обо всех моих романах.

— Вы хотите сказать, что сами рассказывали ей о своих похождениях?

— Когда она спрашивала.

— Простите мою настойчивость. Это настолько удивительно, что мне необходимы уточнения. Значит, у вас было не одно, а много увлечений?

— Довольно много. В большинстве несерьезные, часто однодневные.

— И возвращаясь домой, вы рассказывали жене?…

— Я считал ее просто товарищем. Она сама поощряла меня.

Машинально произнесенное «поощряла» поразило Франсуа, и он на мгновение задумался.

— Давно начались такие признания?

— Несколько лет назад. Когда именно — уточнить не могу.

— И вы оставались мужем и женой? Я хочу сказать, между вами были нормальные супружеские отношения?

— Довольно редко. Здоровье жены, особенно после родов, не позволяло…

— Понимаю. Она разрешила вам искать на стороне то, что не могла дать сама.

— Примерно так, хотя и не совсем.

— И вы никогда не чувствовали в ней ни малейшей ревности?

— Ни малейшей.

— И до конца, то есть до прошлого воскресенья, вы с ней оставались товарищами?

Франсуа медленно оглядел следователя с головы до ног. Представил его себе в кругу семьи, в ветхом докторском доме — Донжу случалось там бывать. Представил на велосипеде, с зажимами на манжетах брюк. Представил во время воскресной мессы, в сопровождении полудюжины детей и вечно озабоченной жены.

И чуть слышно ответил:

— Да.

Письмоводитель прилежно работал пером, и его набриллиантиненные волосы отсвечивали в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь штору.

— Пожалуйста, поподробнее, господин Донж.

И следователь бросил на Франсуа удрученный взгляд: да, он знает, что бестактен в своем упорстве, но это его долг.

— Уверяю, мне больше нечего сказать вам, господин Жифр.

Слова «господин Жифр» прозвучали так неожиданно, что мужчины переглянулись: им показалось, что на мгновение не стало ни следователя, ни потерпевшего — просто двое людей, которых случай поставил в затруднительное положение. Следователь кашлянул, повернулся к письмоводителю, как бы собираясь предупредить, что обращение «господин Жифр» не надо заносить в протокол, но письмоводитель понял его и без слов.

— Мне хотелось бы как можно скорее

передать дело в прокуратуру, чтобы прекратить возбуждение и кривотолки, которые подобное происшествие неизбежно вызывает в небольшом городе.

— Жена уже выбрала адвоката?

— Сперва она вообще от него отказывалась, но по моему настоянию остановилась на мэтре Бонифасе.

Это был импозантный бородатый мужчина лет шестидесяти, известный адвокат, славившийся не только в родном городе, но и во многих соседних департаментах.

— Вчера днем он встретился со своей подзащитной, но, насколько я понял — мэтр Бонифас зашел потом ко мне, — преуспел не больше, чем я.

Тем лучше! Во что, в конце концов, лезут эти люди? Что с таким упрямством стремятся выяснить? Вот именно — что? И зачем? Что они будут делать с правдой, если даже чудом докопаются до нее?

Правда!..

— Послушайте, господин следователь…

Нет, слишком рано! Не все еще созрело.

— Слушаю вас.

— Простите, забыл, что хотел сказать. Вы любезно предупредили меня, что если я начну уставать…

Франсуа лгал. Никогда еще мозг его не работал так четко. Разговор со следователем пошел ему на пользу. Он как бы проделал умственную гимнастику, и она освежила его.

— Понимаю. Мы сейчас уйдем. Прошу вас, подумайте и, я уверен, вы согласитесь, что ваш долг, как в интересах вашей жены, так и в интересах правосудия…

«Ну, разумеется, господин следователь! Вы превосходный человек, образцовый гражданин, замечательный отец семейства, неподкупный и даже умный служитель правосудия. Выписавшись из больницы, я помогу вам найти прелестный маленький дом — я ведь, как никто, знаю город и пользуюсь в нем влиянием. Как видите, я ничего против вас не имею и понимаю ваше положение. Только не трогайте, пожалуйста, Беби Донж! Не пытайтесь понять Беби Донж.»

— Еще раз прошу извинить, что утомил вас.

— Ну, что вы, что вы!

— До свидания.

Следователь поклонился и, выйдя в коридор, столкнулся с сестрой Адонией. Она проводила его до застекленной двери. Письмоводитель следовал за ним, щурясь от солнца. А Франсуа, сидя на кровати, смотрел на уже ненужный столик у окна и думал, что Беби оказалась именно такой, какою она должна была быть.

Сказать по правде, он еще никогда не чувствовал себя столь ей близким. Лучших ответов на вопросы следователя он и сам не мог бы ей подсказать. Иногда, слушая Жифра, ему хотелось улыбнуться и одобрительно кивнуть.

Был ли он счастлив? Франсуа не спрашивал себя об этом, но ощущал какую-то легкость мысли и полноту в сердце.

— Очень мило с вашей стороны, сестра. Да, да, откройте окно. Мне начинают нравиться этот тенистый двор и неспешно прогуливающиеся больные. Вчера я заметил, как один старик тайком курил за деревом.

— Замолчите! Если вы скажете, кто он, я буду вынуждена его наказать.

— И каким же образом?

— Лишу его «воскресных». Старикам, у которых мало шансов выйти из больницы, мы даем по воскресеньям немного, карманных денег.