Правда о твоей матери
Шрифт:
– Ну вот, я точно кретин, - расстроился Лёва. – Видишь, сам себя наказал. Надо было раньше соображать.
– Ты похож на мать, - удовлетворённо произнёс Даниил. – Ей тоже искренность даётся тяжело. Аж испарина на лбу выступает.
– На тебя я тоже похож, - упрямо повторил Лёва. – Я тоже занимаюсь боевыми искусствами и люблю физику больше всего на свете. Не заметил?
– Заметил.
– Но обниматься со мной не хочешь?
– Не хочу.
– Потому что всё ещё сердит на меня?
– Есть немного.
– Ну так сам
Заранее обещанная за хамство затрещина только раззадорила Лёву.
– Ты меня теперь просто так будешь лупить – прикрываясь тем, что мой отец и всё это надобно для воспитания? – с обидой спросил он, потирая затылок.
– За что это мне влетело? Хоть признай, что врезал, просто чтобы выпустить пар. Пока я тебя отцом не назвал – ты мне и не такие слова спускал!
– Ты действительно мой сын, хорошо меня знаешь, - насмешливо сказал Даниил. – Считай, это тебе за то, что я за без малого четырнадцать лет от тебя нахлебался.
– Ах так? – Лёва размахнулся и двинул мужчине по челюсти. – В таком случае это за то, что ты не встретился маме раньше, и я родился не у тебя. В одном вузе с ней работаешь; мог бы и подсуетиться на восемь месяцев пораньше. Как посмотришь на то, если пар выпущу я?
Даниил чуть не упал, но устоял на ногах и ухмыльнулся, вытирая кровь с разбитой губы.
– Ладно, Лев. Ты меня уел. Вину признаю. Квиты.
Очередной удар свалил Лёву с ног. Это было неожиданно; мальчик потрясённо произнёс:
– Если квиты – то за что?!
– Просто чтобы последний удар был за старшим. Дань этикету и субординации. Иди спать, завтра рано вставать, - Даниил перешагнул через Лёву и вышел из комнаты.
Лёва, пошатываясь, поднялся на ноги и тоже отправился на кухню. Налил себе воды слегка подрагивающими руками. Спросил:
– Ты маме звонил сегодня?
– Она сама звонила – спрашивала, живы ли мы.
– Прямо так и спросила?
– Это её любимый вопрос. И любимая присказка: «Живы – и ладно», - Даниил залпом осушил свой стакан и повернулся к мальчику:
– Ну как – полегче или болит?
– Не, ничего не болит. Не считая того чувства, словно меня кувалдой по морде огрели.
– Мне знакомо это ощущение, - засмеялся Даниил. – Впредь подумаешь, дерзить ли мне.
– Будешь тут дерзить. От одной досады, что родился в результате какого-то бессмысленного казуса.
– Да какая, к черту, разница, в результате чего ты на свет появился? Главное – что ты есть. И как ты теперь распорядишься своей жизнью, раз уж она тебе досталась. Не согласен?
– Всё равно тебе меня не понять.
– Да ну?
– Всё-таки тебя родители любили, ты сам сказал.
– Лёва, - добродушно сказал Даниил,
– Но ты сказал, что родители тебя любили, - пробормотал Лёва, глядя на него во все глаза.
– Лев, отец у меня был приёмный. Мама встретила его, когда мне было четыре, и она пришла восстанавливаться в институт.
– Выходит, я ничего о тебе не знаю, - огорченно посмотрел на него Лёва.
– На самом деле, ты знаешь обо мне очень много, и всё самое главное. Никто столько не знает, даже твоя мать. Ну, всё-таки ты прав, я выпустил пар. Обнимемся, - неожиданно предложил он. Лёва оторопел; пока он думал, как отреагировать, у Грачёва зазвонил мобильный.
Глава 7. Нелюбимый сын.
– А. Привет, - ровно сказал Даниил в трубку и пояснил Лёве в сторону:
– Твоя мать. Юль, всё в порядке? Как это – донимает? Донимает – звони в полицию, сделай хоть что-нибудь. Обратись к руководству вуза, пускай приструнят его. Даже документы на конкурс у него не приняли? Ну, тогда уже не в компетенции нашего руководства решать такие вопросы с бывшими сотрудниками. Знаю, что с Лёвой говорил. Лёва рассказывал. Слушай, формально он Лёве никто, ребёнок родился не в браке, на него не записан. Заяви на него, делов-то. Чего? Давай ты не будешь меня сейчас этим грузить! Приеду – разберёмся. Ну всё, пока. Привет от ребёнка. Привет от мамы, - сказал Даниил, отключаясь.
– Я же говорил, он просто так не отстанет. А какой конкурс он не прошёл?
– Конкурс на избрание на должность доцента.
– Он всё ещё доцент? Ты в его возрасте уже давно был профессором. А чё не прошёл-то?
– Чё, чё… Не добрал критериев. Чем хоть он там занимается таким, что у него еле-еле одна статья раз в два года выходит? Я ему уже и говорил, и советовал, что можно сделать – нет, всё мимо.
– Ты ему ещё и помогать пытался? – обалдел Лёва.
– Лев, мне просто за него обидно. Мужик-то умный, образованный, действительно толковый. А получился какой-то непризнанный гений, что ли. Всю жизнь спустил в унитаз. Я пытался ему что-то подсказать со своей стороны – как проректор по науке.
– Постой-ка. Я тебя правильно понял? Тебе? За него? Обидно?
– А за кого мне должно быть обидно? За тебя? Я уже сказал тебе, Лёва. Ты не жалкий; ты любимый, толковый ребёнок, с перспективами и, смею надеяться, интересной жизнью. Чего тебя жалеть-то?
Лёва молчал, примериваясь. Он никогда не обнимал Даниила и не представлял, как сделает это теперь.
– Давай уже, - с улыбкой поторопил Грачёв. Лёва, как маленький, обхватил его шею. Даниил прижал его к себе покрепче, погладил мальчика по спине.