Правда
Шрифт:
— В принципе да, сэр.
— А что ты сделал с сержантом Детритом?
— Всего-навсего записал его слова, сэр.
— Пригрозил ему ручкой, так сказать?
— Сэр?
— Писать о людях всякое… Ц-ц-ц… Из этого ничего хорошего не выйдет.
Ваймс наконец прекратил наматывать круги вокруг Вильяма, но легче от этого не стало. Теперь пылающие мрачной яростью глаза командующего смотрели на Вильяма с расстояния нескольких дюймов.
— День и так выдался не слишком приятным, — сказал Ваймс. — И обещает стать еще хуже. Почему я должен терять время
— Я могу назвать одну-единственную, но очень вескую причину, — ответил Вильям.
— Валяй.
— Вы должны поговорить со мной, сэр, чтобы я все записал. Аккуратно и правильно. Именно те слова, которые вы произнесете. И вы знаете, кто я и где меня найти, если я что-то навру.
— Значит, я поступлю так, как хочешь ты, а ты поступишь так, как хочешь сам? Ты это пытаешься сказать?
— Я лишь пытаюсь сказать, сэр, что, пока правда надевает башмаки, ложь успевает весь мир обежать.
— Ха! Сам только что придумал?
— Нет, сэр. Но вы знаете, что это именно так.
Ваймс задумался, попыхивая сигарой.
— А ты покажешь мне свою писанину?
— Конечно. Вы получите один из первых экземпляров листка, свежеотпечатанный.
— Я имел в виду: до того,как твои записи будут отпечатаны. И ты меня прекрасно понял.
— Честно говоря, не думаю, что я обязан это делать, сэр.
— Я — командующий Городской Стражей, юноша.
— Да, сэр. А я — нет. По-моему, это многое объясняет, но, если нужно, я могу придумать и другие причины.
Ваймс смотрел на него слишком долго. Потом уже несколько другим тоном произнес:
— Сегодня в семь часов утра встревоженные лаем Ваффлза, пса его сиятельства, три уборщицы из числа обслуживающего персонала, весьма почтенные дамы, поспешили к покоям патриция, возле которых встретили лорда Витинари. Он сказал… — Тут Ваймс был вынужден свериться со своим блокнотом. — «Я убил его, я убил его, мне очень жаль». На полу уборщицы увидели нечто очень напоминающее труп. Лорд Витинари сжимал в руке нож. Дамы кинулись вниз, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, а когда вернулись, его сиятельства уже нигде не было. Тело принадлежало личному секретарю патриция Руфусу Стукпостуку. Ему был нанесен удар колющим оружием, и секретарь находится в тяжелом состоянии. В результате поспешно проведенного обыска дворца лорд Витинари обнаружился в конюшне лежащим на полу без чувств. Лошадь его была оседлана. В седельных сумках лежало… семьдесят тысяч долларов. Капитан, это просто глупо.
— Я знаю, сэр, — кивнул Моркоу. — Но таковы факты, сэр.
— Но это неправильные факты! Это глупыефакты!
— Знаю, сэр. Чтобы его сиятельство кого-то убил? Это уму непостижимо!
— Ты совсем идиот? — прорычал Ваймс. — Чтобы он сказал: «Мне очень жаль» — вот что уму непостижимо!
Ваймс повернулся и уставился на Вильяма свирепым взглядом, словно удивляясь, что он до сих пор здесь.
— Ну, что еще? — осведомился он.
— А почему его сиятельство находился без чувств, Сэр?
Ваймс пожал плечами.
— Похоже, он пытался сесть на лошадь. У него нога покалечена. Может, патриций поскользнулся… Поверить не могу, что говорю это! Так или иначе, с тебя хватит, понятно?
— Я хотел бы запечатлеть вас на иконографии, сэр, — не сдавался Вильям.
— Зачем?
— Это убедит горожан в том, что вы лично занимаетесь расследованием этого дела, командор, — быстро сориентировался Вильям. — Мой иконографист уже здесь. Отто!
— О боги, это ведь чертов вам… — вырвалось у Ваймса, но он вовремя прикусил язык.
— Он черноленточник, сэр, — прошептал Моркоу.
Ваймс закатил глаза.
— Гутен морген, — поздоровался Отто. — Прошу не шевелиться, йа, йа, это есть замечательное равновесие света и тени.
Он пинком расставил ножки треноги, прильнул к иконографу и поднял вверх клетку с саламандрой.
— Смотреть сюда, битте!
БУМ.
— …Вот дерь-мооо!..
На пол просыпался прах. Следом по спирали спикировала черная ленточка.
Наступила напряженная тишина.
— Какого черта только что произошло? — некоторое время спустя спросил Ваймс.
— Думаю, вспышка получилась слишком яркой, — объяснил Вильям.
Он протянул дрожащую руку и поднял с небольшой конусной кучки праха, которая некогда была Отто Шриком, маленькую картонную карточку.
— «НЕ ВОЛНОВАТЬСЯ! — прочел он. — С бывшим владельцем этой карточки происходийт небольшой инцидент. Вы добывайт каплю крови любого вида, мусорный совок и веник».
— Что ж, — сказал Ваймс. — Кухни вон там. Разберись со своим иконографистом, да побыстрее. Только не хватало, чтобы мои люди разнесли его по всему дворцу.
— Последний вопрос, сэр. Может, нам стоит отпечатать какое-нибудь воззвание? Ну, чтобы люди, заметившие что-либо подозрительное, немедленно сообщали об этом Страже?
— Что? В этом городе? Да все мои стражники не справятся с очередью, которая к нам выстроится! Просто думай, что пишешь, вот и все.
Стражники зашагали прочь. Моркоу, проходя мимо Вильяма, вымученно улыбнулся.
Проводив Стражу взглядом, Вильям собрал Отто двумя вырванными из блокнота страницами и аккуратно поместил прах в сумку, которую Отто обычно использовал для переноски своей аппаратуры.
А потом до него вдруг дошло, что он — единственный человек (Отто не в счет), получивший официальное разрешение командора Ваймса находиться во дворце, если, конечно, слова «кухни вон там» можно было трактовать как разрешение. Однако Вильям умел обращаться со словами. И говорил только правду. Тут, впрочем, следует учитывать: правдивость и честность — не всегда одно и то же.
Взяв сумку, он отыскал черную лестницу, а потом и кухню, из которой доносился шум голосов.
Слуги суетливо сновали по кухне с видом людей, которым совершенно нечего делать, но которым за это платят. Вильям бочком приблизился к рыдающей в грязный носовой платок горничной.