Правила одиночества
Шрифт:
Мать искоса глянула на него.
— Материнский долг я, конечно, выполнила, но это слабое утешение, я же не только за этим на свет явилась, чтобы произвести потомство. Я родила четверых детей, ты последний, кто еще скрашивает мое одиночество, но и тебя скоро не будет.
— Кто это меня заберет? — удивился Ислам.
— Армия. Я же говорила, что мне надо идти с тобой. Ну да я думаю, командир не будет против, если во время обеда ты будешь ходить не в солдатскую столовую, а ко мне, я сниму угол поблизости.
— Если кто и будет против, — заметил Ислам, — то это я, ты сделаешь из меня посмешище.
— Подумаешь, — сказала мать, — он еще и нос воротит, неблагодарный.
— Мам, а ты когда-нибудь встречала благодарных детей? — лукаво спросил Ислам.
— Я надеюсь на тебя, ты моя последняя надежда. Два твоих старших брата живут себе и в ус не дуют, им до меня дела нет, я надеялась, что твоя сестра будет мне опорой в старости, но она будто нарочно вышла замуж за человека из другого города и укатила подальше. Вот я и думаю, может, мне, не дожидаясь дома престарелых, пойти с моста в речку прыгнуть и утонуть.
— Мама, в нашей речке даже зимой сложно утонуть, а уж летом вообще воды по щиколотку, — ухмыльнулся Ислам, он не принимал слова матери всерьез, впрочем, как и она сама. Хотя этого никто не знает.
На нос Ислама упала крупная капля, он удивленно поднял голову и сказал:
— Кажется, дождь собирается.
— Он весь вечер собирается, — подтвердила мать, — пойдем, сынок, в дом.
Ислам попросил:
— Давай еще посидим.
— Тогда принеси мне шаль, — сказала мать, — мне холодно, и зонт захвати.
— А зачем зонт, — поднимаясь, сказал Ислам, — мы и так под зонтом сидим, правда, он дырявый.
Он вынес из дома клетчатую шерстяную шаль, которой мать обычно подвязывала поясницу, и на всякий случай взял зонт. Однако дождь не спешил пролиться на землю, на асфальтовые плиты, которыми было выложено пространство перед домом, упало еще несколько капель и пока этим дело ограничилось.
— Я думаю, — сказала мать, кутаясь в шаль, — вернее, надеюсь, что в следующей жизни меня ждет более счастливый удел, может быть, там исполнятся мои мечты.
— Я думал, ты мусульманка, — улыбнулся Ислам, — а ты, оказывается, буддистка.
— Чтобы прожить еще одну жизнь, я согласна поверить в переселение душ, — заявила мать, — мечты материальны, они не могут остаться нереализованными. Надо полагать, таких, как я, много, что должно произойти с планетой, если эти мечты достигнут критической массы. Но с планетой ничего не происходит, значит, мечты сбываются в следующей жизни.
— А кто виноват, что они не сбылись, твои мечты, — спросил Ислам, — ты сама или другие люди?
После долгого молчания она сказала:
— Частично я, частично другие люди, с самого начала все пошло неправильно. Начало моим бедам положила моя собственная мать. Когда началась война, мне едва исполнилось восемнадцать, тогда прошел слух, что на войну будут забирать всех, и мужчин, и женщин. Мать, испугавшись этого, тут же выдала меня замуж за пятидесятитрехлетнего человека. У него было одно единственное достоинство — деньги. А иначе что бы подвигло мою мать на этот поступок? Я была красивой, она бы могла выдать меня за молодого человека.
— Ты и сейчас красивая, — сказал Ислам.
Спасибо. Правда, от его богатства пользы не было никому, он все тратил на себя, жил одним днем, к тому же страшно ревновал. Причем ревность его носила особый характер: он ревновал меня к будущему — к примеру, наша недолгая совместная жизнь прошла на арендованных квартирах, я все время просила его купить дом, у нас уже были дети, и переезжать с места на место было довольно хлопотно. Он заявлял, что еще не выжил из ума, чтобы совершать такие глупости: «Чтобы ты, когда я умру, — говорил он, — привела в мой дом другого мужчину, этого ты от меня не дождешься. Все здесь и сейчас: ешь, пей, надевай красивые платья, носи побрякушки — все при мне». В конечном счете он своего добился: когда он умер, я оказалась на улице с малолетними детьми на руках, мне было двадцать шесть лет. Правда, он не успел все потратить, у меня осталась пригоршня золота. Я могла бы купить дом, но за мной приехала старшая сестра и уговорила вернуться в Ленкорань. Мне не следовало этого делать.
— А что стало с золотом? — с любопытством спросил Ислам.
— Шла война, время было голодное. Я содержала всю нашу большую семью, все время продавала что-нибудь. Но самым большой ошибкой было мое последнее замужество, я имею в виду твоего отца.
— Я догадался, — обиженно сказал Ислам. Мать потрепала его по голове.
— Мне было тридцать лет, мужики мне прохода не давали, я все еще была красива. Но когда он появился, всех как ветром сдуло. Никто из собеседников не мог предположить, за какое слово схлопочет по физиономии, — очень горячий был парень. Он единственный, за кого я вышла замуж по любви, но это было чистейшим безумием, даже не столько с моей стороны, сколько с его. Вся его родня ополчилась на меня…
Мать замолчала, пауза длилась так долго, что Ислам, все это время терпеливо ожидавший рассказа об отце, не выдержав, спросил:
— И что же?
— Ничего хорошего, как ты видишь, — с грустью ответила мать, — эта ноша оказалась ему не по плечу. Когда он уезжал на заработки, я чувствовала, что он не вернется, что мы расстаемся навсегда, но ни словом не обмолвилась. Вскоре после этого я заболела, простыла на работе… Где я работала тогда? В прачечной войсковой части, это была тяжелая работа. Я проболела довольно долго, поэтому меня уволили. Я осталась без работы, без копейки денег, и вас четверо на руках. Ты был совсем маленький, поэтому ничего не помнишь, к счастью.
Я устроилась на овощную базу, перебирать овощи. Платили гроши, но мы таскали оттуда картошку, лук — все, что можно было спрятать на себе. Я все время боялась, что меня поймают и посадят в тюрьму, а вы умрете от голода. Сейчас только я понимаю, что охрана смотрела на все это сквозь пальцы, хороших людей больше, чем мы думаем. Как говорят наши старшие русские братья, нет худа без добра: постоянная борьба за существование не оставляла мне возможности думать о собственной несчастной женской судьбе, я была как волчица, хотя, что я говорю, волк не покидает волчицу до тех пор, пока волчата не научаться добывать корм. Все это время я думала только о том, как и чем накормить мне вас сегодня. И это помогло мне выжить, не сойти с ума от горя.