Право и политика: научные очерки

Автор Валентина Владимировна ЛАПАЕВА – профессор кафедры теории права, государства и судебной власти Российской академии правосудия, д-р юрид. наук, доцент

В предложенный вниманию читателя сборник вошли материалы, подготовленные автором в период с 1995 г. по 2008 г. для публикации в широкой печати, выступлений на парламентских и общественных слушаниях, «круглых столах», конференциях и т. д… В своей совокупности эти материалы (каждый из которых – отклик на одну из актуальных политико-правовых проблем текущего момента) дают представление о перипетиях новейшей российской истории, отражающих сложности и противоречия процессов формирования гражданского общества и правового государства в

Мы живем в жестко спрессованном времени, когда на очень коротком отрезке истории происходит смена целых эпох, ломка прежнего уклада жизни и формирование новой ценностно-нормативной структуры общественных отношений. В этих условиях очень быстро забываются те существенные черты и нюансы исторического процесса, без учета которых невозможно должным образом оценить направленность современных тенденций политико-правового развития. Жанр данной работы, научный очерк, позволяет сохранить в памяти недавнюю историю, превращающуюся на наших глазах в «уходящую натуру» и уносящую с собой за завесу времени некоторые важные штрихи и детали прошлого.

Материалы сборника представлены в обратной хронологической последовательности относительно времени их появления, рассмотрены политико-правовые проблемы, ставшие предметом пристального общественного внимания. К сожалению, большинство из них до сих пор не получили надлежащего разрешения, а значит, не утратили свою актуальность. В этом смысле можно сказать, что без возвращения к нашей еще недавней истории невозможно уяснить суть современных задач и найти пути их решения.

Лейтмотивом выступлений, прозвучавших на VIII Международных Лихачевских научных чтениях «Диалог культур и партнерство цивилизаций», была мысль о необходимости конструктивного межцивилизационного диалога. Однако при этом высветился ряд принципиальных различий в трактовке условий такого диалога. Дискуссию начал профессор И. Валерстайн, отметивший, что диалог возможен только между равными, т. е. говорящими на одном языке, субъектами общения. Ему оппонировал академик А.А. Гуссейнов, подчеркнувший, что в процессе межцивилизационного общения необходимо исходить из презумпции равенства культур. При этом он отметил, что механизмы межцивилизационного диалога следует выстраивать по аналогии с межличностным взаимодействием, в ходе которого люди выступают как равноправные партнеры. Более резкую ноту в дискуссию внесло выступление профессора Дж. Ч. Капура, который выразил озабоченность тем, что западные демократии навязывают остальному миру свои культурные ценности.

В плоскости правового подхода высказанные здесь точки зрения можно интерпретировать следующим образом. Суть позиции профессора Валерстайна сводится, на мой взгляд, к тезису о том, что диалог возможен лишь между теми, кто готов говорить друг с другом на общем для всех языке права. Ведь именно право является универсальным средством, общезначимой формой (т. е., образно говоря, общим языком) международного общения. Близок к этой позиции и академик Гуссейнов, отметивший, что уникальность культуры каждого народа может сохраниться лишь в условиях равноправного диалога, построенного по модели правового взаимодействия индивидов. Что же касается позиции профессора Капура, то она, на мой взгляд, носит внутренне противоречивый характер. С одной стороны, он говорил о том, что насилие не может быть инструментом диалога культур и цивилизованные инструменты такого диалога предстоит вырабатывать. С этим тезисом нельзя не согласиться, тем более что, завершая свое выступление, докладчик высказался в пользу необходимости взаимного учета интересов различных культур на уровне людей как носителей различий. Такой подход предполагает ориентацию на правовые формы диалога, поскольку право (которое, в конечном итоге, всегда есть право человека) и является альтернативой насилию и произволу, способной (в отличие от норм нравственности и религии) в равной степени удовлетворить всех субъектов взаимодействия. Однако проблема в том, что отрицаемые им западные культурные ценности – это как раз те ценности демократии и права, которые только и могут быть формой обеспечения равного диалога на межличностном, межгосударственном и межцивилизационном уровнях общения.

Дело в том, что право как система отношений, основанных на принципе формального равенства [2] , является единственно возможной формой такого опосредования отношений взаимодействующих субъектов, которое позволяет им (при всех их отличиях) общаться на равных основаниях, реализуя свою свободу и самобытность до тех пор, пока это не мешает свободе и самобытности партнеров по взаимодействию. А все, что не подчиняется принципу формального равенства, – это произвол, у которого нет своего принципа [3] . Поэтому нельзя выступать против произвола и силового давления в процессе взаимодействия культур и в то же время отрицать универсальное значение ценностей права и правовой демократии. Если тот или иной субъект взаимодействия претендует на свободное партнерство и равноуважительный диалог, то предполагается, что он признает ценность права как инструмента такого взаимодействия.

Применительно к России это означает, что наши претензии на равноправный диалог с Западом должны быть подкреплены признанием универсальности прав человека как инструмента международного общения и реальными шагами в сторону права и правовой демократии внутри страны. Однако в последние годы происходит все более заметная реанимация идеи особого пути России, не вписывающегося в вектор правового развития западной цивилизации. При этом одни говорят, что демократия и права человека – это специфически западные феномены, а России как стране, принадлежащей к евразийской цивилизации, присуща иная система соционормативной регуляции. Другие утверждают, что бывает разное право и разная демократия, не утруждая себя пояснением, почему это «разное» они называют правом и демократией. Последний подход у нас более популярен, потому что говорить, будто право и демократия не годятся для России или (что то же самое) Россия не годится для права и демократии, означает брать на себя слишком большую нагрузку. Гораздо легче ссылаться на самобытность нашего «права», основанного на общинной идеологии доминирования государства над личностью и нашей управляемой или суверенной «демократии».

Думаю, что научная честность и политический прагматизм требуют признать, что право – это главное достижение западной цивилизации, ее основной вклад в сокровищницу мировой культуры. Другие цивилизации основаны на таких системах соционормативной регуляции, в которой доминируют регуляторы нравственно-религиозного и произвольно-силового характера. При этом именно разнообразие нравственно-религиозных различий обеспечивает многообразие культурно-цивилизационной палитры человечества. Право же как особая форма нормативной регуляции, основанная на принципе формального равенства, во все времена и во всех цивилизациях по сути своей одинаково (его может быть лишь больше или меньше). Однако значение права состоит в том, что оно является формой несилового, мирного развития отношений между людьми, народами и цивилизациями. Поэтому в ситуации возможного конфликта цивилизаций именно право выходит на первый план. Возможно, в будущем, когда проблема конфликта будет снята, более весомую роль в межцивилизационном взаимодействии станут играть нравственные регуляторы.

Что же касается России, то это европейская страна, у которой есть все, чтобы войти в «нормальную европейскую траекторию развития» [4] .

Но для этого требуется честная и трудная работа по наращиванию правовой составляющей отечественной ценностно-нормативной системы.

Вставшая перед постсоциалистической Россией проблема выбора модели демократического государственного устройства – это, по сути дела, проблема цивилизационного самоопределения страны, связанная с поиском ее места в формирующейся системе глобальных отношений. В той или иной мере с проблемой самоидентификации сталкиваются сейчас самые разные страны и народы. В конце XX – начале XXI в. мир вступил в полосу столь существенных социальных трансформаций глобального характера, что, по мнению специалистов, идентичность большинства наций стала подвергаться переоценке. «Почти повсюду, – пишет известный американский исследователь С. Хантингтон, – люди вопрошают, переосмысляют и переопределяют то, что у них общего и что отличает их от других людей» [6] .

В перечне стран, испытывающих кризис национальной идентичности, ставший, по его мнению, глобальным феноменом, автор вскользь называет и Россию, где с новой силой возобновились «дебаты девятнадцатого века между славянофилами и западниками относительно того, является ли Россия “нормальной” европейской страной или отчетливо отличной от них евразийской державой» [7] . Между тем для России как, может быть, ни для какого иного государства, проблема поиска своей идентичности стоит особенно остро и болезненно. Ведь дело не только в том, что Россия – это многонациональная и поликонфессиональная страна, расположенная на евразийском пространстве. Особая сложность российской ситуации связана с тем, что для нашей страны самоидентификация в новом глобализирующемся мире совпала по времени с трудным (без преувеличения – судьбоносным) выбором пути постсоциалистического развития. И этот выбор осуществляется в условиях психологической фрустрации и апатии большей части населения.