Право и политика: научные очерки
Шрифт:
При обосновании «неполноценности» социальных прав обычно говорят о том, что социальные права не порождают непосредственных обязанностей государства и не могут быть защищены в суде. Подобная аргументация, которая носит не столько теоретический, сколько эмпирический характер (поскольку сама по себе юстициабельность тех или иных норм является лишь внешним проявлением их правовой или неправовой природы), до недавнего времени находила достаточное подтверждение в судебной практике. Однако в последние годы ситуация в этой области претерпела существенные изменения, и «судебная защита социальных прав стала реальностью во многих странах мира (не только в России, но и в Германии, Франции и др.)» [43] .
43
Пушило Н.В. Социальные права граждан: история и современностью. М., 2008. С. 134.
Другое (более содержательное) направление критики конституционного признания социальных прав, по сути дела, представляет собой теоретическое развитие первого подхода. Его представители, не ограничиваясь указанием на неюстициабельный характер социальных прав, оспаривают их правовую природу, ссылаясь на отсутствие критерия, позволяющего провести четкий водораздел между социальными правами как сферой гарантированных государством правомерных социальных притязаний индивида и областью государственной благотворительности, ориентированной на экономические возможности государства
44
Преамбула Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах.
Это позволяет авторам, отрицающим правовую природу социальной политики государства, характеризовать всю деятельность по перераспределению социальных благ в пользу незащищенных групп как благотворительность, о которой в свое время И. Кант говорил, что она «не имеет под собой принципа как для того, кто получает, так и для того, кто распределяет… но сводится к доброй воле в ее материальном выражении…» [45] . Очевидно, что таким принципом может быть лишь правовой принцип формального равенства, потому что все, что находится за рамками равенства, – это произвол, не имеющий своего принципа [46] . Поэтому ближе к сути дела подходят, на наш взгляд, те сторонники юснатурализма, которые связывают неправовую природу социальной политики государства с ее несоответствием принципу формального равенства.
45
Цит. по: Хайек Ф. Право, законодательство и свобода. М., 2006. С. 231.
46
У произвола, пишет в данной связи В.С. Нерсесянц, «своего принципа нет; его принципом, если можно так выразиться, – является как раз отсутствие правового принципа…». Нерсесянц В.С. Философия права. С. 40.
Последовательная теоретическая позиция в данном вопросе требует признать, что неправовая природа социальных прав исключает возможность не только их конституционной легализации, но и закрепления этих «прав» в текущем законодательстве. Однако такая концептуальная последовательность не присуща доктрине юснатурализма, для которой характерно смешение правового и нравственного начал. Поэтому сторонники данной доктрины полагают, что конституционную политику в социальной сфере «следует рассматривать как предусмотренное в самой Конституции изъятие из конституционного принципа формального равенства» [47] , либо, отрицая конституционное признание социальных прав как основных, допускают возможность их закрепления в текущем законодательстве [48] , а то и вовсе призывают к преодолению формально-юридического равенства с целью устранения резких расхождений материального положения индивидов [49] .
47
Гаджиев Г.А. Судебная концепция конституционного принципа социального государства в Российской Федерации // Конституционный принцип социального государства и его применение конституционными судами. М., 2008. С. 105.
48
Санстейн К.Р. Против позитивных прав // Российский бюллетень по правам человека. 1995. Вып.6. С. 19–22.
49
Лукашева Е.А. Права человека и социальное государство // Общая теория прав человека. М., 1996. С. 117.
В российской теории права эта внутренняя противоречивость юснатурализма преодолевается в рамках разработанной академиком В.С.Нерсесянцем либертарной концепции правопонимания, трактующей принцип формального равенства как сущностный признак права, отступление от которого означает неправовой характер любых норм естественного или позитивного «права». С позиций этого подхода не важно, носит ли такое отступление гуманистический характер, являясь уступкой со стороны права в пользу нравственности, или представляет собой властный произвол, имеющий антигуманную направленность (и то и другое деформирует правовую систему и, следовательно, несет в себе опасность для правопорядка [50] ). Однако из такого понимания сущности права вовсе не следует, что вся социальная политика государства представляет собой отклонение от принципа формального равенства и носит неправовой характер. В условиях правового государства социальная политика, считал В.С. Нерсесянц, может и должна быть согласована с правовым принципом формального равенства. «Те или иные требования так называемой социальной справедливости, – писал он, – с правовой точки зрения имеют рациональный смысл и могут быть признаны и удовлетворены лишь постольку, поскольку они согласуемы с правовой всеобщностью и равенством и их, следовательно, можно выразить в виде абстрактновсеобщих требований самой правовой справедливости в соответствующих областях социальной жизни. И то, что обычно именуется социальной справедливостью, может как соответствовать праву, так и отрицать его» [51] .
50
Так, если для развитых демократий отмена смертной казни – это «уступка твердого и уверенного в себе правопорядка в пользу более мягких общественных нравов без сколько-нибудь серьезной опасности поставить под сомнение принцип и требование права» (Нерсесянц В.С. Философия права. С. 630), то в условиях так называемых молодых демократий столь серьезное отступление от принципа равенства между виной и ответственностью может привести к существенным негативным последствиям для правового развития.
51
Нерсесянц В.С. Философия права. С. 48.
В этом вопросе позиция В.С. Нерсесянца расходится не только со взглядами юснатуралистов, которые, будучи приверженцами социального государства и высоко оценивая его социальную политику с нравственной точки зрения, отказывают этой политике в соответствии правовому принципу формального равенства, а, следовательно, целиком отдают ее на усмотрение (по сути дела – на милость) практике в лице политиков, законодателей, судей, чиновников и т. д. Его подход к пониманию правовой природы социальных прав отличается также и от взглядов целого ряда авторов, считающих себя сторонниками либертарной теории права. Надо сказать, что свободолюбивый пафос либертарной концепции правопонимания, сформировавшейся в советской теории права в качестве жесткой теоретической оппозиции официальному легизму и делавшей акцент на содержательном разграничении права как формы свободы от произвола как властного своеволия, привлек к этой концепции и тех, кому ближе идеи неолиберализма, развиваемые такими политическими теоретиками, как Ф. Хайек, Дж. Бьюкенен, М. Фридман и др. Для разработанной ими (экономической в своей основе) концепции неолиберализма главным источником свободы является «невидимая рука рынка», управляющая
52
Мамут Л. С. Социальное государство с точки зрения права // Государство и право. 2001. № 7. С. 5–14; Четвернин В. А. Введение в курс общей теории права и государства. М., 2003. С.45–47 и др.
Эти различия во взглядах между неолиберализмом западного образца и российской [53] либертарной теорией права проистекают из разного понимания природы правового принципа формального равенства. Крайняя формализация данного принципа, характерная для неолиберализма, привела к его упрощенной трактовке, когда под формальным правовым равенством понимается чистое равенство между деянием и воздаянием (трудом и его оплатой, правонарушением и наказанием), не учитывающее социальные и биологические характеристики людей. Деяние рассматривается здесь не как процесс, в котором проявляются индивидуальные особенности действующего субъекта, а лишь как результат, для которого эти особенности не имеют значения. Всякое отклонение от такого равенства в пользу менее удачливых членов общества расценивается как благотворительность, основанная на нравственных идеях милосердия. Такая социальная политика, по мнению многих приверженцев доктрины неолиберализма, блокирует развитие свободной инициативы людей и, в конечном счете, оказывается невыгодна всем вместе и каждому члену общества в отдельности. Эту мысль предельно ясно выразил Ф. Хайек, утверждающий, что люди согласны «принуждать к единообразному соблюдению тех правил, которые значительно увеличили шансы всех и каждого на удовлетворение своих нужд, но платить за это приходится риском незаслуженной неудачи для отдельных людей и групп» [54] . Собственно говоря, на этом очень спорном тезисе (к которому мы еще вернемся) и держится вся доктрина экономического неолиберализма.
53
То обстоятельство, что либертарная концепция правопонимания сформировалась именно в России, не случайно – ее появление было обусловлено длительным опытом бесправия и порожденной им острой потребностью в теоретически ясном и эмпирически верифицируемом критерии различения права как объективного явления от субъективного произвола тоталитарно-авторитарной власти. Эта концепция, хотя и опирается на традиции рационалистической версии юснатурализма, но принципиально отличается от естественно-правового подхода. Сам В.С. Нерсесянц считал, что «вся прошлая и современная философия права, кроме либертарно-юридической концепции… представляет собой те или иные варианты и версии естественно-правовой философии права». – Нерсесянц В.С. Философия права. С. 50.
54
Хайек Ф. Указ. соч. С. 239.
Данная концепция, занимающая весьма скромную нишу в сложной системе либеральных идейно-политических течений [55] , получила широкое признание в постсоветском отечественном обществоведении, будучи во многом компенсаторной (и в этом смысле, скорее, эмоциональной, чем рациональной) реакцией против недавнего доминирования социалистического принципа фактического равенства, ведущего к потребительской уравниловке. Более того, именно этот доктринальный подход стал одним из основных теоретических ориентиров практики постсоветских преобразований в сфере экономических отношений. Таким образом, из всего многообразия теоретических моделей «строительства» капитализма Россия выбрала «именно самый крайний из вариантов в неолиберальной экономике» [56] .
55
Капустин Б.Г. Либерализм // Новая философская энциклопедия. М., 2001. Т. 2. С. 393–395.
56
Козловский В.В., Уткин А.И., Федотова В.Г. Модернизация: от равенства к свободе. СПб. 1995. С. 7.
Принципиально иной, взвешенный и рациональный, подход к проблеме формального равенства разработан в рамках либертарной концепции правопонимания В.С. Нерсесянца, применительно к которой можно с определенными оговорками сказать, что формальное равенство понимается здесь в русле идей классического либерализма как равенство стартовых возможностей индивидов в доступе к социальным благам (в широком смысле этого понятия – как средство удовлетворения материальных и духовных потребностей человека). Однако поскольку для В.С. Нерсесянца формальное равенство – это сущностный признак права (т. е. признак, который присущ только праву), то равенство в доступе к социальным благам, согласно его концепции, возможно лишь в правовой форме и предстает как равенство в правоспособности, т. е. в способности обладать набором субъективных прав, гарантирующих приобщение к соответствующим социальным благам. При этом, концепция В.С. Нерсесянца, представляющая собой «наиболее законченный и последовательный вариант формализации воплощенной в праве справедливости», опирается на ту традицию либерально-правовой мысли, которая «выделяет справедливость из системы иных моральных категорий и увязывает ее содержательную трактовку с формальностью и всеобщностью» [57] . В русле этой традиции он трактует формальное равенство как триединство таких внутренне взаимосвязанных и предполагающих друг друга компонентов, как равная мера, свобода и справедливость.
57
Варламова Н.В. Тип правопонимания как теоретическая парадигма интерпретации права // Правовые идеи и институты в историко-теоретическом дискурсе. М., 2008. С. 68.
В своих работах В.С. Нерсесянц делал основной акцент на том, что право – это равная мера именно свободы и справедливости. Право, писал он, – это равная мера свободы («своим всеобщим масштабом и равной мерой право измеряет… именно свободу… в человеческих взаимоотношениях [58] ) и справедливости (право взвешивает на единых весах и оценивает фактическое многообразие партикулярных отношений «формально равным, а потому и одинаково справедливым для всех правовым мерилом» [59] ). Такая расстановка акцентов во многом была обусловлена стремлением продемонстрировать неправовой, произвольный характер советского законодательства, подразумевающий неправовую природу порождающей его тоталитарной власти. При этом не вполне проясненной оказалась позиция автора либертарной концепции по вопросу о том, что такое равная мера. Позднее, уже в постсоветский период, он не уделил этой проблеме должного внимания, сконцентрировавшись на обосновании правовой природы цивилизма как нового постсоциалистического общественного строя с «более содержательным (чем при капитализме) принципом равенства и справедливости, с более развитыми формами собственности, свободы и права» [60] .
58
Нерсесянц В.С. Философия права. С. 37–38.
59
Там же. С. 48.
60
Там же. С. 422.