Право на поединок
Шрифт:
Её голос снова прервался. Напряжённое чрево размеренно сокращалось, готовясь извергнуть дитя.
– И вновь прошу тебя: не сердись на моё любопытство, – проговорил Эврих. – Видишь ли, у многих народов принято мужчине водить столько жён, скольких он может наделить кровом, пищей и любовью. И я слышал также, будто есть племена, где могучие и властные женщины правят семьями, направляя дела многих мужей…
Он услышал, как фыркнул за его спиной Волкодав.
– Отец Небо в Своей премудрости создал многое, что кажется нам странным и даже непотребным, – ответила Раг. – Мы, шаны, усматриваем в этом лишь повод ещё раз преклониться перед Ним и ощутить свою малость. Поучая земные племена, Отец Небо уделял каждому ту толику мудрости, которую этот народ был в состоянии постичь. Мы, впрочем,
Волкодав проверил пальцем нагревшуюся воду, отодвинул котелок от огня и, прихватив его сквозь рукава, натянутые на ладони, перелил содержимое в пустой бурдюк. Мыш немедленно устроился на бурдюке, радуясь теплу. Венн заново наполнил котелок чистым колотым льдом и поставил его в жар синеватого пламени, поедавшего куски горючего камня огневца. Этот тёмно-серый, жирно блестевший камень давал много золы и, сгорая, распространял премерзкую вонь, но лучшего топлива в пещере найти было нельзя. И на том спасибо неведомой, но, видимо, благосклонной Силе, обитавшей в недрах горы…
Он видел, что у Эвриха всё шло путём. Неприметное волшебство арранта обняло исстрадавшуюся душу женщины и прямо-таки на руках унесло её от колодца боли и ужаса, в который она уже было приготовилась кануть. Теперь шанка родит – спокойно и без мучений, и не будет никакого ущерба ни ей, ни ребёнку… Оставалось позаботиться о малом.
Согнав недовольно раскричавшегося Мыша, Волкодав потеплее закутал бурдюк, опустился на корточки возле Раг и показал ей рукоять Солнечного Пламени:
– Станешь рожать, не беспокойся ни о какой нечисти, госпожа. Вот этот меч её сюда не допустит… – Повернулся к Эвриху и велел: – Буду нужен, зови.
Выудил из котомки головку чеснока и ушёл.
Ему сразу не понравилось то, что происходило снаружи. Когда перелезали забор и покидали деревню, ночь была не то чтобы тёплой, но пар изо рта, как теперь, всё-таки не валил. И вот с северо-запада неизвестно с какой стати задул режущий ветер, летевший словно бы из самого сердца ледяной пустоты. Он ещё не принёс облаков, способных затянуть серп месяца и звёзды, ярко мерцавшие в небесных потоках. Воющий вихрь тревожил снежные одежды вершин, и залитые ночным светом хребты представали чередой шагающих великанов в развевающихся белых плащах. Волкодав ощутил, как понемногу заползает в сердце чёрная жуть. Север и запад – скверные стороны горизонта. Там умирает солнце, там холод и ночь. Оттуда не может прийти ничто хорошее, и пример тому – сегваны, некогда явившиеся с Островов. Разумные люди даже печь в доме помещают в северном углу – необоримой заступой от всяческой нечисти, лезущей погубить живое гнездо… Волкодав весьма сомневался, что его хиленький костерок, разожжённый вдобавок не на честном дереве, а на подземном камне, сумеет кого-нибудь защитить. На добрую сталь надежды было побольше. Венн помнил: когда почтенные женщины под руки уводили его мать в баню – давать жизнь младшим братикам и сестричкам, – отец всегда шёл вместе с женой, а братья матери обнажали мечи и несли дозор у двери, покуда не раздавался из бани пронзительный младенческий крик. Ибо известно: нечисть, спешащая на тёплую кровь, ничего так не боится, как благороднейшего изделия кузнеца в руке воина, не склонного к шуткам… Волкодав снова посмотрел на небо. Ветер подхватывал и раздирал клочья снежных полотнищ, швыряя их на склоны белыми крутящимися смерчами. Шаткие столбы летящего снега опадали на камни и снова вздымались, двигаясь в одном направлении. Прямо к нему.
Невидимая рука словно нацеливала бредущие призраки на устье расселины, где стоял Волкодав… Ему не хотелось думать, чем могут обернуться рослые смерчи, если позволить им добраться до цели. И что вообще получится, если они проникнут в пещеру. И задержит ли их преграда, остановившая Элдагову стрелу, он не стал даже гадать.
Враг шёл на него, и он собирался принять бой. Может быть, безнадёжный. Очень даже может быть. Скрыться негде, отступать – некуда, драться же с неведомой силой… Волкодав вытащил из кожаного кармашка два длинных тонких шнура, которые на всякий случай всегда в нём таскал, и привязал один к висевшему на поясе топору, а второй – к рукояти боевого ножа. Потом обратился лицом к югу и начал молиться, хотя не очень-то ждал, чтобы его молитву услышали. Может ли голос, обращённый к Светлым Богам, достигнуть Их слуха в горах? Да ещё в двух шагах от входа в какое-то подземелье?…
Снежные столбы только ещё перебирались через ложбину, а ветер уже нёс тончайшую морозную пыль, ранившую глаза. Стрелы холодных порывов легко пронизывали одежду, достигая тела, вымораживая из него жизнь и тепло. Чёрное небо над головой вызвало в памяти рассказы Тилорна. Волкодав почувствовал себя крохотной живой искоркой посреди гигантского ледяного мрака, разделившего миры. Может ли такая искорка хоть мгновение противостоять вечной Тьме, если, говорят, однажды её дыхание погасит даже Солнце и первосотворённые звёзды?… Волкодав выбрал себе удобное место, где его никто не сумел бы обойти, и стал ждать.
Когда ко входу в расселину устремился качающийся столб летящего, крутящегося снега, венн сделал шаг и встал у него на пути. Это не кан-киро, где нападающему вежливо освобождают дорогу, а потом столь же вежливо помогают исчерпать и рассеять враждебный порыв. Так можно делать, пока в твоём противнике есть хоть что-то человеческое и остаётся надежда заставить его призадуматься. На Волкодава же двигалось воплощённое Зло, Зло такой высокой пробы, что способность принимать облик человека, животного или иного живого существа была им уже утрачена, поскольку нет созданий изначально злых, есть только отошедшие от Добра… но не до такой степени! Худший из земных душегубов и даже чёрных волшебников всё же когда-то был грудным малышом и улыбался матери, когда та склонялась над ним. Этим не было дано даже смутной памяти о чём-то чистом и светлом: какими видел их Волкодав, такими они и возникли. Порою вихрящийся снег обретал смутное сходство с человеческими фигурами, но не мог удержать внятного облика и летел дальше, бескрыло перелетая с камня на камень.
– Ну, идите сюда!… – зарычал Волкодав.
Боевой нож, подаренный слепым Дикероной, коротко свистнул, распарывая мчавшийся навстречу ветер. Смазаный для верности чесноком, он попал в самую середину снежного призрака, и Волкодаву померещился где-то за гранью слуха чудовищный хриплый рёв. Белая тень взмахнула бесформенным подобием рук и распалась позёмкой, превращаясь в снежную кляксу на тёмно-бурых камнях. Теперь это был самый обычный снег, на который можно ступать без боязни, что кто-нибудь схватит за ноги. Волкодав торопливо подтянул нож обратно к себе…
Он ещё улучил мгновение задуматься, какие такие духи столь упорно лезли в пещеру. И кто мог быть их повелителем. Потом снежных привидений сделалось больше, и думать стало недосуг. Как всегда, когда начиналась настоящая битва, сознание словно бы отодвигалось в сторонку, передавая свою власть какому-то более древнему разуму, коренившемуся непосредственно в теле. И этот разум знал: никто из стаи белой нечисти не должен проникнуть в пещеру. Никто. Ни единая тварь.
Вот стало некогда метать нож и топор, и Волкодав перехватил секиру левой рукой, а правой вытащил меч. Рукоять Солнечного Пламени показалась необъяснимо горячей. Быть может, меч вправду не зря носил своё имя, и наседающие морозные привидения разбудили в нём заложенную когда-то частицу огня?… Очередная бесформенная тварь метнула ему в лицо пригоршню ледяных игл, Волкодав метнулся в сторону и, уже летя через голову кувырком, срубил крутящийся столб ударом меча. Он явственно услышал шипение и увидел струйку пара, сорвавшуюся с клинка.
Потом он понял, что рано или поздно его сомнут и затопчут. Сколько-то он ещё сможет сражаться, но потом Харан Киир подтвердит свою славу заповедной горы, с которой не уходят живыми смертные нечестивцы. Венн оценил собственные силы и попытался прикинуть, продержится ли до рассвета. На рассвете вся эта пакость должна исчезнуть сама собой. Рассыпаться и пропасть, сражённая солнечными лучами. Волкодав всё никак не мог сообразить, скоро ли появится солнце. Ему казалось, ночь тянулась уже очень долго. С другой стороны, если верить движению звёзд… Звёзд?