Право на выбор
Шрифт:
Сейчас Ярон был совсем не уверен в том, что она и правда изготовила его сама. Скорее он был уверен в обратном. Кто-то снабжал Тамилу такими вот, мягко говоря, интересными артефактами. Кто-то, заинтересованный в том, чтобы она оставалась доверенным лицом Ярона, чтобы продолжала пакостить. Правда, Плод заменили подделкой. Но амулет был настоящим — уже после изгнания Тамилы Ярон снова проверил его действие — сын Мрака являлся на зов и подчинялся приказам по-прежнему.
Неужели, слухи об Отступнике, бродившие по Светании, имеют под собой реальное основание? Отправленные в Светанию разведчики с немалым трудом собрали эти слухи —
Князь встал, прошелся по кабинету от стены до стены и обратно, остановился у окна. Да, он всегда думал о народе, это долг князя, всегда заботился о других кланах не только не меньше, но порой и больше, чем о своем. Он не из тех, кто прячется за высокими стенами. По его приказу укрепляли оборону городов и поселений, но если будет захвачен замок и место силы, эта оборона ничего не даст. Есть предел, где нужно остановиться. Потому что сейчас привычная политика может погубить всех. Необходимо защитить святилище, а значит и замок.
Призвать воинов других кланов? Да, их пора поднять, пора. Если полагаться только на рассудок, то вроде бы для этого не время, вроде бы не происходит ничего такого, чего бы не происходило и сезон назад и даже год. Но чутье подсказывало, что сейчас все изменилось, сейчас на пороге решающая схватка и, если они ее проиграют, их ждет катастрофа. Кто бы ни превращал оборотней в мраков, именно они получат власть в Теновии, если он не защитит святилище. И полагаться на воинов других кланов в этом деле не стоит.
Он поступит иначе. Срочно отзовет своих — проверенных. Клан волков, весь, до последнего воина, должен быть здесь. И все, кто служит ему, кому он безоговорочно верит. Пусть используют кристаллы, но будут здесь не позднее, чем послезавтра. А воины других кланов пусть заменят их, отыскивая мраков, защищая города и поселения людей. Решено. Он так и поступит. Немедленно. И если кто-то его осудит, кто-то будет роптать — пусть. Правитель не может быть хорошим для всех. Его авторитета хватит, чтобы кланы подчинились. Остальное сейчас неважно. Призвав Тремира и слугу-секретаря, Ярон надиктовал княжеский указ. Тремир поддержал его, хотя и был удивлен поспешностью и решимостью князя.
— Я чувствую, что время на исходе. Наших воинов рассеяли по всей Теновии не просто так, — жестко сказал Ярон.
Тремир склонился над картой, где были отмечены места недавних нападений мраков. Несколько минут молчал.
— Мне стыдно, что не я первым об этом подумал, князь, — проговорил седой волк. — Ты вырос. Вырос, как правитель, Ярон. Прежде я думал, что ты достойный сын своего отца. Сейчас я думаю, что ты превзошел его.
Ярон сжал плечо старого друга, ничего не сказав. Слова были не нужны, Тремир и без них знал, как много значит для Ярона это признание. И знал, что князю нужна поддержка.
Ярон вышел из кабинета, направляясь в зал кристаллов. Снова нужны перемещающие кристаллы. И боевые лучше держать поближе — хотя бы часть. Встречные кланялись — не глубоко, но с искренним уважением, князь отвечал короткими кивками или одним взглядом. Добравшись до
Кто построил это? Не оборотни и уж точно не простые люди. Норенги. Где они теперь, как их найти и не помогают ли они тем, кто обращает оборотней в сынов Мрака? Что если они решили отомстить за похищенные из их святилища Часы Времен? Найти бы древнее святилище и вернуть святыню. Но как?
Ярон направился к ларцу с кристаллами, но не удержался и подошел к клановому кристаллу — большому, зеркально отполированному обсидиану в серебряной оправе, в чьей глубине плавали крохотные искорки — отражения клановых искр всех, кто входил в его клан, клан волков.
— Райяна… — прошептал одними губами, и искра сразу же, словно только и ждала этого, скользнула под его ладонь, увеличиваясь, мерцая, переливаясь.
Она и так была необычно большой, а теперь и вовсе стала размером с ноготь — Ярон никогда прежде не видел, чтобы клановые искры были так велики. Что-то с ней не так… Она пульсировала алым, казалось, что ее переполняет жизненная сила. Но так не должно быть, даже если ее обладательница пышет здоровьем и энергией. Алый, сполохи стального и снова алый.
— Что с тобой, Райяна? — искра трепетала под его рукой, и от нее исходил ощутимый жар.
На миг окружающее затуманилось, Ярон зажмурился и снова открыл глаза. Рядом с ним стояла Райяна, смотрела и тревожно, и нежно.
— Ты… Что с тобой, Райяна? Где ты?
Фигура, казавшаяся вполне реальной, печально покачала головой.
Ярон осторожно отвел руку от кланового кристалла, но Райяна не исчезла, стояла все так же близко, смотрела все так же нежно. Но ведь сейчас и здесь это не может быть Ночным Мороком.
Она была так близко, что Ярон почувствовал тепло, исходящее от нее, тепло живого тела. Медленно протянул руку, коснулся плеча, руки, тонких, но таких сильных пальцев, умеющих держать и меч, и арбалет лучше многих мужчин. Райяна качнулась ему навстречу и оказалась в его объятиях прежде, чем он успел отступить, — не потому, что не хотел этого, а потому, что боялся: она растает, исчезнет.
Сознание было ясным, он понимал, что Райяны здесь нет и быть не может. Тогда что это и как возможно? Вспомнилось когда-то слышанное, должно быть, от шаманки, о многих телах у одного человека, принадлежащих разным уровням бытия. Иногда они попадают на другие уровни и какое-то время могут оставаться на них. Иногда оказываются в ловушке, как призраки — бесплотные души, застрявшие в чужом для них плотном мире. Может быть, это такое вот тело? И, может быть, подобное возможно, потому что клановая искра Райяны напитана силой так, что того и гляди взорвется?
Эта мысль немного успокоила, развеяла сомнения хотя бы отчасти, а тем, что еще остались, он позволил умчаться прочь. У любого самоконтроля есть предел…
— Райяна… — он сжал ее в объятиях, прильнул губами к ее — горячим, ждущим и требовательным.
Мир вокруг словно завернулся в сверкающую спираль и унесся прочь, оставив двоих в звездной пустоте, где были только они и сияние их чувств, их тоска и ненасытная жажда, их нежность и страсть, их горечь и пронзительное, почти непереносимое счастье. Счастье от того, что они вместе, горечь — от того, что это лишь мгновения, украденные ими у судьбы неведомо каким чудом.