Право – язык и масштаб свободы
Шрифт:
В российском государстве актуализировано невероятное количество институтов, официально уполномоченных интерпретировать право и назначать наказания. Помимо судей, в иерархию субъектов административного насилия включены еще семьдесят три (!) политико-правовых игрока, таких например, как органы внутренних дел (полиция), органы и учреждения уголовно-исполнительной системы, налоговые органы, таможенные органы, пограничные органы, военные комиссариаты, органы, осуществляющие государственный ветеринарный надзор, органы, осуществляющие государственный земельный надзор, органы, осуществляющие государственный надзор за геологическим изучением, рациональным использованием и охраной недр, органы, осуществляющие федеральный государственный надзор за использованием и охраной водных объектов, органы, осуществляющие государственный лесной контроль и надзор, органы исполнительной власти субъектов Российской Федерации, осуществляющие государственный лесной контроль и надзор, органы, осуществляющие функции по контролю в области организации и функционирования особо охраняемых природных территорий федерального значения, органы, осуществляющие функции по охране,
215
См.: Глава 23 КоАП РФ.
Семьдесят четыре иерархические структуры публичной власти, алгоритмы принятия решений которых скрыт от большинства населения, являются оплотом консервативных механизмов официального толкования права. Трудно представить, как такое большое количество институтов власти одновременно осуществляет единообразную правоприменительную и официальную интерпретационную деятельность, осуществляя легальное насилие. Все эти установления, кроме суда, относятся к исполнительной ветви публичной власти и занимают свое место в иерархии государственного принуждения. Каждая из вышеперечисленных структур в пределах своей компетенции принимает участие в формировании принципов и правил масштабирования свободы. Эти институты исполнительной власти взаимодействуют с законодательными органами и судами, в значительной степени предопределяя характер судебного толкования курируемых составов правонарушений и отраслевых направлений человеческой деятельности. На мнение этих структур ориентируется экспертное сообщество, заключения которого суд обязан принимать во внимание в процессе правоприменения.
Для полноты исследования иерархии субъектов насилия необходимо синхронизировать ее с иерархией правоприменителей и с иерархией интерпретаторов права. Соотношение этих иерархий коррелирует с соотношением свободы и принуждения. Проблема принуждения является одной из ключевых в юридической практике. Хозяйствующие субъекты и лица, занимающиеся нарушением закона на постоянной основе, стараются организовать свои действия так, чтобы избежать наказания либо минимизировать его. Некоторые правовые теории актуализируют психический элемент феномена принуждения, не относя принуждение к признакам права. Например, профессор Санкт-Петербургского государственного университета А.В. Поляков среди признаков права выделяет лишь существование субъектов, обладающих взаимообусловленными (коррелятивными) правами и обязанностями и наличие социально признанных и общеобязательных правил поведения (норм) [216] . Исследуя онтологический статус права, он приходит к выводу о том, что «государственное принуждение не является необходимым условием функционирования права. Большинство норм большинством субъектов реализуется безо всякого государственного принуждения» [217] .
216
Поляков А.В. Общая теория права. Курс лекций. СПб., 2001. С. 189.
217
Там же. С. 201.
Несомненно, субъекты государственной власти не стоят за спиной каждого человека, заключающего гражданско-правовой договор, вступающего в семейные отношения, соблюдающего либо нарушающего формализованные правила или обычные нормы поведения. Действительно, правовое принуждение «имеет психическую природу и интеллектуально-эмоциональное (ценностное) обоснование». Но вступающие в правоотношения люди подразумевают возможность принудительной защиты своего права, что для многих является важным основанием начала правовой коммуникации. Субъект не будет заключать договор поставки дорогостоящего оборудования и платить деньги в форме предоплаты, если его интересы не гарантированы системой законодательства, судебной практикой и возможностью обеспечительных мер исполнительной системы. Разумный российский человек не начнет заниматься средним и большим бизнесом, не заручившись поддержкой неформальных лидеров общества и субъектов правоохранительной деятельности.
Растущее ежегодно количество административных правонарушений свидетельствует о правовой энтропии, – население явно не желает соблюдать устанавливаемые государством нормы поведения. Статистика судебных и правоохранительных органов, мнения специалистов иллюстрируют масштабы нарушений: более тридцати миллионов в год обращений с заявлениями о совершении преступления, еще большее количество фактов, свидетельствующих об административных правонарушениях. Достаточно ли только психического принуждения к нарушителям норм закона и права для того, чтобы защитить интересы потерпевших от уголовных преступлений и административных правонарушений? Следует ли настаивать на том, что принуждение (государственное, корпоративное, нравственное и т. п.) не относится к основным признакам права? Какими словами следует уговаривать должника (мошенника, убийцу, насильника) возместить различные формы вреда?
Функция общей превенции наказания предполагает как минимум существование системы наказаний. Наказание – это всегда насилие над материальным, физическим, психическим состояниями субъекта, ограничение его свободы воли, экономической и даже физической свободы. Принудительное исполнение наказания в российском правовом дискурсе часто сопровождается неоправданной жестокостью. Следует учитывать также избирательный характер правоприменения. Вынесение наказание в известной степени становится актом «раздачи боли». Воля наказанного человека трансформируется, жесткая система наказаний стремится подавить стремление человека к свободе мысли, свободе передвижения, свободе предпринимательства, физической свободе. Это касается не только уголовной, но и административной, дисциплинарной, гражданско-правовой ответственности. Запрет выезда за границу, отказ в регистрации изменений в учредительные документы, лишение права управления транспортным средством и другие формы массовых поражений в правах формируют характер правоотношений между обычным населением и субъектами, уполномоченными на применение санкций.
Существование принудительных мер предполагает систему наказаний и иерархию субъектов, принимающих решения о наказаниях. Особая каста людей, уполномоченных «раздавать боль», в российской публичной власти занимает важное место. Каждый активный человек имеет тот или иной опыт правовой коммуникации с сотрудником дорожной полиции, налоговым инспектором, следователем, судьей и другими субъектами иерархии государственного насилия. Но принуждение и правовая коммуникация не ограничиваются взаимоотношениями с субъектами публичной власти. Довольно часто людям приходится сталкиваться с негосударственной системой принуждения, когда нормативная система социальной группы предъявляет дополнительные требования к человеку. Например, в большинстве банков требуется соблюдать корпоративный стиль одежды, в гольф-клуб не допустят игрока в джинсах, судимость не позволит преподавать в средней школе и высшем учебном заведении, в стандартный бассейн не пройти без купальной одежды и шапочки, в некоторые финские парные нельзя входить в одежде и т. д. Всем известны экстралегальные методы принуждения в так называемой криминальной среде. Например, из обвинительного заключения по материалам одного общеизвестного уголовного дела следует, что лидер организованного преступного сообщества демонстративно на «рабочем совещании» убил члена своей социальной группы за несоблюдение субординации во взаимоотношениях со «старшими товарищами». После этого было совершено очередное почти ритуальное убийство гражданской жены человека, который (по мнению иерарха социальной группы) совершил нарушение декларированных «понятий» (корпоративных правил). На фоне материалов этого уголовного дела оспариваемый недавно прокурором договор работодателя с работницей (моделью), обязывающий ее не вступать в период действия договора в брак, не беременеть и не рожать детей выглядит как безобидные придирки к сотруднице.
Известно, что публичные смертные казни за карманные кражи не спасли общество от активности воров-карманников. Трудно определить, насколько практика смертных казней за коррупционные преступления в Китае и жесткие санкции за незаконный оборот наркотиков в большинстве государств способствуют снижению уровня коррупции, препятствуют наркотизации общества, но без этих насильственных мер современные государства уже не смогут стабильно функционировать.
В российской правовой действительности иерархия субъектов насилия выражена недостаточно внятно. Говоря более прямолинейно, лукавые нормы процессуального закона, наделяя судью максимальной компетенцией, преувеличивают его действительные возможности в принятии самостоятельных решений. Например, в уголовно-процессуальной коммуникации при избрании меры пресечения в виде заключения под стражу судья практически следует воле следователя; следователь, в свою очередь, основывает свои предположения о необходимости заключения человека под стражу на сведениях оперативного характера, которые ему представляет оперативный уполномоченный. По большинству уголовных дел экономического характера уголовные истории начинаются по воле «опера ОБЭП» – оперативного сотрудника отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Нередки случаи, когда именно «опер» без высшего юридического образования, руководствуясь корпоративным или коммерческим интересом, принимает решение, которое в дальнейшем считают себя обязанными легитимировать и следователь, и прокурор, и судья.
Судья арестовывает человека, потому что следователь ходатайствует об этом и прокурор поддерживает ходатайство. А следователь ходатайствует об аресте на основании вербальных коммуникаций с оперативными сотрудниками, своим вышестоящим руководством и тех (подчас примитивно шаблонных, изготавливаемых «на коленках») рапортов и справок, которые ему предоставляет «опер ОБЭП». Вопреки принципам уголовного процесса (осуществление правосудия только судом, независимость судей, неприкосновенность личности, презумпция невиновности, состязательность сторон, свобода оценки доказательств и т. п.) концептуальное решение о необходимости (целесообразности) применения принудительной меры (дозе насилия), ее виде и длительности в отношении человека принимает не судья, а субъект исполнительной власти – следователь, прокурор, оперативный сотрудник. В российской правовой действительности судья, как правило, становится лишь инструментом воли оперативного сотрудника, следователя, прокурора. Для того, чтобы не исполнить требование следователя и прокурора об избрании меры пресечения или ее продлении судье требуются сверхусилия: гражданское и профессиональное мужество, способность выдержать подозрение в коррупционном мотиве своего решения об отказе выполнить волю исполнительной власти. Поэтому абсолютное большинство судей свыклись со своей вторичной ролью при избрании и продлении меры пресечения в виде заключения под стражу.
Нередко наблюдается заискивание судей перед следователями и прокурорами, стремление всячески помочь им. Доходит до того, что судьи подсказывают прокурору, – как следует правильно проводить обвинительную тактику в конкретном процессе, тем самым практически отправляя функции обвинителя и судьи в одном лице. О таких устоявшихся в российском уголовном процессе деловых обыкновениях следует информировать граждан России, честно рассказывая им о действительном положении дел. Пора развенчать фальшивые декорации прокламированной презумпции невиновности, состязательности процесса etc. Население вправе знать реальную, а не камуфляжную иерархию субъектов насилия в государстве.