Право – язык и масштаб свободы
Шрифт:
С одной стороны, нет сомнений, что с точки зрения правовой формы равенство представляет собой естественное и даже неустранимое явление. В известном смысле требование равенства вытекает из самой сущности права, которое представляет собой набор правил общего характера, унифицирующих социальное пространство. На лиц, которые попадают в одни и те же жизненные условия, распространяются единые юридические стандарты; право, по существу, не имеет дела с уникальной человеческой личностью, а создает обобщенные образы, именуемые статусами, в рамках которых индивидуальные различия, не имеющие юридического значения, стираются и никак не учитываются; в этом отношении происходит взаимное уравнивание людей.
С другой стороны, равенство в сфере права наталкивается на явные препятствия и ограничения. Прежде всего, невозможно добиться полной унификации и юридического отождествления всех людей в
Уточнение смысла и границ равенства как правовой ценности требует определить, каким образом равенство способно участвовать в выполнении основных социокультурных функций права, прежде всего – в интеграции и солидаризации общества.
Связь равенства и солидарности также носит неоднозначный характер и получает самые разноречивые интерпретации. Например, Т. Гоббс, исходя из постулата об исходном равенстве всех людей, считал его одной из основных предпосылок «войны всех против всех», то есть состояния, противоположного солидарности: «Из этого равенства способностей возникает равенство надежд на достижение целей. Вот почему, если два человека желают одной и той же вещи, которой, однако, они не могут обладать вдвоем, они становятся врагами. На пути к достижению их цели (которая состоит главным образом в сохранении жизни, а иногда в одном лишь наслаждении) они стараются погубить или покорить друг друга» [193] .
193
Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского//Сочинения: Т. 2. М., 1991. С. 94.
Однако существуют и совершенно обратная теоретическая позиция: «Основание равенства коренится в коллективистских формах собственности, в предпочтении солидарности конкуренции, поисках справедливости… Равенство, как правило, связано с гетерономией личности, т. е. с признанием ее зависимости от других, с необходимостью быть под опекой внешней силы: символа веры, государственной мощи, либо другой объединяющей идеи общего, чаще корпоративного, блага» [194] .
Причина этих разногласий, помимо прочего, может заключаться в том, что речь идет о равенстве в двух разных значениях: в первом случае – об элементах индивидуального равенства, имеющих естественное происхождение, во втором – о равенстве как социальном идеале, то есть о нормативно-идеологической конструкции.
194
Козловский В.В., Уткин А.И., Федотова В.Г. Модернизация: от равенства к свободе. СПб., 1995. С.204.
Социокультурная целостность, очевидно, обеспечивается благодаря тому, что общество находит такой баланс равенства и неравенства, который способствует достижению необходимого уровня солидарности. Поэтому юридическое равенство – это явление искусственное, специально предназначенное для поддержания социального порядка. Это признавал даже такой адепт равенства, как Ж.Ж. Руссо: «Именно потому, что сила вещей всегда стремится уничтожить равенство, сила законов всегда и должна стремиться сохранять его» [195] .
195
Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре: Трактаты. М., 2000. С.241
Таким образом, в сфере права равенство служит для того, чтобы вносить коррекцию в сложившуюся систему социальной дифференциации. Особенно наглядно это проявляется в ситуациях, когда необходим демонтаж той или иной социальной системы. Поскольку любой социальный порядок строится на иерархии, а идея равенства ее явно или неявно отрицает, то она становится своеобразным «раствором», который смывает всю предыдущую разметку социальных связей, чтобы потом можно было нанести ее заново.
По существу, нечто аналогичное, хотя и в умеренной форме, происходит и в стабильно развивающихся правовых системах. Например, принцип «равенства всех перед законом и судом» означает, что в правовой реальности подлежат учету лишь такие качества личности, значимость которых признается формально-юридически. Иначе говоря, этот принцип декларирует отмену всех неформальных статусов и в какой-то мере защищает правовую систему от «вторжения» факторов, не имеющих юридического значения. При этом, конечно, не предполагается, что всеобщее равенство «перед» законом означает такое же тотальное равноправие между теми лицами, которые уже оказались под действием этого закона.
В области права равенство, наряду с «состязательной», выполняет еще и примирительную функцию. Дело в том, что естественное социальное неравенство может болезненно переживаться теми социальными группами, которые находятся в приниженном положении по сравнению с другими. Неравномерное распределение социальных благ (власти, имущества, престижа, безопасности, информации и т. п.) может вызывать крайне негативную реакцию со стороны тех, кто по тем или иным причинам оказался в проигрыше. В особенности этот риск возрастает в том случае, если общество признает ценность свободы. Как справедливо замечает по этому поводу Э. Гидденс, «если свобода не сбалансирована равенством, и если многие лишены возможности самореализации, отклоняющееся поведение принимает социально деструктивные формы» [196] .
196
Гидденс Э. Социология. М., 1999. С. 150.
Нормативное провозглашение всеобщего равенства, вероятно, в какой-то степени смягчает напряженность этой проблемы, но не может устранить ее полностью, поскольку необходимость дифференцированного подхода к определению прав и обязанностей различных субъектов все равно сохраняется. В этом смысле ценность равенства вступает в некоторое противоречие с ценностью справедливости, которая требует, чтобы каждое лицо пользовалось тем объемом благ, который адекватен его социальным заслугам.
Все исторически существовавшие типы человеческих обществ построены на основе власти и подчинения. Но иерархия власти не допускает возможности полного равенства между властвующим и подвластным. Это означало бы, что они обладают друг в отношении друга совершенно одинаковыми возможностями, что в корне противоречит самой природе власти: тогда никто из них не сможет подчинить другого своей воле. Таким образом, сама социальная организация сопротивляется абсолютизации равенства. Более того, сам правовой принцип равенства устанавливается и поддерживается законом, который, в свою очередь, появляется как продукт сугубо вертикальной конфигурации отношений и одностороннего навязывания элитой своей воли всему остальному обществу.
То же самое касается, по существу, любых обменных процессов: если представить себе правовую систему, в которой все субъекты наделены совершенно одинаковыми правами и обязанностями, то в ней никакие обменные отношения не состоятся. Обмен ведь и возможен только потому, что один из его участников располагает таким благом, которое отсутствует у другого; например, торговля, как квинтэссенция обмена, возможна только потому, что продавец и покупатель не равны, а имеют разные права и обязанности, соответствующие их функциям в системе обмена. Если покупатель, придя в магазин, обнаружит там за прилавком другого покупателя, то никакого обмена не состоится: лицу, которое вступает в правовые отношения, нужен контрагент, а не двойник [197] . Чтобы обмен произошел, необходимо усвоить различные социальные роли, то есть, по сути, отказаться от равенства.
197
См.: Пермяков Ю.Е. Правовые суждения. Самара, 2005. С. 63.
Таким образом, в реальной правовой системе нет места для равенства, если понимать его как полное тождество статусов; равенство и неравенство всегда сочетаются в тех или иных пропорциях. При этом характерно, что современное право тяготеет к тому, чтобы возводить равенство в ранг универсальной ценности и общезначимого принципа, а неравенство при этом считается чем-то нежелательным и отодвигается «в тень», хотя продолжает существовать фактически и имеет надежное формально-юридическое подкрепление.