Правоверный
Шрифт:
— Во первых. — с твоими родителями и братом, все нормально. Все живы здоровы. Во-вторых, поздравляю тебя с присвоением очередного воинского звания. Приказом председателя КГБ, тебе присвоено воинское звание воинское звание «майор»…
— Как, майор? — растерялся Азаров. — Я же был только лейтенантом.
Словно в тумане промелькнуло построение выпускников Краснознаменного Института ПГУ, где ему, в числе других, было объявлено о присвоении воинского звания «лейтенант»…
— Все правильно, Володя, — голос Зверева вернул его в действительность. Тебе действительно присвоено очередное воинское звание «майор». Раньше, о чем тебе сообщить не было возможности, тебе были присвоены воинские звания «старший лейтенант» и «капитан». Ты на войне, Володя. А на войне, исчисление идет «год» за «три».
— Ну, а теперь давай, рассказывай. — Зверев достал из кармана пиджака миниатюрный диктофон, включил, и передал его Азарову.
Два дня работы с утра до ночи пролетели быстро. Когда пришло время подвести черту, Зверев, грустно улыбнувшись, неожиданно спросил:
— Не жалеешь, Володя, что много лет назад принял мое предложение работать в разведке?
— Нет, Игорь Михайлович, — твердо посмотрев в глаза своему учителю, ответил тот. — Не жалею.
— А то, что ты каждый день играешь в прятки со смертью, не пугает?
— Ну что вы, улыбнулся тот в ответ. — Я с ней, Игорь Михайлович, давно на «ты».
— Ладно, ладно, не обижайся, это я так. А теперь, Володя, — Зверев поднялся с табуретки, и прошелся по камере, — послушай внимательно… В ближайшее время будешь на свободе. Но до этого, придется потерпеть. И, пожалуйста, что будет происходить с тобой, ничему не удивляйся… А так, мы с тобой обо всем договорились, повторяться не будем… Удачи тебе, — Зверев подошел к Азарову, положил руки на его плечи, внимательно посмотрел в глаза, и крепко прижал к своей груди. Затем резко разжал объятья, и не оглядываясь зашагал к двери.
Лязг металла, скрежет закрываемого замка, и снова Владимир Чумаков, превратился в Филиппа Джексона.
Вечером в камеру ворвались несколько охранников, и ничего не объясняя, и ни о чем не спрашивая, избили его. Били профессионально. Ни один важный орган не был поврежден. Зато лицо было изуродовано до неузнаваемости.
Слова Зверева, — тому, что будет происходить с ним в ближайшее время, ничему не удивляться, он попросту забыл, и даже пытался оказать сопротивление. Но получив удар в солнечное сплетение, от таких попыток отказался.
Утром, он снова был в цитадели Пули Чархи. На этот раз его поместили в «одиночку».
Два дня не трогали. На третий в камеру пришел знакомый уже по первому допросу чиновник ХАДа. На этот раз он был один.
Он сочувственно посмотрел на заплывшие глаза Филиппа, ссадину на челюсти, покачал головой, и только потом спросил, будет ли он жаловаться на администрацию СИЗО, которая с ним так жестко обошлась.
— А кому я должен жаловаться, — усмехнулся Филипп, — вам что ли?
— Нет, не мне, — покачал головой чиновник. Дело в том, что мы решили обменять вас на сбежавшего в ваше посольство советского военнослужащего, и попросившего там политического убежища. Поэтому я снова повторяю вопрос: — будете ли вы жаловаться представителю вашего посольства, на жестокое к вам обращение?
— Мысли Филиппа лихорадочно закрутились в голове. Он никак не ожидал такого поворота событий.
— Вы уже вели с посольством переговоры? — спросил он.
— Пока нет.
— Ну тогда нам не о чем говорить, — отрезал Филипп, и испугался, что так ответил. С трудом справившись с замешательством, он словно извиняясь за свою резкость, добавил, — я просто хотел узнать, когда это все произойдет.
— Завтра рано утром вас снова доставят в СИЗО, там и произойдет ваша встреча с представителем посольства США. Если он подтвердит, что то вы гражданин США, тогда проблем с вашим освобождением возможно не будет. Лицо чиновника оставалось бесстрастным. Он явно не хотел замечать резких высказываний американца.
— Как понять ваше «возможно?». — Филипп в упор посмотрел на чиновника ХАДа.
В место ответа, тот лишь неопределенно повел плечами.
Он даже не понял, как его освободили. Услышал только два сильных хлопка. Когда впихивали в тойоту, он лишь тогда увидел горевший БТР сопровождения, и чадящий мотором «воронок», из которого его только что вызволили. Около бэтээра лежали двое сорбозов, которые судя по их попыткам приподняться, были ранены. Вот мелькнуло лицо лейтенанта, который сопровождал Филиппа, и петушиный голос которого запомнился ему навсегда. Лейтенант садился в джип и, как показалось Филиппу, даже улыбнулся ему.
Позднее, когда он находился в отряде полевого командира Сайяфа, ему стало известно, что своим освобождением он обязан самому Ахмад Шаху, который и дал команду Сайяфу. Большую роль в подготовке и осуществлении этой акции, была отведена старшему надзирателю тюрьмы, уже хорошо знакомому Филиппу, лейтенанту, именно тому, который уводил капитана Нажмуддина на расстрел, и который, не так давно, как вчера, улыбался ему, когда садился в джип…
«Бурбухайка», с нарисованным на выступе кабины огромным глазом, что делало ее похожей на огромного сказочного циклопа, свернула с трассы на дорогу ведущую в Газни, — город расположенный в центральной части Афганистана.
Газни стоял на огромном холме, вершина которого венчалась крепостью, обнесенной ветхой от старости глинобитной стеной. По крутому склону, вплоть до самой вершины лепились плоскокрышные дома. Улицы, как и в большинстве афганских городов, узкие, темные, и настолько кривые, что по ним невозможно проехать даже повозке. Но это старый город. Южная же окраина Газни, находящаяся вне огороженного стеной пространства, уже застроена новыми городскими кварталами. Поэтому этот район и назывался Новым городом.