Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»
Шрифт:
— Пришёл в наши края один подвижник из столицы, он — монах, обладающий добродетелью мудрости. Не порасспросите ли его? — И ученик бешеного настоятеля отправился к Иккю и рассказал всё как есть.
Иккю выслушал его и сказал:
— Достойное сожаления дело! Закон Будды состоит в том, чтобы прекратить разделять на себя и других, сдерживать порывы души. Уж тем более монах, учитель Закона, который должен бы ставить превыше всего дух великого сострадания и учить тому прихожан, — обуянный глупостью и самолюбием, оспаривает труп и при жизни уподобляется псу! Удивительное недомыслие. Сейчас я вам сделаю так, чтоб он сгорел.
Иккю написал четыре строки гатхи «Тленно всё созданное…» [152]
— Бросьте это на мертвеца, и он сразу же испепелится. Давайте, поторопитесь!
— Благодарю вас! — отвечал тот, принял бумагу с гатхой и вернулся в свой храм. Бросил бумагу на обугленный труп, и тот вспыхнул, как будто его облили маслом, заполыхал и обратился в пепел. Удивительное то было дело!
Вот потому-то не было человека, который не называл бы преподобного Иккю воплощённым Буддой.
152
Строки из «Сутры Великого освобождения» (Махапаринирвана сутра), которые поясняют бренность сущего: «Тленно всё созданное! // Всё рожденное непременно погибнет. // Если избыть мысли о жизни и смерти, // Легко обретёшь нирвану».
Иккю написал четыре строки «Тленно всё созданное…» и сказал: «Бросьте это на мертвеца, и он сразу же испепелится». Монах принял бумагу, бросил её на обугленный труп, и тот вспыхнул, как будто его облили маслом.
14
О том, как Ёсия Дзёсай написал Иккю письмо, а тот ответил «безумными стихами»
В квартале Имадэгава жил человек, звали его Ёсия-но Дзёсай. Часто захаживал он к преподобному, а потом увлёкся делами и перестал его посещать.
Как-то раз прислал он ему письмо, в котором, как того требуют приличия, подробно объяснил своё отсутствие: «В недавнее время был очень занят, потому и не приходил и не писал. В ближайшие дни приглашу вас на заупокойную службу».
В ответ Иккю написал и послал ему:
«Посещение» — это Когда ты приходишь ко мне, А если же нет, то и нет, И не нужно оправдываться, Если всё ещё дружен со мной [153] . Мимаи тотэ Мимаутэ курэ дзо Мимавадзу то Ёси я дзёсай то Омоу ми нараба153
Здесь обыграна омонимия слов ёси я («ну и ладно») и фамилии Ёсия, а также выражения дзёсай («вести себя без напускной вежливости») и имени Дзёсай.
Дзёсай, прочитав, сказал:
— Что ж, не впервые он подшучивает над людьми!
Конец первого свитка «Рассказов об Иккю, собранных в разных землях»
Свиток второй
1
О
Однажды человек, которого звали Хаякава Дзиро Таю, пришёл к Иккю и сказал:
— Нет воздаяния за человекоубийство, если на то есть важная причина, хоть пусть убьёшь даже тысячу десятков тысяч человек. А вот когда причины для убийства никакой нет, то даже убийство одного человека будет великим грехом и отступлением от Пути!
Тогда Иккю изволил сказать:
— Убийство живых существ — главный изо всех грехов. Какие бы ни были живые существа, даже блохи и вши, — убивать их нельзя. И ничто не сравнится с неубиением живого.
Тот человек сказал:
— Ничего в этом страшного! Бывает, убиваешь по приказу господина, а бывает, по просьбе товарищей, и отказаться невозможно. В таких случаях вина как раз на том, кто приказал. На мне никакой вины не будет! — умничал он с гордым видом.
Преподобный же, не успел ещё тот договорить, предложил:
— Слушай-ка, вон, видишь иву, сколько снега на ней? Ветви даже склонились. Не стряхнёшь ли тот снег с неё?
— Пожалуйста! — отвечал тот, стал под ивой и принялся трясти её, сбрасывая снег, — запорошило ему и голову, и плечи. Он стал отряхиваться, и тут преподобный сказал ему:
— Почему ты отряхиваешься? Это ведь я тебя попросил очистить иву от снега, меня и должно было запорошить! — а тот сразу всё уразумел, и с тех пор больше уже не убивал живое.
Думается всё же, что, хоть и столь грешно убивать людей, а всё же на тех, кто усмиряет врагов государя и разит грешников, не падает кара, сколько бы тысяч, десятков тысяч ни убили они. Зато если причины для убийства нет, то каким бы ничтожным ни был погибший, воздаяние за его убийство будет тяжким. Так что если даже и есть веская причина для человекоубийства, — хорошо ли, если самураи очень уж любят порубить всласть? Так что если есть причины для убийства, то должны быть и причины не рубить. Это нужно хорошо себе уяснить.
Преподобный предложил: «Слушай-ка, вон, видишь иву, сколько снега на ней? Ветви даже склонились. Не стряхнёшь ли снег с неё?» «Пожалуйста!» — отвечал тот, стал под ивой и принялся трясти её.
2
О том, как Иккю споткнулся о голову одного глупца
Был один знаменитый шутник, которого знали повсюду в столице.
Дело было как-то летом. Изнурённый жарой, в поисках прохлады зашёл он в какую-то лавку, и ввечеру там прохлаждался.
Как раз Иккю зашёл по какому-то делу и торопливо прошёл возле него. Тут непонятно, что случилось, а выглядело так, будто бы он запнулся о камень, тот шутник подпрыгнул, снова упал на пол и сказал:
— Господин монах, больно же («а, итай»)!
Иккю тут же, не успел тот договорить, отвечал:
— Простите меня! Я думал, что это камень, а это был ваш нос? Если так уж больно, вряд ли вы вправду хотите снова со мной повстречаться («аитай»).
Сказал так и пошёл дальше.
3
О том, как Иккю рассказывал истории о минувшем
Человек, которого звали Кия Хэйдзиро, был очень маленького роста и чёрен собой. Люди вокруг смеялись над ним необычайно. И больше того, когда он выходил куда-то по делам, тыкали в него пальцами, а дети гурьбой шли за ним и толпились вокруг так, что даже просто идти ему было трудно, так что он уж и перестал куда-либо ходить.
Как-то раз он решился, позвал преподобного Иккю, рассказал ему без утайки о своём бедственном положении, но тут же пожалел о своей слабости, хоть уже было и поздно, и закручинился.