Предчувствие смуты
Шрифт:
— Ему что — срок скостили? — искренне удивился Алексей. С Климом он дружбу не водил, но от чарки, если тот угощал, никогда не отказывался.
Ближе к вечеру в доме Пунтуса готовилась попойка. Подходили друзья и знакомые, поздравляли Клима с благополучным возвращением. Встречали, словно героя. Примерно так в недавние времена встречали на Слобожанщине космонавта номер два, когда тот наносил визит к родственникам жены-украинки.
У Клима была уже вторая отсидка. За первую — за хулиганство — теперь не сажают. Драка без поножовщины — явление обыденное, следствие проклятого застоя. На Украине дерутся везде, даже в Верховной раде, но еще ни один депутат тюремную камеру не испытал. Чего греха таить, дрались даже в советское время, не стояли в стороне и члены Политбюро.
Хозяин дома — Алексей Романович — в попойке не участвовал: сдвинулись камни в почках, «скорая» увезла его в районную больницу. Гостей обслуживали сестры Клима — Юля и Оля, они подавали на стол и со стола принимали тару. Допингом, настоянным на степных травах, потчевала хозяйка — неутомимая Валентина Леонидовна: любимый сыночек вернулся, живой и не c отбитыми почками.
Лешка Зема пришел без приглашения, зная, что чаркой не обнесут — закон гостеприимства не позволит незваного гостя гнать из-за стола.
— Перевышку приглашать будем? — робко подала голос Оля, худенькая большеглазая Юлина сестренка. Оля имела в виду Никиту, школьного Юлиного друга. Ей хотелось, чтобы он с сестрой увиделся. По селу ходили разговоры, что Никита вот-вот придет в отпуск. Не раньше, как вчера, Оля встретила в магазине Клавдию Петровну. Старая учительница не утаила новости: со дня на день ждут своего служивого на побывку.
— Старого Перевышку стоит ли приглашать? — Валентина Леонидовна не горела желанием видеть в своем доме скандального механизатора. Тот, если сядет за стол, обязательно уже после первой рюмки затеет словесную перепалку: Андрей Данилович спорщик известный — зацепится вроде за пустяк, перекинется на большую политику: дескать, вспомните, сельчане, как мы жили раньше и как живем теперь? Далеко ходить не будем, возьмем Сиротино двадцатилетней давности. Вспомнили? И какая мысль напрашивается?
— Ночью я с Никитой шел. Хлопец как хлопец. Не злобный и не дурак. Это мы тогда с Илюшкой лютовали, — неожиданно признался Клим.
— Он о Юле расспрашивал? — встревожилась Валентина Леонидовна.
— С чего ты взяла? Старое не вспоминал.
— А из-за чего у вас были драки? Что заставляло?
— Дурость.
— Так приглашать, чи шо? — торопила Оля.
— Смотрите сами.
— Я схожу, — сказала Юля.
Мать осуждающе взглянула на дочку.
— Юлька, ты засватана.
— Брось, мама, свои старорежимные понятия.
— А это разве не понятие — Семен Онуфриевич на тебя затратился. В институт устроил. Для отца умного адвоката нанял. В райцентре магазин стройматериалов открыл, кстати, на твое имя…
— Что я там — гвоздями торговать буду? Или разливать олифу?
— Отец выйдет из больницы, он с тобой поговорит…
Юля сверкнула темными глазами. С матерью у нее давно наметился разлад, пожалуй, с того момента, как отец привел в дом толсторукого и толстоногого коммерсанта Блакитного, статью напоминавшего крепкого в кости борца-тяжеловеса с грубыми чертами смуглого лица. Блакитный признался, что он разведен, в Луганске у него трехкомнатная квартира, подыскивает бойкую хозяйку. «Будет нашим зятем», — про себя решила Валентина Леонидовна, считая, что Юля — лучшая кандидатура для предпринимателя Блакитного. А Никита Перевышко ей не пара. Перевышки — потомственные батраки. Никита никогда в начальство не выбьется — не та кровь. Выйдет дочка за Семена Онуфриевича Блакитного, будет рожать ему крупных здоровых детей. Валентина Леонидовна была помешана на крупных мужчинах, хотя и достался ей маленький брюхатенький Алешка, не рядовой колхозник, а начальник, заметный в районном масштабе.
— А ты дедушку Леню сильно слушала? — огрызнулась Юля. Надела голубую вязаную кофточку, которая нравилась Никите; вышла за калитку, посмотрела по сторонам — ни души.
Перевышки жили на соседней улице. Из сада, обогнув сараи, спустилась во двор Перевышек. Никита, в белом халате, с сеткой на лице, работал на пасеке — увлеченно колдовал над раскрытым ульем.
— Здравствуй, отпускник!
Никита разогнул спину, поднял с лица сетку. В высокой светло-русой женщине не сразу узнал Юлю. С тех пор, как расстались, вроде и времени прошло немного — чуть меньше года, но как она изменилась! Это уже не девчушка выпускного класса, а созревшая, статная женщина. В ее глазах — трепетная радость, пунцовые полные губы вот-вот произнесут заветные слова, которые он всегда помнит: «А ты все тот же. С годами не меняешься»…
Ах, Юля, Юля! В жизни все меняется. Неизменной остается только душа человека. Душа даже не стареет — не подвластна времени.
— Здравствуй! Что вдруг?
— Соскучилась.
— Ой ли?
Но тут Юля заметила, что на крыльцо вышла Клавдия Петровна. Юля спрятала улыбку, поспешила сказать Никите:
— А я к тебе с просьбой. Клим приглашает отметить его возвращение. Родителя дома не будет.
— Предвидится большая попойка?
— Не без того, конечно.
— Я непьющий.
— А пить не обязательно. Посидим, вспомним школьные годы.
Клавдия Петровна, кутаясь в серый байковый халат, стояла на крыльце, напрягая слух, пыталась уловить смысл разговора. То, что Юля в первый день приезда Никиты оказалась у них во дворе, Клавдию Петровну не удивило, но и не обрадовало — она не желала видеть своего сына с дочкой презренного соседа. Чтобы с Пунтусами породниться — да никогда! Хотя… Юля красивая девушка, скромная, работящая. В семьях, своими руками добывающими хлеб насущный, сначала интересуются, что человек умеет делать и лежит ли у него к работе душа. Юля была бы Никите в самый раз. Ведь и Никита не из лодырей.
Клавдия Петровна, когда речь заходила о женитьбе Никиты на Юле, напоминала мужу: «Если Никита женится, пузач нашего сына накроет мокрым рядном».
Она имела в виду брюхатого грека. А мокрое рядно для курицы — все равно, что человеку — смирительная рубашка. Стыдливый характер сына, как считали родители, не принесет ему счастья.
У Никиты было самое время создавать семью — не рано и не поздно. Но все расстроила любовь к Юле. Уже в пятом классе Никита стал примечать Юлю. Любовь пришла позже. В классе девочки шептались, читали друг другу выписки из книг, лучшие цитаты заносили в рукописные альбомы. Никите удалось заглянуть в Юлин альбом, и там он вычитал:
«Любовь — это путеводная звезда на небосклоне, ее должны увидеть одновременно двое, и тогда влюбленные пойдут по жизни со всеми своими радостями и печалями, не теряя из виду свою путеводную звезду. И тогда они испытают мгновения счастья».
Свою звездочку Юля и Никита увидели, уже будучи восьмиклассниками. Это была Венера, самая яркая утренняя звезда. Но жизнь у них складывалась так, что свою звезду они теряли часто и надолго. Повседневная жизнь заставляла смотреть не на небо, а на землю.