Преддверие (Книга 3)
Шрифт:
– Мне было тринадцать.
– Но тем не менее ты был уже совершенно проявившейся личностью потому ты и не очень изменился с тех пор, только, как принято говорить о детях, вырос и возмужал...
– Собеседник улыбнулся.
– Но так или иначе - мы встретились, и эта встреча не случайна.
– Случайностей с оккультной точки зрения не бывает, - Женя рассмеялся.
– Будьте столь любезны подать мне стакан воды - препогано себя чувствую.
– Мало кто может похвалиться самочувствием в твоем положении, усмехнулся собеседник, подавая Жене стакан.
– Однако же я предполагал, что наша встреча произойдет
– Я также не исключал такой возможности.
– Помнится, ты не переносишь запах плохого табака - но эти тебя устроят.
– "Ротмэнз"? Шлепнули очередного несчастного спекулянта?
– Женя, откинувшись на спинку стула, с удовольствием затянулся папиросой с позолотой на мундштуке.
– С твоей стороны, мальчик мой, было бы глупостью этой возможности не предусмотреть, зная, что связываешься с демагогами-профессорами, которые пытаются делать политику чистыми руками... Надеюсь, теперь ты убедился, что для успеха нужна твердая рука.
– "Горячее сердце, холодная голова"?
– Женя засмеялся снова. Кстати, Вы это сами придумали? Уж очень претенциозно звучит - такое сказать впору дураку-Луначарскому.
– Не валяй дурака, Евгений: положение очень серьезно. Я говорю не о твоем положении.
– Так о чьем же?
– О положении дел в стране: оно катастрофически тяжело - степень этой тяжести невозможно даже понять, играя в оловянные солдатики ПВО, организации несколько несерьезной...
– Доказывая вам, что ПБО - организация достаточно серьезная, я рискую.. гм... чересчур наглядно продемонстрировать Петерсу Ваше умение вести допрос.
– Неужели ты думаешь, что я стал бы подлавливать тебя таким дешевым способом?
– подавшись вперед, быстро спросил собеседник.
– Почему бы и нет, если я попался...
– не сразу, отведя в сторону руку с папиросой и следя за рассеивающейся в воздухе струйкой дыма, нарочито медленно заговорил Женя.
– Кстати, не так уж и дешево: ставка на страсть отечественной интеллигенции к полемике, в пылу каковой нередко отбрасывается всяческая осторожность... И потом - ловлю вас на слове: ПБО несерьезна, а положение отчего-то катастрофично?
– Революция вызвала стихийный разгул сил. Его необходимо обуздывать: необходима законность, необходим порядок, иначе в тартарары полетит все... Ты не можешь представить себе, каких титанических усилий стоит держать в клетке этого зверя.
– Я должен понимать это как предложение переиграть?
– с неожиданной фехтовальной быстротой бросил Женя, резко вскидывая подбородок.
– Как напоминание о том, что черная фигура не может долго играть за белых, - бесстрастно отчеканивая слова, произнес собеседник.
– А черный ферзь тем более не может играть за белую пешку. Ведь ты, кстати, не станешь отрицать, что играешь роль белой пешки потому, что не можешь играть белым ферзем?
– Да, я действительно не могу, - задумчиво и негромко проговорил Женя, скорее рассуждая вслух, чем отвечая, и это не осталось незамеченным тем, кто сидел напротив него, по другую сторону стола с разбросанными бумагами.
– И не смогу подняться выше белой пешки - потому, что мне все время приходится быть... ну, чем-то наподобие плотины, которая сдерживает огромный поток... И вся моя сила пока что уходит только на то, чтобы
– А ведь это противоестественно. Само собой, еще и расточительно тратить все силы души только на то, чтобы помешать самому себе быть собой, но главное, что это - противоестественно. Если бы решение, вызвавшее эту ситуацию, было верным, - возникла бы сама ситуация? Попробуй-ка честно ответить на этот вопрос, мальчик...
– Было время, когда этот вопрос заставлял меня лезть на стенку...
– в голосе Жени прозвучала непритворная искренность: он как будто продолжал думать вслух, не замечая, что рассуждает не один.
– Тогда мне казалось, что честный ответ неминуемо возвратит меня к тому, чего я бежал. А потом я все же смог на него ответить себе. Этого ответа я не хочу сейчас повторять Вам. Довольно того, что я все же остался в роли пешки.
– А не слишком ли унизительна для тебя эта бездарная тусклая роль?
Едва бросив эту неожиданно громко прозвучавшую фразу. Женин собеседник с досадой поморщился, поняв, что сделал неверный выпад: Женя вздрогнул, мгновенно очнувшись от своей задумчивости. На губах его заиграла пропавшая было улыбка.
– Унизившийся возвысится. Во всяком случае, других способов возвышения я не ищу.
– А ведь, исполняя роль пешки, ты бежишь ответственности.
– Пусть. Ответственность - это цена, которую приходится платить за силу, а обстоятельства нынче сложились так, что сила меня не очень-то прельщает. С чего я должен платить?
– Женя высокомерно и холодно взглянул на собеседника.
– Предпочитаешь довольствоваться жалкой ролью сопливого щенка в свите Гумми?
– в напускном сожалении собеседника скользнула нарочито плохо скрываемая издевка.
– Кстати, он этого не оценит: он плохо разбирается в людях и оказался неспособен понять разницы между тобой и... нашим провокатором.
– Это - неважно.
– Женя осторожно погасил в пепельнице догоревшую до мундштука папиросу.
– Что ж, если ты так на это смотришь...
– Собеседник, небрежно листающий досье, приподнял бровь.
– Однако! При личном обыске... "изъято... нож с прямым лезвием... девять дюймов... свинец... серебро... в диаметре"... Женя, мальчик, тебе не стыдно самому? Мне впору за тебя краснеть. Недалеко же ты ушел от своего тринадцатилетнего развития.
– К счастью.
– На Жениных щеках выступил слабый румянец.
– Мне безусловно стыдно. Впрочем, последние месяцы я использую эту игрушку в основном для разрезания бумаги. А в кармане ношу по привычке. Я жду Вашего следующего хода.
– А станешь ли ты отрицать то, что на вашей стороне доски назревает мат?
– Сдается, что так.
– В таком случае, ты просто должен перейти на другую сторону. И знаешь почему?
– Не представляю.
– Потому, что если наведение вашего порядка нереально, то, согласись, лучше способствовать наведению нашего, чем оставить все вообще без всякого. Поза, в которую ты сейчас встал, конечно, весьма эффектна и благородна, но при этом и весьма глупа. Для мыслящего существа более логично было бы переменить знамя и максимально сделать свое дело под ним. Ты полагаешь, я не мог бы благородно и эффектно встать к стенке рядом с Александровичем? Впрочем, тебе должны быть известны мои разногласия с Лениным.