Предел бесконечности
Шрифт:
"Девочка похожа на мать. Мать рисовала узоры", - закрутилось в голове у Анны. Разговор на террасе: "Что ты рисуешь?" - "Посмотри, это Диво".
– "Эти черточки?"
Ей потребовалось двадцать лет, чтобы понять мамину мечту...
– Вы полагаете, создание индивидов можно продолжить?
– робко спросила она.
– Если Тамара сумеет нарисовать код на камне, и мы поможем индивидам познать человеческие чувства, да. Филипп жаждет спасти цивилизацию после всемирного потопа, - Стас усмехнулся в усы.
– А, по-моему,
"Создать индивида! Создать еще одного искреннего, мудрого человека с доброй душой и открытым сердцем, - мысли закружились у Анны разноцветной счастливой радугой.
– Когда такие люди вольются в человеческое общество, общество заметит их и повернется к ним лицом. Пойдет за чистотой и искренностью, как отважилась пойти я!"
– Убедить Тамару будет нелегко, - с трудом приглушив восторг, начала Анна.
– Филипп вел себя вчера как последний дурак. Вряд ли девочка согласится участвовать в его работе. Ему нужно наладить с ней отношения. И вообще, нам понадобится время.
– Мне нравится это "нам", - кинул Стас.
– А Филиппа я беру на себя.
Уткнув палец в стену, Тамара чертила на ней невидимую линию. Коридор тянулся и тянулся вперед, встречные люди проходили туда-сюда, иногда задевали и, обронив дежурное "извините", шли по делам.
Холодно. Цветы не живут, когда холодно. Глеб. Глебушка...
Слезинка пробежала по щеке.
Хлопали железные двери. Плясали цветные точки в узком окошке. Белые одежды. Плохие одежды.
Тамара пристроилась за спиной пожилого человека в очках, увлеченно изучавшего шуршащие бумаги. Хлопнули двери. Тамара пошла в новый коридор. Человек в очках оглянулся по сторонам, произнес грубое слово, и железные двери закрыли его в маленькой комнатке.
Он обижается на комнатку. А комнатка не виновата. Он велел ей неправильно ехать.
Темно.
– Кошка, кошка, где твоя дорожка?
Кошкины глазки видят всё в лесу.
Кошка, кошка, подожди немножко.
Солнышко станет и прольет росу.
Стена была совсем холодной, и Тамара отдернула пальчик. По телу пробежал озноб.
Дядя Боря говорил, что бабушку Владлену положили под землю, когда она уснула. А я не сплю. Я живая. И я иду под землей. И земля не обижается. Интересно. И немножко страшно.
Раздался отчетливый скрип. Тамара вмиг притихла и присела на корточки. В темноте показался огонек. Женщина с плохими мыслями прошла мимо. Девочка сжалась в комочек. Мысли были настолько черными, что она боялась на них смотреть. Но там, откуда она пришла, тоже были мысли.
Как мышки в погребе, - Тамара осмелела.
Мышка одна,
она голодна.
Зернышко пожевала,
другое достала.
День за днем.
Мышки вдвоем.
Зернышки тают,
люди страдают.
Зима холодная,
деревня голодная...
– Ой.
Тамара уперлась в приоткрытую дверь.
Плохое место. Очень плохое. Но Глеб бы не испугался. И я не боюсь.
Она проползла между железной колодой и острыми обрезами скрипучих ворот и отважно шагнула в новый коридор. Большущие детские глаза расширись от ужаса. Тамара прижимала к груди кулачки, будто удерживала в себе желание бежать без оглядки.
Я буду смелой, и земля разрешит мне стать взрослой, чтобы Глебу всегда было хорошо. Я не боюсь мышек...
Коридор внезапно кончился, и девочка почувствовала дуновение. Кто-то медленно и глубоко дышал.
– Кошка, кошка, дай мне свои глазки, - зашептала Тамара.
– Я тебе их верну...
Она поморгала и вгляделась в кромешную тьму. Очертания предметов обрели четкость, и перед взором девочки открылась широкое помещение. Столы, стулья, шкаф и в нем бутылочки и коробочки. А в глубокой стеклянной ванне чуть в стороне...
Тамара зажмурилась. Из темноты на нее смотрела масса человеческой плоти.
– Ты ненастоящий, - медленно проговорила девочка.
– Я не боюсь.
Она открыла сначала один глаз, потом другой. Существо в ванне двигалось и шумно дышало.
– Зачем ты плохо думаешь? Я тебе ничего не сделаю...
Из ванны показалась человеческая рука. Совсем детская, судя по размерам ладони, но неестественно длинная. Рука прикоснулась к большой грифельной доске, стоящей на штативе вплотную к аквариуму, и начеркала мелом поверх полустертых значков, совершенно непонятных Тамаре:
"Где моя мама?"
– Она ушла и забыла закрыть дверь. Ты кто?
"Гном".
– Так зовет тебя мама?
"Да".
– Тебе трудно писать?
"Нет".
– А мне кажется, трудно. Ты думай, а я буду слушать.
"Чтение мыслей - аномальное явление. Читай мысли. Я буду изучать".
– Ну хорошо, - Тамара слегка растерялась.
– Ты думаешь, что ты страшный, поэтому люди тебя заперли здесь, и только мама к тебе приходит.
"Неточно".
– Так неинтересно. Ты прячешься от меня. В тебе мысли придуманные! Почему ты думаешь о людях плохо? Потому что мама так думает, да? У твоей мамы очень страшные мысли! А ты о людях ничего не знаешь.
"Я верю маме".
– Ты помогаешь ей в плохом деле...
– Тамара всеми силами старалась понять, что же в действительности задумала женщина, повстречавшаяся в оранжерее. Она сказала, что нельзя прощать, а прежде упомянула Филиппа. Теперь страшное создание в аквариуме периодически глушило мысль об... отце.
Тамара сделала еще одно усилие, и вдруг осмыслила. Все оказалось предельно просто: страшилище верит маме, мама ненавидит страшного человека Филиппа, страшилище в ванне плохо думает о папе, и получается, что папа страшилища это и есть Филипп.