Пределы автономии воли в корпоративном праве: краткий очерк
Шрифт:
1. Внесение изменений в регулирование организационно-правовых форм юридических лиц посредством устава представляется абсолютно закономерным процессом, поскольку такие формы (т. е. совокупность правил) априори не способны успеть за развитием гражданского оборота и охватить все потребности его участников [119] . Как верно обращается внимание в литературе, не следует отождествлять принцип numerus clausus с полной невозможностью отступать от регулирования, предписанного законом; в каких-то сферах это так (например, в вещном праве), но numerus clausus может существовать и без жесткой фиксации [120] . В последнем случае лица хотя и не могут изобретать новые формы, вправе отклониться от предписаний закона до той степени, пока они не меняют правила, идентифицирующие (essentialia negotii) организационно-правовую форму [121] .
119
См.: G'andara L.F. Op. cit. P. 106 и далее.
120
Ibid. P. 85.
121
Ibid. P. 85–86.
Российская «типология» организационно-правовых форм, очевидно, находится еще в зачаточном состоянии, поскольку отсутствуют сколько-нибудь понятные критерии в отношении того, каким образом разграничивать организационно-правовые формы (если эти критерии вообще нужно пытаться сформулировать). Например, сложно понять, что подразумевается под «расширением», «сужением» или «смешением» – терминами, используемыми российскими авторами. Если имелось в виду все, что отступает от закона, то этот аргумент опровергается формальным соображением о том, что в товариществах, обществе с ограниченной ответственностью, да и в акционерных обществах объем признаваемой свободы «саморегулирования» значителен, при этом нет никакого «разрешительного» указания закона на этот счет. Непонятно, где начинается это отступление от допускаемых «границ».
Полагаем, что для России может быть небезынтересен опыт Испании [122] , где на протяжении последних 60 лет можно было наблюдать расцвет и закат эпохи так называемой теории принципов форм, даже получившей отражение в законе (впервые упоминание о принципах появилось в Законе Испании об АО в 1989 г., в настоящее время – ст. 28 Закона Испании о компаниях 2010 г.). Согласно этой теории с каждым типом товарищества (общества) законодатель, реализуя свои политико-правовые предпочтения, соотносит определенный набор типизирующих характеристик – принципов, воплощая их в регулировании организационно-правовой формы. Стороны, несмотря на отсутствие в законе указания на то, что соответствующие правила являются императивными, не вправе менять их уставом (например, в публичном акционерном обществе нельзя установить ограничения на обращение акций или предусмотреть исключение участника, нельзя отменить ограниченную ответственность), поскольку они отражают волю законодателя на то, как конкурирующие интересы в соответствующем типе общества должны регулироваться с точки зрения материальной справедливости [123] . Иными словами, разделение между организационными формами и типами общества не догматическое (поскольку в конечном счете это все вариации на тему товарищества), а политико-правовое, т. е. исходя из целей, которые законодатель закладывал в ту или иную форму.
122
Любопытно, что в этой стране принцип numerus clausus не закреплен в законе и возник лишь как продукт правоприменения. Напротив, в действующей до сих пор ст. 122 Коммерческого кодекса Испании 1885 г. содержится указание на то, что коммерческие товарищества создаются по общему правилу в следующих формах, и далее следует их перечисление. Как указывается в литературе, это являлось отражением либерального настроя законодателя той эпохи (см.: G'andara L.F. Op. cit. P. 80). Более того, есть исследования, показывающие, что фактически ООО появилось в этой стране еще до принятия соответствующего закона в 1953 г. только за счет свободы изобретать новые организационно-правовые формы (см.: Mart'inez-Rodr'iguez S. Sin ley y dentro de la legalidad? inicios de la sociedad de responsabilidad limitada en Espa~na (1869–1953) (URL:.
123
См.: Sanchez Gonzalez J.C. Op. cit. P. 18; Comentario de la Ley de Sociedades de Capital. T. I / Rojo A., Beltran E. (coords.), Civitas-Thomson Reuters, Cizur Menor, 2011. P. 394–395 (автор – A. Vaquerizo); Gir'on Tena J. Derecho de sociedades. Madrid, 1976. P. 89, 91; G'an-dara L.F. Op. cit. P. 205–209, 219 и далее.
Указанная концепция была основана на том, что помимо традиционных императивных норм, предполагающих существование фиксированных границ автономии воли, есть также нормы, которые не имеют четкого указания на их принадлежность и которые на самом деле являются плавающими границами, т. е. они выражают стремление законодателя отразить в регулировании типичную ситуацию, типичный баланс интересов с точки зрения оценки их законодателем, что не исключает возможности отступления частным соглашением от правил, предусмотренных этими нормами, если с учетом конкретных обстоятельств это не нарушит баланс интересов и не исказит регулирование института в целом [124] . Соответственно регулирование организационно-правовой формы рассматривается как попытка законодателя урегулировать все конкурирующие интересы – кредиторов и миноритариев, не забывая при этом и о публичном интересе [125] , что, однако, не исключает подвижек в таком регулировании, если это не приводит к противоречию тем самым базовым целям – принципам.
124
См.: G'andara L.F. Op. cit. P. 203–205. Об этом применительно к договорному праву также см.: Карапетов А.Г., Савельев А.И. Свобода договора и ее пределы: В 2 т. Т. 2: Пределы свободы определения условий договора в зарубежном и российском праве. М.: Статут, 2012. С. 24–36.
125
См.: G'andara L.F. Op. cit. P. 84–85; Sanchez Gonzalez J.C. Op. cit. P. 14–15.
Для своего времени это была прогрессивная теория, поскольку она, с одной стороны, позволяла обосновать ограниченную диспозитивность корпоративного права (там, где нет противоречия принципам), с другой – сохраняла за законодателем и судом право вмешиваться с целью достижения регулятивных задач, при этом конкретная интерпретация допустимости отклонения от правила, предусмотренного законом, оставалась уделом науки и правоприменения.
Однако в современной испанской литературе теория принципов форм подверглась разрушительной критике [126] начиная с авторов, доказывающих, что императивные правила есть единственный ограничитель автономии воли [127] , и заканчивая учеными, обращающими внимание на невозможность формулирования упомянутых принципов, поскольку не существует никакого идеального типа общества, учитывая, что одна и та же организационно-правовая форма потенциально может обслуживать кардинально разные типы бизнеса, например, акционерное общество позволяет охватить как небольшой семейный бизнес, так и листингованную компанию, а ООО хотя и предполагается в основном непубличным обществом также в своем крайнем состоянии может стать открытым [128] . Даже в наиболее консервативных комментариях обращается внимание на то, что данные принципы хотя и сохраняют свое значение (например, ограниченная ответственность, обязательное существование как минимум двух органов: общего собрания и исполнительного органа, с недопустимостью их смешения, принцип равного отношения к участникам), все же должны толковаться ограничительно и не могут использоваться произвольно для обоснования императивности правил закона, содержание которых не дает для этого никаких оснований, а также попутно признается, что значение этих принципов для различения организационно-правовых форм ООО и АО во многом утрачено, поскольку АО стало поливалентной организационно-правовой формой [129] .
126
См.: Paz-Ares J.C. C'omo entendemos y c'omo hacemos el Derecho de sociedades? (Re-flexiones a prop'osito de la libertad contractual en la nueva LSRL). P. 192–194. Это было одно из первых и наиболее ярких выступлений против сложившейся повсеместно императивности испанского корпоративного права. Автор, в частности, обращал внимание на то, что ссылка на принципы (замыслы законодателя, существо правового регулирования и пр.) может быть своего рода уловкой с тем, чтобы скрыть отсутствие юридической аргументации и уклониться от обсуждения реальных практических проблем.
127
См.: Espina D. La autonom'ia privada en las sociedades de capital: principios configuradores y teor'ia general. Marcial Pons; Madrid-Barcelona, 2003.
128
См.: Sanchez Gonzalez J.C. Op. cit. P. 31–32.
129
См.: Comentario de la Ley de Sociedades de Capital. T. I / Rojo A., Beltran E. (co-ords.), Civitas-Thomson Reuters, Cizur Menor. 2011. P. 394–396 (автор комментария – A. Vaquerizo).
В настоящее время указанным принципам все большее число авторов оставляют исключительно интерпретирующую функцию, средство для взвешивания интересов при оценке конкретной нормы на предмет ее императивности или диспозитивности [130] . Последние решения судов и законодательные изменения (например, Закон Испании о компаниях 2010 г. допускает включение в устав правил об исключении акционера) постепенно размывают обсуждаемую теорию, стирая границу между разными организационно-правовыми формами, что дает повод испанским авторам шутить по поводу «невыносимой легкости» обсуждаемых принципов [131] , намекая на их практическую бесполезность.
130
См.: Bolas Alfonso J. La Autonom'ia de la voluntad en la configuraci'on de las sociedades de responsabilidad limitada // Anales de la Academia Matritense del Notariado. 1997. Vol. 36. P. 20; Sanchez Gonzalez J.C. Op. cit. P. 32–35.
131
См.: Sanchez Gonzalez J.C. Op. cit. P. 36–37.
С учетом этого полагаем, что едва ли российский правопорядок должен вставать на путь туманных метафор и проходить ту же мучительную ломку, чтобы в итоге прийти к аналогичному результату, точнее, к его отсутствию, поскольку для получения интерпретирующего принципа вовсе нет необходимости в изобретении новых сущностей, ибо взвешивание интересов при интерпретации закона – давно известный способ толкования [132] .
В то же время как минимум один из аспектов теории принципов форм заслуживает поддержки – нормы, в отношении которых нет прямой оговорки об императивности или диспозитивности, следует толковать исходя из конкретных обстоятельств дела, т. е. в одних случаях норма может расцениваться как императивная, в других – как диспозитивная. Например, как будет подробно рассмотрено далее, постоянный запрет отчуждать акции должен допускаться только в том случае, если уставом предусмотрено, что акционер вправе в любой момент потребовать их выкупа обществом. Но это правило не может охватить все ситуации. В частности, как быть в случае частичного вечного запрета (например, запрет отчуждать определенным лицам)? Без вмешательства суда и толкования цели нормы не обойтись.
132
Например, см. п. 3 постановления Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 № 16 «О свободе договора и ее пределах»: «При отсутствии в норме, регулирующей права и обязанности по договору, явно выраженного запрета установить иное, она является императивной, если исходя из целей законодательного регулирования это необходимо для защиты особо значимых охраняемых законом интересов (интересов слабой стороны договора, третьих лиц, публичных интересов и т. д.), недопущения грубого нарушения баланса интересов сторон либо императивность нормы вытекает из существа законодательного регулирования данного вида договора. В таком случае суд констатирует, что исключение соглашением сторон ее применения или установление условия, отличного от предусмотренного в ней, недопустимо либо в целом, либо в той части, в которой она направлена на защиту названных интересов.
При этом, если норма содержит прямое указание на возможность предусмотреть иное соглашением сторон, суд исходя из существа нормы и целей законодательного регулирования может истолковать такое указание ограничительно, то есть сделать вывод о том, что диспозитивность этой нормы ограничена определенными пределами, в рамках которых стороны договора свободны установить условие, отличное от содержащегося в ней правила.
При возникновении спора об императивном или диспозитивном характере нормы, регулирующей права и обязанности по договору, суд должен указать, каким образом существо законодательного регулирования данного вида договора, необходимость защиты соответствующих особо значимых охраняемых законом интересов или недопущение грубого нарушения баланса интересов сторон предопределяют императивность этой нормы либо пределы ее диспозитивности…»
2. Numerus clausus не является все объясняющим правилом, а лишь следствием запрета создавать иные отношения, чем поименовано в законе [133] . Именно по этой причине требуется сначала найти основание для такого ограничения, если, конечно, не исходить из того, что все написанное в законе обоснованно.
Одно из наиболее распространенных обоснований для numerus clausus заключается в том, что эта система снижает издержки на проверку со стороны третьих лиц, которые по организационно-правовой форме могут судить о том, как действует юридическое лицо вовне и какие условия ответственности перед третьими лицами [134] . Иными словами, защищается доверие оборота, что обеспечивает стабильность отношений [135] .
133
Так, об обосновании наличия аналогичного правила в вещном праве см.: Akker-mans B. The principle of Numerus Clausus in European property law. 2008. P. 437–453; Синицын С.А. Numerus clausus и субъективные права: понятие, значение, взаимосвязь // Вестник гражданского права. 2014. № 2.
134
См.: Sanchez Gonzalez J.C. Op. cit. P. 6.
135
См.: G'andara L.F. Op. cit. P. 86.
Исходя из соображений о необходимости поставить третьих лиц в известность об особенностях правового режима, в первую очередь о возможном слабом финансовом положении общества, в Германии были сформулированы правила об особом наименовании так называемых предпринимательских обществ с ограниченной ответственностью (Unternehmergesellschaft) [136] . Аналогичные «инновационные» организационно-правовые формы были разработаны и в других европейских странах [137] .
136
См.: Beurskens M., Noack U. The Reform of German Private Limited Company: Is the GmbH Ready for the 21st Century? // German law journal. 2008. № 9. P. 1083–1084; Wede-mann F. Reforming the Law of limited liability companies in Germany // German and Nordic Perspectives on Company Law and Capital Markets Law. Tubingen: Mohr Siebeck, 2015. P. 44–45.
137
См.: Суханов Е.А. Указ. соч. С. 97–110.
В этой парадигме находит свое оправдание и существование хозяйственного партнерства (см. Федеральный закон от 03.12.2011 № 380-ФЗ «О хозяйственных партнерствах»). К слову, упомянутая организационно-правовая форма – лучший пример того, что иногда участники гражданского оборота выступают даже более суровыми судьями, чем ученые, изучение ЕГРЮЛ и судебной практики показывает, что никакого серьезного применения данная форма не нашла, число случаев ее применения составляет несколько десятков, т. е., образно говоря, в пределах статистической погрешности.