Пределы автономии воли в корпоративном праве: краткий очерк
Шрифт:
Дж. Гордон, обсуждая этот довод, призывает не переоценивать его значение. С одной стороны, действительно, есть положения устава, которые имеют столь отдаленное действие, что они не принимаются во внимание при приобретении акций. Правда, при этом автор оговаривается, что выстраивать императивное регулирование для ситуаций, которые имеют малую вероятность наступления, неверно. С другой стороны, едва ли серьезные поправки останутся незамеченными инвесторами (например, изменение порядка формирования совета директоров, порядка избрания директора, срока полномочий органов и пр.). Кроме того, исходя из инфраструктуры рынка при наличии значительного количества акций на свободном рынке обязательно выделится класс информированных инвесторов, которые при оценке компании будут проводить более глубокую проверку с учетом всех факторов, а остальные мелкие неинформированные акционеры будут ориентироваться на результаты этой оценки. Нельзя также забывать и о профессиональной оценке со стороны брокеров и дилеров. Что касается начальной стадии выпуска акций, то здесь защита интересов акционеров осуществляется андеррайтерами, которые, продавая акции, склонны закладывать дисконт
106
См.: Gordon J.N. Op. cit. P. 1556–1564.
Однако Дж. Дамман, на наш взгляд, справедливо обращает внимание на то, что все высказанные сомнения в действенности этого аргумента справедливы только для страны с развитым рынком ценных бумаг – США, тогда как даже в наиболее развитых континентально-правовых странах капитализация акций, торгующихся на бирже, в несколько раз меньше, чем капитализация акций, торгующихся на одной только Нью-Йоркской бирже. Соответственно в этих странах просто не настолько развита соответствующая инфраструктура, которая бы обеспечивала защиту интересов потенциальных покупателей акций и мелких акционеров, что заставляет европейские страны полагаться на императивные нормы [107] . Полагаем, что данное замечание особенно актуально для России, где биржевой рынок находится в зачаточном положении и сопутствующие виды деятельности, в том числе андеррайтеры, брокеры и дилеры не обладают ни необходимой экспертизой, сравнимой с опытом аналогичных компаний в развитых страх, ни должным авторитетом.
107
См.: Dammann J. Op. cit. P. 124–126 .
Критика Л. Бебчука скорее сосредоточилась на том, что андеррайтеры не будут выполнять эти функции, потому что, во-первых, если акционеры не принимают во внимание фактор содержания устава, то, значит, это не повлияет на продажи акций, во-вторых, аргумент о деловой репутации не вполне верен, учитывая, что андеррайтеры не обязаны проверять уставы на наличие эффективных положений [108] . Именно по этой причине автор рассматривает государство как более подходящую фигуру для формулирования правил, направленных на защиту интересов акционеров, в частности, по той причине, что государственные органы будут делать это без оглядки на затраты, которые потребует их проработка [109] .
108
См.: Bebchuk L.A. Freedom of contract and the corporation: an essay on the mandatory role of corporate law. P. 57–58.
109
Ibid. P. 58–60.
В дополнение к высказанным аргументам можно было бы также добавить, что, во-первых, публичные компании с большим количеством акционеров нередко приобретают «инфраструктурное» значение, ибо капитализируют деньги множества лиц, и резкое падение стоимости акций таких компаний, в том числе вследствие неудачного управления, неизбежно повлияет на экономическую ситуацию и социальное самочувствие (too big to fail); во-вторых, акции, обращающиеся на организованных торгах, представляют собой один из распространенных способов инвестирования денежных средств, при этом, заметим, важный для развития экономики, поскольку акционерный капитал есть средство привлечения бизнесом финансирования, альтернативного банковскому, а значит, для государства правила на этом рынке и его правильное функционирование важны не только как способ защиты интересов акционеров, но и как способ поддержки предпринимательства. Последнее позволяет понять, почему защиты заслуживают не только акционеры – физические лица, но и любой покупатель акций, защищается именно доверие к такому способу инвестирования, как покупка акций публичных компаний.
Независимо от нюансов очевидно, что акционеры публичных акционерных обществ нуждаются в патерналистской защите гораздо больше, чем иные участники корпоративных отношений. Особо также отметим, что обсуждаемый аргумент относится к числу, условно говоря, крупнокалиберных, позволяя обосновать императивность практически любого правила, в том числе относящегося к сфере внутренних отношений (управление, права акционеров и пр.).
Таким образом, применительно к публичным обществам следует исходить из презумпции императивности предусмотренных в законе правил. Однако подчеркнем, что презумпция может быть опровергнута, ибо как минимум противоречило бы патерналистской направленности регулирования публичных компаний признание незаконными условий уставов, которые устанавливают более благоприятный для миноритарных акционеров режим и при этом не нарушают интересов третьих лиц.
§ 5. Защита третьих лиц
Одним из главных аргументов в пользу императивности норм корпоративного законодательства традиционно служит тот факт, что юридические лица, и особенно те из них, где предусмотрена ограниченная ответственность, неизбежно влияют на третьих лиц [110] . Правопорядки европейских стран, в отличие от США, склонны защищать не только максимизацию прибыли акционеров (участников), но также интересы кредиторов и работников [111] ,
110
См.: Dammann J. Op. cit. P. 123; Суханов Е.А. Указ. соч. С. 12–13. Следует уточнить, что само по себе учреждение юридического лица, разумеется, никак на права третьих лиц не влияет (см.: Крашенинников Е.А., Байгушева Ю.В. Указ. соч. С. 8), имеется в виду, что такое юридическое лицо может оказать такое влияние, вступая в отношения.
111
См.: Roth G.H., Kindler P. Op. cit. P. 2, 7; Dammann J. Op. cit. P. 135.
Однако это оправдывает императивность только тех норм, которые относятся к отношениям общества с третьими лицами (самый очевидный пример – правила об ответственности участников по долгам юридического лица или о ликвидации и реорганизации) [112] .
Можно также согласиться с тем, что вмешательство законодателя востребовано с точки зрения процесса создания юридического лица (регистрации), в том числе с момента возникновения его правосубъектности [113] , определения идентифицирующих юридическое лицо данных (наименование, в том числе включающее указание организационно-правовой формы, местонахождение, лицо, имеющее право действовать от имени юридического лица без доверенности), поскольку эти правила также влияют на третьих лиц. В частности, для вступления в отношения третьему лицу необходимо идентифицировать юридическое лицо и знать, кто вправе действовать от его имени.
112
См.: Sanchez Gonzalez J.C. Op. cit. P. 17.
113
См.: Бабкин С.А. Указ. соч. С. 139.
В остальном довольно сложно понять, в чем же заключается влияние на третьих лиц правил, относящихся к внутренней структуре корпорации или к отношениям участников между собой и с обществом [114] . На наш взгляд, такая взаимосвязь если и есть, то косвенная. Однако такого рода косвенных связей можно найти сколько угодно и в отношении обычных договоров, например, юридическое лицо берет крупный кредит, влияет ли это на его платежеспособность? Скорее всего да. Так что же, теперь нужно императивно регулировать вступление во все отношения, в том числе в заключение договоров кредита? Очевидная абсурдность этого подхода не вызывает сомнений. В отношении юридических лиц, равно и в отношении физических лиц, действует общий принцип недопустимости вмешательства в частные дела (п. 1 ст. 1 ГК РФ).
114
Заметим, что, как мы ранее указывали, основания для вмешательства во внутренние отношения все же есть, например, в случае исключения участника (акционера), ликвидации, установления ограничений на оборот долей (акций), хотя оправдываются они не только и не столько защитой третьих лиц.
Таким образом, сама по себе ссылка на третьих лиц не может оправдать отмену конституционно гарантированной автономии воли участников корпоративных отношений [115] .
§ 6. Значение numerus clausus организационно-правовых форм с точки зрения автономии воли
В первую очередь участники оборота реализуют свою автономию воли через выбор организационно-правовой формы [116] . Принцип numerus clausus входит в имманентное противоречие с автономией воли, налагая на нее ограничение посредством установления запрета изобретать новые организационно-правовые формы [117] .
115
См.: G'andara L.F. Op. cit. P. 86–87.
116
См.: Armour J., Hansmann H., Kraakman R. Op. cit. P. 22.
117
См.: G'andara L.F. Op. cit. P. 78, 82.
В развитие данной логики утверждается, что поскольку законодатель исходит из принципа numerus clausus, то участники гражданского оборота вправе реализовывать свою автономию воли лишь посредством выбора организационно-правовой формы и не могут пересматривать рамки своих отношений в сторону «расширения», «сужения» или «смешения», если это не предусмотрено законом [118] .
Действительно, предполагаемая типизация форм неизбежно порождает проблему атипичных условий уставов, т. е. условий, которые вступают в противоречие с существом организационно-правовой формы. Однако здесь следует обсудить несколько важных моментов.
118
См.: Суханов Е.А. Указ. соч. С. 52; G'andara L.F. Op. cit. P. 193.