Предновогодние хлопоты III
Шрифт:
Всё произошло так стремительно, что Денисов не успел сообразить, что ему делать, но, когда победа, казалось, уже была одержана, и Усольцев нагнулся, чтобы помочь подняться избитому парню, от группы стоящих у стены парней стремительно отделился долговязый тип в куртке с накинутым на голову капюшоном. В его руке блеснул нож, который он прятал в рукав куртки. Не раздумывая, дёрнув вверх рычаг ручного тормоза, Денисов выскочил из машины, сжимая в руке своё оружие, кусок трубы из нержавейки, один конец которой был обмотан изолентой.
Выскочил он во время. Усольцев не видел нового врага, а Алик в это время поднимал с рельсов девушку вместе с кондуктором остановившегося трамвая. Денисов на бегу изловчился и нанёс долговязому точный удар трубой сзади под колени. Закричав от боли, он рухнул на колени, звякнув, упал на канализационный люк нож. Алик обернулся, увидел неожиданное продолжение событий, метнулся назад и нанёс парню, который безуспешно пытался подняться,
– Скорую вызвать?
Парень мотнул головой.
– Спасибо, не нужно.
–В «травму» всё же обратись. Что твари хотели?
Парень удручённо махнул рукой.
– Деньги, телефон.
Двое из тех, что стояли у стены, куда-то испарились, драчуны, пришедшие в себя, подняли на ноги товарища, получившего удар трубой от Денисова, матерясь и оглядываясь, двинулись через трамвайные пути на другую сторону проспекта…
Объезжая машину Денисова, и сигналя, поток машин тронулся. Из открытых окон машин слышались одобрительные возгласы. Алик тронул побелевшего, нервно подрагивающегоУсольцева за руку:
– Жорж, нужно отваливать. Разборки с милицией тебе совсем не нужны.
Усольцев, по всему, был в нервном трансе. Он с недоумением глянул на Алика, будто видит его в первый раз, согласно кивнул, но не сдвинулся с места.
– Пойдём, пойдём, Жора, – ласково потянул его Алик за руку, и Усольцев покорно пошёл за ним.
– – —
В машине все трое с наслаждением закурили. Некоторое время курили молча. Первым нарушил молчание Усольцев. Нервно рассмеявшись, воскликнул:
– Нет, ну, что это такое, в самом деле: третий день в родном городе и уже второй раз попадаю в переделку? Неужели это правда, что в прошлой жизни я был древнерусским Робин Гудом, как мне одна гадалка доморощенная нагадала когда-то? Мне это уже чертовски надоело. Дежавю какое-то. Я начинаю подумывать о прекрасной тихой жизни на необитаемом острове.
– Ты бы и там непременно попал бы на разборку с местными людоедами. Просто, Жорж, дерьма в городе стало на порядок больше, а канализация старая. Это уже не ленинградцы – это так называемые петербуржцы нового разлива, – сказал Алик. – Хотя нам с тобой и в Ленинграде, с «гопотой» приходилось не раз пересекаться.
Усольцев повернулся к Денисову.
– Браво, Игорь Николаевич, узнаю старую ленинградскую гвардию. Не стареют душой ветераны.
Алик, улыбаясь, хлопнул Денисова по плечу.
– Кищи!
– Кищи – это мужчина по-азербайджански, – перевёл Усольцев. – Нет, в самом деле, что происходит в городе? Где-то прорвало канализацию?
– Выползни ожили, – Денисов опять закурил, – Вылезли из убежищ, подвалов и нор. Время выползней, друзья, субпассионариев конца века.
– Хороши субпассионарии! Это уже, пожалуй, дегенераты. А выползни, это у вас откуда? Игорь Николаевич – это плагиат! Это моё словечко, из моей теории о выползнях, есть у меня такая. Откуда у вас это слово? Рассказывайте, рассказывайте, – заинтересованно проговорил Усольцев.
Денисов вставил в магнитофон новую кассету, которую он купил сегодня, с одной из его любимых групп «Blind Faith» лидер группы композитор, певец и инструменталист Стив Винвуд пел свою «коронку»: «Sea of joy».
Алик восторженно воскликнул, с неожиданно проявившимся бакинским говором:
– Вай! Мама мия! Ала, Жора, ты слышишь, да? Группа «Слепая вера»! Диск 1969 года и хит Винвуда «Море блаженства»!
– Точно, Алик, Стив Винвуд зажигает, – улыбнулся Денисов, – слово, «выползни», Георгий, как характеристику нынешних отщепенцев, я недавно услышал от одной своей пассажирки. Один из таких мерзавцев убил её мужа. Забил старого человека за царапину на своей иномарке.
– И скорей всего тварюгу отмазали простимулированные выползни в погонах, – устало сказал Усольцев.
– Отмазался, – кивнул головой Денисов, – а позже, соответственно, куда-то бесследно исчез. Это было нетрудно сделать. Наша гуманная Фемида оставила его на свободе, выдав ему подписку о невыезде. Когда наступает развал в обществе, когда старые правила вдруг перечёркиваются, а новых твёрдых установок ещё нет, тогда и появляются такого рода выползни. Обычные люди некоторое время ошарашены, шокированы и не могут по сердечному зову нарушить привычные старые нормы поведения, которые были усвоены ими течением жизни и существовавшими законами человеческого общежития, они продолжают жить ещё прежними устоями, мозг и сердца их не могут понять и принять происходящие негативные изменения. И оттого становятся беззащитными перед злом, ибо выползни откидывают совесть, которая в самом деле, становится для них химерой, и шагают по трупам без оглядки. Пожалуй, времена распада, развала, перестроек, жестоких реформ, переворотов, показательней всего сравнивать с временами гражданских войн. А такие войны не обязательно противостояние групп с оружием в руках, у неё могут быть разные формы. Она может иметь латентный характер, как у нас, например, сейчас, но и в такой стадии она наносит обществу не меньший урон, чем при вооружённых столкновениях. Я недавно миниатюру Ивана Ильина о гражданской войне. Уж ему-то, очевидцу тех кровавых событий, хочется верить, да и ярко он пишет. Если применить его строки к нашей действительности можно увидеть абсолютное сходство явлений. К примеру, он пишет, что в такие времена нравственные тормоза и общественные устои парализуются или вовсе отбрасываются, торжествует злая воля. Друзья, разве этого нет? Я приведу выдержки из его книги, а сравнивать и комментировать их буду в пользу своих выводов о тождестве времён гражданской войны и наших сегодняшних реалий, так рельефней выйдет. Ну, например, он пишет, что законы в такие времена молчат или непрестанно меняются. Сколько их поменялось за последние десять лет? Или следующее его заключение: «исчезает взаимное доверие, все стремятся принять иное обличье и скрыть свои истинные симпатии». Как тут не согласиться! И внимание: «уголовники проникают всюду, они стремятся к власти, бедность своего народа им ни о чём не говорит; разруху они даже не замечают». Ну, это просто в «десяточку»! Дальше он пишет, что разрушение национальной культуры уголовникам безразлично, поскольку они безродные карьеристы, которые привыкают купаться в крови и им всё равно, где добывать деньги. Ну, что ещё тут можно добавить?! И хотя сейчас люди не сидят в окопах, не бегут с рёвом в атаки, но злая воля, и всё ей сопутствующее, увы, торжествует. Идёт незримая гражданская и, конечно же, духовная война. При этом небольшая, но мобильная армия выползней, пришедшая к власти, всё время наступает, теснит и громит огромную, но деморализованную народную армию…
– Слушайте! Но эти мысли замечательно коррелируются с мыслями Фёдора Михайловича. Подобное состояние общества он описал в романе «Преступление и наказание»! Это же страшный сон Раскольникова на каторге! Про трихины, помните? – воскликнул Усольцев.
– Верно, дружище. Достоевский в художественном виде описал явление выползней-трихин лет за семьдесят до Ильина. Какое прозрение великого писателя! Я по прочтении книги Ильина тоже вспоминал эту главу из книги Фёдора Михайловича, – продолжил Денисов. – А Ильин заканчивает свою статью замечательным резюме. Он заканчивает словами о том, что процесс бесчестья часто начинается со случайного нечестного поступка, а закончиться может гигантским планом бесчестия всех людей. И такой план рассчитан на каждого бесчестного, на всех, кто утратил чувство достоинства и самоуважения, кто плюёт на святое и на свою добрую репутацию. Бесчестье, пишет он, желает победы, чтобы людей доброй чести одолеть, связать и обесчестить. Сказанное, мне кажется, вполне объясняет и природу выползней, и их становление.
Усольцев посмотрел на Денисова с удовольствием.
– Лучше не скажешь. Здорово. Я Ильина не читал, к сожалению, но, конечно же, мне довелось читать книги разных авторов о хаосе, смутных временах в истории, они ведь случались в разные времена и в разных странах. И, кстати, теории хаоса находят своё практическое воплощение в современном мире. В Чили, например не так давно, – это старый и безотказный принцип – «разделяй и властвуй», принявший современные глобальные формы. И скажу вам ещё, дорогой Игорь Николаевич, что российский трихинозный выползень всегда брат и товарищ выползню колумбийскому, лаосскому, алжирскому или боснийскому – он вечный мутант времён раздора. И это мутантирование медленно и успешно захватывает всё общество и весь мир. Хаос – благодатная среда для рождения выползней. Знаете, за забором с колючей проволокой, где мне довелось побывать, понимают это, рассуждают об этом, полемики устраивают. Когда речь заходит о нынешнем состоянии страны, мнение дискутирующих осужденных граждан заключённых едино: в стране беспредел. И это говорят сидельцы не из книг знакомые со словом «беспредел». Хотя, надо сказать, что негласные и жёсткие законы тамошней неписанной «конституции» по большей части соблюдаются. И законы эти желательно не нарушать – за их несоблюдение можно получить справедливое наказание, да и несправедливое тоже: среди «судей» и там встречаются корыстные люди. Я не идеализирую тюремное общество, но всё же своеобразный порядок там существует. В этой системе мало, что изменилось со времени написания графом Львом Толстым его романа «Воскресенье». Разве что к чахотке СПИД добавился, да по этапу пешими теперь не ходят, но всё та же теснота, параша, блатные, «смотрящие», «цветные», «мужики», гнусный рацион питания, «фраера», «опущенные», «зашквареные», «терпилы», да быстрый рост тарифов на послабление режима, и с учётом инфляции. Деньги решают многое. Первому русскому «правозащитнику», борцу с пенитенциарной царской системой графу Нехлюдову, денег совершенно бы сейчас не хватило на его «прогулки» к заключённым. Вспомните, как легко граф в книге разгуливал по баракам, беседовал в кругу политических, помогал страдальцам.