Предписанное отравление
Шрифт:
– И вас это удовлетворило?
– Да. Болезни желудка легко активизируются у тех, кто к ним предрасположен, и учитывая длительную болезнь миссис Лакланд, а также то, что у нее был чувствительный желудок, на который она не обращала должного внимания…
– Доктор, вы прописали ей несколько дней постельного режима? – вставил суперинтендант.
– Да, и я опять не ожидал, что она так быстро пойдет на поправку. В субботу я велел ей неделю оставаться в постели. Но уже в воскресенье она была в том же состоянии, что и в пятницу. Но я не стал сообщать ей этого
Пардо задумчиво взглянул на врача.
– Доктор Фейфул, вспоминая эту болезнь в свете всего произошедшего после, у вас есть причины подозревать, что неделю назад кто-либо вынашивал замысел против вашей пациентки?
Доктор выглядел так, словно предпочел бы не отвечать. Наконец, после минуты сомнений, он сказал:
– Конечно, теперь, когда все произошло, ясно, что все взаимосвязано. Но я не хотел бы говорить что-то еще. Если это был яд, то миссис Лакланд удалось не отравиться, а я ничего не заметил, так как она была больна, и я думал лишь на еду.
– Конечно, – ответил Пардо и тут же добавил: – Правда ли, что миссис Лакланд очень расстроилась, узнав о визите мистера Карновски?
Доктор снова засомневался. Когда он отвечал, на его лице появилось отвращение:
– Инспектор, думаю, что да. Но боюсь, что здесь я не так уж полезен. Мне мистер Карновски не внушает доверия, но если мне позволено совать нос не в свое дело, то разве вы не считаете, что полагаясь лишь на эту линию, вы могли бы ошибиться?
– Каким образом?
– В наши дни отношения с девушками и флирт не так уж значительны, и если, как я полагаю, миссис Лакланд возражала против молодых людей, то это объяснялось ее юридическим положением по отношению к Дженни и Кэрол. Она ведь была их опекуном.
– Хорошо. А вы случайно не знаете, в какой степени миссис Лакланд могла распоряжаться наследством мужа?
– Не вполне. У меня только догадки. Ренни, ее адвокат, сможет сказать точно. Полагаю, на карту поставлено много денег.
Доктор говорил осторожно, и заметивший его сдержанность инспектор не стал вдаваться в подробности. Как и сказал Фейфул, он мог уточнить все эти важные аспекты у самого адвоката. Он резко сменил тему и заметил облегчение на лице собеседника, не желавшего обсуждать разногласия в семье.
– Теперь о морфии. Мы должны попытаться выяснить его источник, и мне сказали, что вы сделали интересное предположение по этой части, доктор.
– Скорее, я напомнил суперинтенданту об уже известном ему факте, – улыбнулся Фейфул. – Я уже обращался в полицию по поводу пропажи таблеток. Это было в начале июня, думаю, седьмого числа. В тот день я сделал четыре визита к пациентам: начал в половину второго, а закончил без четверти три. Во всех случаях машину я оставлял на улице. Закончив с вызовами я отправился в больницу, и по пути я внезапно заметил, что моего чемоданчика нет на месте – обычно он лежит на сиденье. Я остановился и, поискав, обнаружил его под сиденьем. Он был расстегнут, но на первый взгляд ничто не пропало. Но позднее, уже в больнице, я
– Много ли препарата содержится в одной таблетке?
– В них было по четверти грана в каждой. Существуют и таблетки с меньшей дозировкой, но эти – самые распространенные.
– Значит, старушке досталось дюжина таблеток? – быстро подсчитал Пардо.
Фейфул кивнул.
– Возможно, где-то остались две лишние, – добавил он.
– Доктор, а в тот понедельник вы, случаем, не посещали Лакландов?
– Да. Я оставил для полиции адреса всех пациентов. Лакланды были третьими по счету. Но чемоданчик к ним в дом я не заносил. Он оставался в машине снаружи во всех случаях, кроме первого вызова.
Суперинтендант прочистил горло.
– Все верно, сэр. У меня есть адреса. Как я уже говорил, из нашего опроса ничего не вышло. Мы как можно тактичнее обошли дома. Мы не упоминали названия таблеток, сказав лишь, что доктору кажется, что он что-то забыл. Но, конечно, никто ничего не видел, но мы на это и не рассчитывали, ведь сумка большую часть времени была в машине.
– Это дает нам не так-то много, но нам важно знать, когда и где произошла эта кража, – заметил Пардо. – Доктор, когда в тот день вы вышли от Лакландов, вам никто не повстречался по пути к машине?
Фейфул наморщил брови пытаясь вспомнить тот день.
– У меня довольно плохая зрительная память, – признался он. – Погодите минутку, – беспокойно продолжил он, явно стыдясь своей забывчивости. – Вряд ли это имеет значение, но мне кажется, что я встретил Дженни, то есть мисс Херншоу – она возвращалась от калитки, где распрощалась с каким-то посетителем. Понятия не имею, кто это был, но, возможно, она вспомнит.
Пардо поблагодарил его, а затем спросил:
– Вы упоминали о пропаже морфия в разговоре с кем-нибудь помимо полиции?
– Нет, я ни с кем не говорил об этом.
– Тогда буду благодарен, если вы не будете делать этого и впредь.
Доктор согласился, и Пардо, по своему обыкновению, отставил эту тему.
– Доктор, пока вы здесь, я бы хотел взглянуть на те письма. Я все еще не видел их, но суперинтендант взял их с собой.
Врач пододвинул свой стул поближе – он был рад сменить тему или, по крайней мере, взглянуть на нее под новым углом.
– Вынимайте их, – бодро предложил он. – Вы не представляете, чего мне стоило пусть даже временное расставание с этими посланиями!
Суперинтендант Литтлджон вынул письма из внутреннего кармана, каждое из них находилось в своем конверте, и все они вместе были перевязаны резинкой. Он протянул их инспектору, в то время как взгляд всех троих был прикован к дешевым конвертам.
Пардо снял резинку и изучил верхнее письмо; делал он это с холодной неприязнью, которую приберегал для подобных случаев. Затем, отложив оставшиеся два письма на колено, он несколько брезгливо вынул из первого конверта лист бумаги. Развернув его, он взял его так, чтобы остальным было видно, что там написано.