Предписанное отравление
Шрифт:
– Вчера, в четыре часа пополудни – когда я принесла ей чай.
– Можете вспомнить, что было у нее на тумбочке?
– О, да, – ответила Эдит, гордившаяся своей наблюдательностью. – Пузырек с лекарством, стакан, бисквиты (думаю, штуки три), блокнот и журнал. Я отодвинула все это в сторону, чтобы поставить поднос.
– Помните, сколько лекарства оставалось в бутылке?
– Ну, немного. На донышке. Думаю, на один раз.
Суперинтендант задумался.
– Эдит, вам здесь хорошо служится? – внезапно спросил он.
– Почему нет? – резко вспыхнула та. – Я делаю свое дело, и мне платят за это.
– Хорошо, – Литтлджон тут же отпустил
– Странно, – помявшись, сказала она, и пришедшее на смену высокомерию смущение сделало ее более человечной. – Когда вы спросили меня о вещах на столике, мне показалось, что там должно было быть что-то еще. Но я не могу вспомнить… Не знаю. Может, ничего и не было.
Литтлджон перечитал список, но девушка никак не отреагировала. Он знал: тормошить что-то ускользающее из памяти бесполезно, и поэтому не стал подчеркивать значимость вопроса.
– Скорее всего вы вспомните об этом, когда подумаете о чем-то другом, – с улыбкой предположил он. – Дайте мне знать, когда оно вспомнится.
Полицейские ушли почти сразу. У них остались только Эмили Буллен, дворецкий и Хетти. Опрос двоих последних мог немного подождать, а что касается первой, то суперинтендант решил отложить допрос до тех пор, пока она не придет в порядок и не сможет держать себя в руках.
Когда молчаливый Хенесси вывел Литтлджона и Вейла, те вернулись в участок. Суперинтендант был заинтересован отчетом об отпечатках пальцев с пузырька; впрочем, поскольку у него не было причин рассчитывать на какой-либо результат, на многое он не надеялся.
В Минстербридже наступил час ланча, и улочки практически опустели. Никто из полицейских не чувствовал желания общаться: все были заняты прокручиванием собственных мыслей. Но когда они прошли полпути, Литтлджон вдруг обернулся к спутнику и спросил:
– Джимми, обратили внимание на что-то особенное?
– Один – два момента, сэр. Что насчет того, как мисс Херншоу восприняла ваш вопрос об анонимках?
– Хм, – уклончиво ответил Литтлджон.
– А на что обратили внимание вы, сэр? – через минуту спросил Вейл, но суперинтендант не ответил.
Но когда они дошли до участка, он внезапно бросил:
– Не пожалею, если шеф обратится в Ярд, когда врачи подтвердят убийство. Местная семья и все такое. Для меня такое – не очень.
Сержант внутренне был готов согласиться с начальником, да и ему было бы интересно понаблюдать за работой Скотленд-Ярда, но в тоже время он не желал упустить такую возможность закрепить собственные амбиции.
Их ждал отчет дактилоскописта.
На пузырьке был обнаружен только один набор отпечатков, и он явно принадлежал доктору Фейфулу, который последним держал бутылочку в руках.
Глава 6. Яд и почерк
Злой комар напев свой летний
С каплей яда взял у сплетни.
У. Блейк «Прорицания невинности» [6]
Старший инспектор Скотленд-Ярда Дэн Пардо с нетерпением дожидался отпуска в Котсуолде, ведь дело, которым он занимался, подходило к триумфальному окончанию. Там даже в августе воздух был свеж, просторы – широки, а горизонты – далеки, что так радует человека, отягощенного
6
Пер. С. Маршака.
Это дело принесет ему достаточно лавров, но сейчас Пардо хотел отдохнуть. Но прежде чем мир узнал об окончании «Дела об убийстве на сеновале», ему показали материалы по делу Минстербриджа. «Гетти занят в хартпульском деле, а ты лучший из тех, кого можно направить на расследование этих внутрисемейных интриг», – полуоправдывался помощник комиссара.
Пардо не был рад славе «всеобщего дядюшки», но достойно встретил неизбежное и даже проявил интерес к делу. Ему было под сорок, он был высок и гибок. Его походка была по-крестьянски широкой, да и лицо создавало впечатление, что он привык к вольному воздуху. Копна вьющихся волос уже практически поседела. В его внешности не было той нелепости, которая, как почему-то считается, говорит об одаренности. Он выглядел тем, кем был: человеком, который в своей работе находил баланс между разумом и воображением, не отвергая в своей работе никаких инструментов. Он уже много лет был вдовцом, семейная жизнь которого была слишком коротка, чтобы оставить след на его личности.
Пардо пробежался по фактам из дела Лакланд. Блейн обнаружил в старушке 2,8 грана морфия? А пустой пузырек был начисто вытерт перед тем, как доктор взял его в руки. На первый взгляд все это выглядело грубо сработанным делом. И не было причины, по которой все дело не продолжилось бы так же глупо. Вопреки мнению детективных писателей, значение улик зачастую оказывалось именно таким, каким казалось на первый взгляд. Семейные дела зачастую были совсем грязными. Старший констебль рассуждал именно так. Но, хорошо, все это обождет, пока он не пообедает.
Как правило, Пардо предпочитал поезда, а не машины. Даже если добираться на медленном поезде, до Минстербриджа было всего чуть больше часа езды. Выехав из Паддингтона в два часа дня, инспектор оказался в кабинете Литтлбриджа еще до трех часов пополудни. Его сопровождал детектив-сержант Солт, который выглядел обезоруживающе по-домашнему.
Вместе они изучили текущее состояние дел. У всех домашних, а также у доктора Фейфула, были сняты отпечатки пальцев – для того, чтобы сопоставить их с отпечатками на почти чистом пузырьке. Как и предполагалось, на нем были лишь отпечатки доктора. Утром сержант Вейл говорил с Хенесси и горничной. Дворецкий внес в их копилку информацию о том, как неделю назад миссис Лакланд уволила его, и это после того, как он двадцать шесть лет прослужил в семье.
– Он говорил довольно прямо, – пояснил Литтлджон. – Он сказал, что знал: его работа состоит в том, чтобы держать Карновски вдали от дома, но он не понимает, почему девушки не должны наслаждаться жизнью. Все равно все шло к концу, добавил он, но старушка вдруг принялась руководить. И когда мисс Дженни предложила, что он мог бы исполнять свои обязанности формально, и просто оставить дверь в сад незапертой, он согласился.
– Когда это было? – спросил Пардо.
– В прошлую пятницу. После того, как старушка отправилась спать.