Предсказание
Шрифт:
— Но Виргильо Вивасементе, это отродье ведьминого сортира…
— Классное сравнение, — ввернула Лорри.
— …это ожившая собачья блевотина, знал, как подкупить этот город, как скрыть правду. Он заплатил и полиции, и местным журналистам. В итоге в официальной версии, изложенной в «Газетт», не нашлось места правде. Все, что там написано, — ложь, от первой до последней строчки.
Я попытался изобразить сочувствие:
— Так легко увидеть ложь, когда знаешь правду.
Он энергично кивнул.
— Руди Тока, должно быть, раздражала необходимость хранить молчание все эти годы.
— Отец не брат денег от Виргильо, — поспешил заверить его я, из опасения, что потом он не поленится пересечь город, чтобы всадить по пуле в отца, маму и Ровену. — Ни цента.
— Нет, нет, разумеется, нет, — кивнул Панчинелло. — Будь уверен, я в этом нисколько не сомневался. Из того, что я знаю по рассказам Конрада Бизо, моего отца. Руди Ток — честнейший и храбрейший человек. Мне известно, что они вынуждали его хранить молчание.
Я уже достаточно хорошо понимал психологию Панчинелло: за правду он мог принять только самые дикие преувеличения и совершенно невероятную ложь.
— Много лет они избивают отца раз в неделю.
— Какой же это отвратительный город.
— Но его молчания они добиваются не только этим, — добавил я. — Они угрожают убить мою бабушку Ровену, если он заговорит.
— Ее они тоже избивают, — поддакнула Лорри.
Уж не знаю, пыталась ли она помочь или, наоборот, вставляла палки в колеса.
— Но ее они избили только один раз, — уточнил я.
— Вышибли ей все зубы, — внесла существенное уточнение Лорри.
— Только два зуба, — я тут же поправил ее, опасаясь, что нас поймают на лжи.
— Они оторвали ей ухо.
— Не ухо, — возразил я. — Сорвали с нее шляпку.
— Я думала, ты говорил про ухо.
— Нет, шляпку, — мой тон однозначно указывал: не нужно перегибать палку. — Они сорвали с нее шляпку и потоптались на ней.
Панчинелло закрыл лицо руками, которые приглушили его голос.
— Сорвать со старушки шляпку! Бедная старушка! Бедная шляпка! Мы все пострадали от рук этих монстров!
Прежде чем Лорри успела сказать, что наймиты Виргильо отрубили у бабушки Ровены большие пальцы на руках, я спросил:
— И где твой отец провел последние двадцать лет?
Маньяк опустил руки.
— В бегах, нигде не останавливаясь, на два шага опережая закон, на один — частных детективов Вивасементе. Он растил меня в самых разных местах. Ему пришлось отказаться от карьеры. Великому Конраду Бизо пришлось выступать в маленьких цирках, на карнавалах, презентациях, развлекать детишек в детских садах. Жить под фальшивыми прозвищами… Улыбчивый, Хохотун, Балабол, Сладенький.
— Сладенький? — переспросила Лорри.
Панчинелло покраснел.
— Какое-то время он работал клоуном в стрип-клубе. Как его это унижало! Люди, которые ходят в такие места, не способны оценить талант. Их интересуют только буфера да ягодицы.
— Филистимляне, — посочувствовал я.
— Скорбящий по моей матери, в отчаянии, постоянно тревожась из-за того, что агент Вивасементе может в любой момент обнаружить его местонахождение, он был прекрасным отцом, делал для меня все возможное в сложившихся обстоятельствах, хотя Конрад Бизо лишился способности любить, когда потерял мою мать.
— По этой истории Голливуд создал бы роскошную, вышибающую слезу мелодраму, — заметила Лорри.
Панчинелло кивнул.
— Мой отец думает, что его роль должен сыграть Чарльз Бронсон.
— Абсолютный король вышибающих слезу мелодрам, — покивала Лорри.
— Мое детство было холодным, лишенным любви, но я не стал бы окрашивать его только в черный цвет. Например, к тому времени, когда мне исполнилось десять лет, я, готовясь выследить и уничтожить Виргильо Вивасементе, знал очень и очень много о стрелковом оружии, ножах, ядах.
— У других десятилетних в головах нет ничего путного, — заявила Лорри. — Только бейсбол, видеоигры да «Покемоны».
— Я не видел от него любви, но, по крайней мере, он уберег меня от злобного и мстительного Виргильо… и научил меня всему, что умел сам, а ведь именно благодаря своему мастерству он стал клоуном-легендой.
По комнате разнесся грохот.
Носач и Кучерявый ацетиленом вырезали стальную дверь, и она вывалилась на верхнюю лестничную площадку.
— Мне пора браться за дело, — Панчинелло встал. Его злость и ненависть разом исчезли, словно кто-то передвинул рычажок реостата, лицо осветила теплая улыбка. — Но ты не волнуйся, Джимми. Когда все будет закончено, я защищу тебя. Я знаю, мы можем тебе доверять, ты нас не выдашь. С сыном Руди Тока ничего плохого не случится.
— А как же я? — спросила Лорри.
— Тебя придется убить, — без запинки ответил он, улыбка поблекла, лицо превратилось в маску, из глаз исчезло сострадание.
Хотя все зло безумно и иной раз безумие может казаться забавным с безопасного расстояния, лишь некоторые безумцы обладают чувством юмора. Если Панчинелло и был одним из них, то в данной фразе чувство это отсутствовало напрочь. Говорил он совершенно серьезно, и я верил, что он спасет меня, но убьет Лорри.
Он повернулся ко мне. И вновь настроение его переменилось. Из глаз исчез холод, лицо ожило. Теперь он светился благорасположением: обаятельная улыбка, дружелюбный взгляд.
— Лорри — моя невеста, — сказал я ему.
Улыбка стала шире, просто ослепляла.
— Фантастика! Вы составите идеальную пару.
Уверенности, что он меня понял, не было, поэтому я уточнил:
— Мы собирались пожениться в ноябре. Хотели бы, чтобы ты приехал на свадьбу, если такое возможно. Но свадьбы не будет, если вы ее убьете.
Улыбаясь, кивая, он обдумывал мои слова, а я ждал, затаив дыхание.
Наконец он заговорил:
— Я хочу только счастья сыну Руди Тока, который спас моего отца и меня. С Носачом и Кучерявым могут возникнуть сложности, но мы все уладим.