Представитель
Шрифт:
— Но?
— Да, есть одно «но». Нам также сообщили, что до того момента, пока на этих планетах остаются воинские подразделения, охраняющие существующие промыслы, пролонгация возможна при участии военного ведомства.
Выложив свой основной козырь, Гуго замолчал, уставившись в переносицу полковника. А тот глубоко втянул голову в плечи, словно прячась от света настольной лампы.
— Здесь какая-то ошибка, — произнес наконец Мартинес.
— Напротив, только чистый расчет. Но, возможно, вы уже пообещали это право другой компании? —
— Да что вы себе позволяете?! — воскликнул Мартинес, вскакивая с кресла.
«Попал в точку», — отметил про себя Гуго. Он прекрасно понимал, что, если полковник пообещал все блага «Белл Антарес», то переубедить его будет просто невозможно. Полковники умеют держать слово. А значит, это поражение. Жестокое и окончательное.
— Мои дети никогда не будут ездить на «Гринэрроу», — тихо произнес Гуго.
— Что вы сказали? — спросил полковник, садясь в свое кресло.
— «Гринэрроу» — новая модель. Я видел его сегодня по дороге сюда.
— Но ее выпуск должны были начать только в конце месяца, — несколько растерянно заметил Мартинес.
— Да, я знаю. Но сегодня я видел его собственными глазами.
— Ну и как? — Полковник даже подался вперед, ожидая волнующих подробностей.
— Да что вам сказать… — Гуго мечтательно вздохнул. — Совершенство, оно и есть совершенство.
— Это да, — согласился Мартинес. Он внимательно посмотрел на Гуго. — Может быть, сигару?
— Вообще-то я жую табак.
— Ну так и жуйте, мне не жалко, — улыбнулся полковник и, достав из коробки для карандашей две тонкие сигарилос, протянул их гостю.
Надеясь наладить контакт, Гуго принял угощение. Благодарно кивнув, он разломил одну из сигарилос на три части и поочередно засунул их в рот, стараясь держаться с достоинством, ведь никакого табака он в жизни не жевал.
Полковник с интересом следил за манипуляциями гостя, который едва сдерживал рвотный рефлекс, перемалывая дешевый табак.
— Нравится? — спросил Мартинес.
— Угу, — кивнул Гуго, размышляя над тем, как поизящнее вернуться к теме. Однако полковник его опередил.
— Ну раз нравится, — сказал он, — тогда давайте с вами расстанемся. Сами видите, я ничем не могу вам помочь, так что — до свидания.
С этими словами полковник Мартинес поднялся с кресла и натянуто улыбнулся.
Гоген поднялся тоже, испытывая горечь во рту и в душе. Полковник продолжал улыбаться, и это злило. Гуго схватил со стола свою папку и, помедлив секунду, неожиданно даже для себя выплюнул табачную жвачку прямо на документы, с которыми работал Мартинес.
— Что вы себе позволяете, мистер Флангер! — воскликнул тот, едва удерживаясь в рамках дисциплины.
— Ну-ну, поганый солдафон, врежь мне по морде! Врежь, может, тебе полегчает?
От обиды Гуго не мог придумать более подходящего оскорбления и говорил первое, что приходило в голову.
Дверь кабинета внезапно распахнулась, и на пороге показались
Флангер замычал от боли, а Мартинес перепуганно спросил:
— В чем дело?
— Мы давно его ищем, — немногословно ответил старший группы, и по его знаку арестованного выволокли в коридор. Оброненную преступником папку подняли с пола и понесли с такой осторожностью, будто она была начинена взрывчаткой и ржавыми гвоздями.
Мартинес не удержался, чтобы не выйти следом. Он увидел, как брошенного на специальную коляску Флангера повезли по коридору.
Глава 39
В дополнение к воняющей резиной капе во рту Гуго надели на лицо светонепроницаемую маску, и от этого Гуго находился в абсолютной темноте и ориентировался только на слух.
Поначалу он испытал только страх и шок от произошедшего, но вскоре отошел от испуга и принялся себя ругать за несдержанность и плевки на стол полковника Мартинеса.
Гуго Флангер знал о строгости военной дисциплины, однако не мог себе представить, что с ее нарушителями поступают так жестко и решительно. Теперь оставалось только гадать, что его ожидает: трудовая повинность, карцер или битье мокрыми веревками.
Команда мускулистых солдат, которые скрутили Гуго, двигалась где-то поблизости, однако никто не говорил ни слова.
Лишь в лифте кто-то сказал, что неплохо бы просто пристрелить гада, однако Гуго понадеялся, что это касалось не его.
«Ну нельзя же, в самом деле, убивать человека только за то, что он плюнул?! Ну мало ли где у нас плюют?» — мысленно возмущался он. И оттого, что кляп мешал ему кричать, возбужденное немотой отчаяние все сильнее захлестывало его, мешая рассуждать здраво.
Наконец тихий скрип колес прекратился, Гуго почувствовал, что его куда-то привезли.
Чьи-то сильные руки подняли тело арестованного в воздух. Гуго зажмурился, опасаясь, что его просто шмякнут об пол, однако все обошлось и его осторожно посадили на стул.
Затем ему развязали руки, и пленник облегченно начал было их разминать, однако их тут же пристегнули к специальным поручням, а потом то же самое проделали и с ногами. На голову надели холодный металлический обруч, который стянули каким-то стрекочущим механизмом.
— Для начала осмотрим ротовую полость, — сказал кто-то совсем рядом и бесцеремонно залез пальцем в рот пленника через отверстие в капе. Гуго замычал, но ничего поделать не мог. После чужих пальцев в рот засунули непонятное металлическое устройство, и только по репликам невидимых ему людей Гоген понял, что это фонарик.
— Ну и что там?
— Ничего нет, пломбы вроде обычные.
— Что значит «обычные»? Вскрывать нужно.
— Будем вскрывать, вот только возьмем кровь на анализ.