Предвестники

Медведникова Влада

Я застегнула накидку у горла и попыталась расправить складки. Ткань была шершавой, цвета песка и пыли, и то там, то тут - следы огня.

– Еще не поздно...
– Амира запнулась, не договорила.

Ее пальцы скользили в моих волосах, вплетали серебряный шнур.

– Все будет хорошо, вот увидишь, - пообещала я.

Амира обняла меня, стиснула так крепко, что я чувствовала, как вспыхивают и гаснут ее мысли. Ее крылья вздрагивали в такт ударам сердца, и позади каждого удара трепетал страх.

– Арца,

я буду ждать, - прошептала Амира.
– Каждую секунду буду слушать, я услышу, почувствую, мы успеем, если...

Ее страх проникал в меня, холодными кристаллами падал на дно души. Поэтому я не позволила договорить, - отстранилась, сжала ее запястья и сказала:

– Я обещаю.
– Искры страха уже растворились в крови, но не исчезли. Ледяной узор поднимался от сердца, оплетал руки. Мне нужно было договорить, прежде чем он коснется ладоней и достигнет кончиков пальцев.
– Я все узнаю и вернусь сегодня, когда сядет солнце.

– А если ты не успеешь все узнать сегодня?
– тихо спросила Амира.

– Тогда я вернусь с тем, что узнаю, - сказала я и разжала руки.

Амира вздохнула. Мгновение она стояла неподвижно - должно быть готовилась возразить, убедить меня - а потом качнула головой и вновь принялась сплетать серебряный шнур с моими волосами.

– Он поможет тебе, - ответила Амира на мой молчаливый вопрос.
– Это помощь для тех, кому трудно скрыться. Тебе будут верить, в тебе не будут сомневаться.

Да, Амира легко могла бы стать скрытой, она даже знает об этом больше всех нас. Но она нужна тут.

Пока мы возвращались через зал, пока шли по коридорам и поднимались по спиральной лестнице - я привыкала к чужой одежде, старалась идти легко. Но каждый шаг отзывался болью, - я сжимала пальцы ног, не давала перьям шелохнуться. Я словно бы заново училась ходить - лестница, по которой я пробегала столько раз, стала бесконечной, ступени уходили в немыслимую высь.

Наконец они кончились.

Мы стояли на дне колодца. Он был распечатан до нашего рождения или не запечатывался никогда - гладкие стены уходили вертикально вверх, и над головой сиял крохотный круг неба, оно казалось ослепительно-белым отсюда.

Восторг раскрылся в сердце, слился с моей силой и хлынул наружу, смывая страх. Крылья дрогнули, готовые раскрыться, разорвать чужую одежду, поднять меня вверх, выбросить в дневное небо. Но я удержала их - я не могла сейчас лететь.

– Я проверил плоскодонку, - сказал Рэгиль.
– Полетал на ней утром, поставил экран. Даже если ее заметят, то не успеют разглядеть, что это.

Плоскодонка, наша первая машина, мы летали на ней еще детьми. Я почти забыла о ней, но Рэгиль и Амира помнили - навещали ее в ангаре, следили за ней. Ангар не мог открыть нам ворота днем, но Рэгиль вылетел затемно, и теперь плоскодонка ждала нас наверху, возле колодца.

Она отвезет меня к врагам.

– Ты уверена?
– спросил Рэгиль.

Я знала, о чем он.

– Уверена, - кивнула я.
– Отвезите меня, но возвращаться за мной слишком опасно. Я вернусь сама.

Амира взглянула мне в глаза и сказала, почти глотая слова:

– Помни, Арца, ты обещала.

Она шагнула в сторону, распахнула крылья, и в тот же миг понеслась вверх - все быстрей и быстрей, по невидимой спирали, черная искра в сияющем колодце.

Лаэнар и Рэгиль обняли меня с двух сторон, и рванулись следом, в ждущее нас небо.

9.

Здесь, в высоте, среди ветров, внутри звука полета, - легко забыть о земле, о городах, о людях и цели. Стоило закрыть глаза - и сон вспыхивал тысячью осколков, чужая песня пробивала навылет душу. Я пытался не думать об этом, хотел забыть, - но голос флейты, звучавший в видении, был совсем рядом. Он был тише дыхания, но громче следов магии, над которыми мы пролетали. Он был неизъяснимым, но я почти чувствовал, почти понимал, откуда он струится.

Я потянул весло на себя и велел:

– Вверх!

Лодка рванулась - не открывая глаз я чувствовал, как борется в ней вера в мой голос и покорность рычагам управления. Но она жила моей песней, кренилась вверх, мчалась к небу против встречных потоков.

Я слышал, как гремит что-то на дне, как ругается Джерри.

– Эли, что ты делаешь?
– крикнул Рилэн. Его слова пролетели мимо меня обрывками ветра.
– Мы не...

– Вверх!
– повторил я, и мой крик почти стал песней, окатил лодку, вытолкнул ее из сплетенья ветров.

Пошатнувшись, она выровнялась, движение стихло. Мы уже не летели, мы словно качались на волнах прибоя. Внизу воздушные реки подхватили следы волшебства, несли его прочь, к горам и к морю.

Я открыл глаза.

– Ну ты и дурак, - сказал Джерри. Он все еще держался за борт.

Рилэн вопросительно смотрел на меня, сжимал рычаг высоты, - но я не стал объяснять.

Звук флейты, пришедший из видения, был по-прежнему близко - но все так же недостижим, развеян в небе над головой. Даже если поднимусь еще выше, я не коснусь его.

Я сжал весло обеими руками. Светлое небо, солнце, уже повернувшее в сторону Атанга, черная стена гор, и земля внизу, в неразличимой дали - ни селений не видно, ни дорог, все слилось в единый узор. Холод проникал в тело с каждым мигом, с каждым вздохом.

Мы слишком высоко.

Я погнался за видением и забыл обо всем. Я знаю, так сходят с ума.

Почему Нима не ушла из Рощи вместе со мной? Она всегда знала, о чем говорят мне сны.

Я повернул весло, и лодка скользнула вниз. Мы опускались медленно, круг за кругом. Холод отступал, знакомые ветра возвращались, и с каждым мгновением дышать становилось все легче.