Предвестники
Шрифт:
Но я знал, где искать ответ.
Я отправился мыслью обратно, в Рощу, в вечерний сумрак, к журчанию ручья, к камням, еще хранящим дневное тепло. Туда, где мы с Нимой слушали учителя. Зертилен говорил: "Если вокруг вас слишком много песен, вы тонете в них и не можете совладать с потоком; или если нет ни одной, пустота, - тогда слушайте ту песню, которая звучит внутри вас. Поначалу ее трудно услышать - но она всегда вам ответит, даже если смолкнут все песни мира".
Закрыв глаза, я сидел в предрассветной тишине и слушал свою песню.
Моя песня дрожала
Дай мне ответ, попросил я.
Песня схлынула, словно отлив, но оставила после себя мысль, прозрачные камешки слов.
Это значит, что война совсем скоро.
Я зажег фонарь и вернулся в комнату. Высыпал на пол бумаги, привезенные из столицы, нашел ту, которая была мне нужна - карту предгорий. Рилэн пробормотал что-то, но я не мог сейчас ему ответить, мне нельзя было отвлекаться, я шел по невидимой струне. Один шаг в сторону - и я забуду, что должен делать.
Входная дверь заскрипела под моей рукой. Утренний туман стлался к земле, - дом, в который привела меня вчера Аник, был почти невидим.
Мне нужно было туда.
Это холодное утро, темное небо, перекличка часовых, - мешали мне. Мне нужна была уверенность, нужна была сила.
"Когда ты поешь, - говорил Зертилен, - всегда сохраняй в сердце холодную искру. Не дай волшебству унести тебя, не дай захватить полностью".
"Нет, нет, - говорил Кимри, - пусть ничего не останется! Отдай песне свою душу, пусть твоя душа станет песней - тогда ты уничтожишь тысячи, десятки тысяч!"
"Волшебство течет повсюду, - говорила Ора.
– Ты всегда сможешь утолить эту жажду, всегда сможешь зачерпнуть силу, из земли, из неба, из своего сердца. И тогда тебе не нужно будет учить песни, ты создашь их сам, силой своей жизни".
Зертилен научил меня сотням песен, Кимри дал мне одну, а Ора - ни одной, но каждое их слово, каждая искра их волшебства были нужны мне сейчас. Мне нужна была вся Роща. Я собирался сделать то, что не делал никто никогда.
Я подчиню себе магию врагов.
Я расстелил карту на пыльной земле, придавил камнем, поставил фонарь рядом и принялся за дело. Мне пришлось ходить в дом несколько раз, пока я принес все, что мне было нужно. Я почти ничего не видел среди нагромождения ящиков, в которых хранились вещи врагов. Но я слушал следы магии, они звучали сейчас громче, вспыхивали осколками в сердце - там, где неслышно билась моя собственная песня. Один за одним я вынес из дома восемь прозрачных шаров.
Пока я раскладывал их на пыльной земле, сверяясь с картой поселений, небо светлело. Огонь фонаря уже был почти неразличим, но я не гасил его. Мне нужна была любая сила, даже та, что жила в газовом фонаре.
Нельзя было медлить, но я смотрел на шары, на пыльную землю, искаженную ими. Сам не зная зачем, я поднялся, вернулся в дом.
Она ждала меня там, где я ее оставил вчера - флейта, холодная и легкая. Мне незачем было ее брать, она бесполезна.
Я едва заметил, как снова оказался на улице, как положил флейту в центр хрустального узора.
Я взял последний шар, поднял его, ловя лучи рассвета, и запел.
Кроны деревьев смыкались надо мной, Роща окружала меня, Зертилен пел вместе со мной, и Кимри, и Ора. Нима обнимала меня, вторила моей песне еле слышно. Каждый волшебник Рощи был со мной, каждая птица, каждая травинка отдавала мне свою силу. Потоки волшебства, текущие в земле, и потоки в небе - вливались в мой голос. И ветви деревьев растворялись, корни исчезали, все меркло, оставались лишь хрустальные звезды. Они разгорались все ярче, а земля становилась прозрачной, как в моем сне, а потом исчезла вовсе.
Мое тело исчезло. Я был ветром, я был песней, я растворился в звуке. Созвездие, созданное мной, пылало, и больше не было ничего. И я знал - так будет вечно. Ветер никогда не стихнет, песня не умолкнет, не погаснут звезды.
Никогда.
Вокруг меня звучали голоса, на языке был вкус песка, вкус предгорной равнины. Кто-то держал меня за плечи, голова раскалывалась как после затяжной пьянки, меня мутило. Я собрал всю силу воли, и открыл глаза.
Мир двоился и качался. Я был где-то под крышей, в полумраке, среди людей. Я видел Тина, Аник, еще кого-то, их лица расплывались, голоса были слишком громкими, резали слух.
– С ним такое уже было, - говорил Джерри. Это он держал меня.
– Когда мы в первый раз поднимали лодку в воздух... Он пел полдня, и потом даже хуже было.
– Все нормально со мной, - сказал я. Голос меня не слушался, был хриплым и рвался на выдохе.
– Они горят?
Я попытался встать, Джерри помог мне. Мир все еще был неясным и мутным, но я уже узнавал эти темные стены, ящики, стол, квадрат света на полу, распахнутую дверь... Мы в доме, наполненном следами древней магии, вещами врагов.
Джерри вывел меня на крыльцо, и я прислонился к стене, закрыл глаза на миг. А когда открыл - взглянул вниз.
Солнце уже поднялось высоко, но земля была все такой же пепельно-бесцветной. Хрустальные шары терялись на ней, были почти неразличимы, пыль уже припорошила их. Только флейта сияла, как отполированный до блеска меч.
– Они горели, - сказал мне Джерри.
– Пока ты пел. Потом ты потерял сознание, и они погасли.
Я кивнул.
Я подчинил их. Подчинил себе магию врагов.
– Это было так страшно, - проговорил Тин. Я не видел его - он остался позади, в доме.
– Когда ты пел... Как будто душу режут на части.
– Привыкай, -- сказал ему Джерри.
– Это всегда так.
Степени заскрипели от шагов Аник, песок хрустнул и смолк. Она остановилась возле ближайшего шара, смотрела на него несколько мгновений, потом обернулась ко мне.
– Зачем это нужно?
– спросила она.
Мне нравится, когда задают правильные вопросы.
Мысли возвращались ко мне, мир уже почти не дрожал.