Преисподняя
Шрифт:
У него и без того скребли на душе кошки после встречи с Буровым, с Галей и с Федосеевым, досада ела поедом и не отпускала. Не раздеваясь, он лёг на разостланную на полу постель, обдумывал создавшееся положение. У Ани была своя жизнь, Федосеев и Буров сделали свой выбор, а он болтался, как дерьмо в проруби — ни то, ни се, ни Богу свечка, ни черту кочерга.
Спать не хотелось. Ключников воспаленно думал о том, что произошло, в груди ныла едкая горечь. Он пнул в сердцах колченогий табурет, тот врезался в стену и рассыпался на куски.
Пока Ключников
Он не знал, сколько прошло времени, внезапно стукнула дверь, и на пороге возникла Аня. Можно было подумать, что она неслась сломя голову и сейчас за ней следом влетит ветер, который она обогнала. Выглядела она прекрасно: тёмные глаза блестели, взгляд был ясен, на губах играла улыбка, лицо светилось, выдавая нетерпение и внутренний огонь, смуглое тело, затянутое в узкое короткое платье, было как живая пружина, красивые сильные ноги, открытые высоко, упруго несли её в быстром лёгком движении, и была она вся, как ртуть, гибкая, игривая, стремительная — ни усталости, ни следа бессонной ночи.
Аня увидела его и обрадовалась:
— О, привет! — воскликнула она весело. — Куда ты пропал?
Лёжа на полу, Ключников повернул к ней голову и смотрел, не отрываясь, как будто изучал.
— Что ты молчишь? Хандра?! Зря ты удрал, там так весело было! А я смотрю, тебя нет. Когда ты ушёл? Тебе скучно стало?
Аня даже не подумала его упрекнуть за то, что он исчез, каждый волен делать, что хочет; выбрав свободу, она не хотела ограничивать других.
С её появлением в комнате как будто прибавилось света и воздуха. Было похоже, она, будто электрический разряд, принесла с собой свежесть и запах озона, как это бывает после грозы. Казалось, Аня стремглав ворвалась с чудесного беззаботного праздника в душное, пасмурное, пропахшее лекарствами помещение.
Ключников лежал на полу, неподвижный, как гранитная глыба. Аня, словно не замечала его мрачной сосредоточенности, гнетущего недовольства, жёсткого взгляда — не замечала или не хотела замечать. Она была оживлена, засыпала его вопросами и, видно, тени сомнения не испытывала, что что-то не так.
— Ты ел? А мы всю ночь пили шампанское! Ты голоден? Я сейчас приготовлю! — она сорвалась с места, чтобы бежать на кухню и в мгновение ока приготовить ему еду.
Аня прекрасно готовила, любое дело спорилось у неё в руках, и каждую секунду она готова была бежать куда-то — лететь, нестись, любить — без оглядки, напропалую.
— Нет, — остановил он её, словно на бегу поймал за руку.
Аня гибко крутанулась на каблуках, быстро глянула на него и улыбнулась лукаво:
— Тогда подожди, я разденусь.
Ловким движением она подняла и без того короткое платье, чтобы стянуть его через голову.
Вспоминая потом, Ключников думал, что смолчи он, все обошлось бы, постель всегда их примиряла. Но Ключников не смолчал.
— Нет, — повторил он твёрдым, холодным, негнущимся голосом.
Ещё
— Где ты была? — спросил он с казённой хмурой тяжестью в голосе.
В глазах у неё мелькнуло недоумение, она глянула внимательно, как бы проверяя, он ли это или она ослышалась.
— Что с тобой? — удивилась Аня.
— Где ты была? — повторил Ключников настойчиво.
Веселье её погасло, она поскучнела, но слабая улыбка, отголосок былой радости, пока держалась на губах.
— Ты знаешь, — небрежно пожала плечами Аня.
Ещё можно было все спасти, повернуть вспять, обратить в шутку, хотя заметно было её разочарование: праздничность улетучивалась и таяла, таяла на глазах.
— Где? — упрямо гнул своё Ключников.
— Вот уж не думала, что ты такой зануда, — сказала она, но ей уже было тошно, хотя ссоры она не хотела. — Ты ушёл, я осталась.
— На всю ночь?
— Что за допрос? — поморщилась она брезгливо, но потом вопросительно вскинула брови и поинтересовалась с насмешливым любопытством. — Ты ревнуешь?
Её уже одолевала скука, но, пожалуй, этим бы все кончилось, если б не зазвонил телефон. Ключников снял трубку, мужской голос спросил Аню. Она слушала, улыбаясь, Ключников томился, ожидал, копил злость.
— Заканчивай, — напомнил он, когда ему окончательно надоело ждать.
— Это я сама решу, — ответила она, прикрыв трубку ладонью, и продолжала разговор.
Ключников подождал, но понял, что конца не будет, и нажал на рычаг.
— Ты что?! — удивилась Аня. — Ты в своём уме?!
— Надоело, — мрачно объяснил Сергей.
Телефон вновь зазвонил, тот же мужской голос вновь спросил Аню, но Ключников ответил, что её нет.
— Как?! — удивился собеседник на другом конце провода, Ключников положил трубку.
— Ты спятил? — Аня набрала номер, но Сергей выдернул шнур из розетки.
— Слушай: в чём дело?! — рассержено вскинулась Аня. — Я живу, как нравится мне. А ты живи, как нравится тебе.
— Это не жизнь. Уж лучше врозь, — возразил Ключников.
— Как тебе угодно. Я с тобой, потому что сама захотела. Какой есть, такой есть, ломать тебя я не собираюсь. И запомни: я на сторону не хожу, это не в моих правилах. Надоест, уйду. А как мне жить, я сама решу. Не хватало, чтобы ты выслеживал меня. Подхожу тебе — живи. Нет — кто держит? Это ежу понятно! Как говорится: вот Бог, а вот — порог.
— Как это у тебя все легко и просто! Сошлись, разошлись… — с досадой попенял ей Ключников.
— Нет, — она вдруг печально покачала головой. — К сожалению, не легко. И не просто.
— Друзья! Приятели! Звонки! Компании! Надоело!
— А кто тебя заставляет? — спокойно спросила Аня. — Это моя жизнь. Моя! Не нравлюсь, скатертью дорога!
Она включила телефон, он тотчас зазвонил. Аня сняла трубку и стала обсуждать с кем-то художественную выставку, но Ключников уже не слушал. Он поднялся, отыскал сумку, побросал в неё вещи и вышел, не прощаясь.