Прекрасная пастушка

Копейко Вера Васильевна

— Не надо больше ничего скрывать, Макушка. Ни тебе, ни мне.

Она замерла на секунду, потом крепко обняла его за шею и сама прижалась к нему губами. Они стояли не двигаясь, а дождь лил и лил, упорно, не собираясь останавливаться, словно проверял их на промокаемость.

Наконец Саша позволил Рите отстраниться, она подняла на него серые глаза, они светились.

— Слушай, Макушка, а у тебя глаза намокли.

— Это от дождя… — Она слабо улыбнулась.

— Не-ет, Макушка, ты плачешь. — Он провел указательным

пальцем по ее щеке. — Не надо. Все хорошо. — Потом подставил палец под слезинку, готовую сорваться с ресницы. — Все складывается лучше некуда. — У тебя мой сын. Он считает тебя своей мамой. Я был твоим первым мужчиной… — Он улыбнулся и подмигнул ей. — И я хочу быть твоим последним мужчиной.

Рита не мигая смотрела на Сашу.

— Т-так долго… ждать? — спросила она.

— Долго? — Он сначала не понял, о чем она, и ошарашенно смотрел на Риту. Но когда ее расслабленные губы задрожали в улыбке, до него дошло. — Не-ет, совсем не долго. — Саша громко захохотал, схватил ее на руки и внес в дом.

Решетников не знал, где у нее в доме спальня, но ему было все равно. Он увидел диван, положил Риту на него, стащил с нее мокрую синюю блузку и швырнул на пол.

Под блузкой он увидел то, что ему понравилось настолько, что он быстро стащил с себя рубашку и опустился сверху… Ну конечно, она хотела его… Совершенно ясно.

Они лежали не двигаясь несколько минут, словно ждали момента начать то, что должно было случиться между ними…

— Ох, Макушка, Макушечка, — он оторвался от ее губ, — я просто обалдуй.

Она тихо засмеялась.

— Не-ет, у тебя другая кличка.

— Какая? — шепотом спросил он, а язык уже действовал без лишних подсказок, он совершенно вышел из-под контроля, увлеченный собственной игрой. Но помешал ему сам же Решетников. Он опять оторвался от Риты и спросил: — Какая у меня кличка?

— ОВ. Овцебык, — хрипло прозвучал ее голос.

— Слушай, — насторожился он, внезапно этот голос показался ему похожим на… Да конечно, он слышал такой голос. — Не ты ли мне задавала вопрос, что такое ОВ? Не ты ли мне звонила в Нижний?

— А не ты ли послал подальше надоедливого социолога? — Она захихикала.

— Значит, уже тогда ты знала, кто я? То есть… кем я прихожусь Ванечке?

— Нет, тогда еще нет. Не знала, — сказала Рита, распутывая у него на груди густые рыжеватые волосы. — Я просто брала… след.

— Нет, ты не брала след, ты уже взяла его и пасла овцебыка, сама того не зная…

Рита усмехнулась, потому что похожая мысль приходила ей в голову.

Она пасла Сашу Решетникова всю жизнь, не отдавая себе в том отчета.

Они лежали молча, а дождь гулко стучал по металлической крыше. Потом в шум дождя вторгся рокот автомобиля — наверное, парни-строители наконец отогнали свою машину. Рита подумала, что, может, стоило бы выглянуть, но быстро отбросила эту мысль.

—

Слушай, ты, садовод, а ты хоть знаешь, что после дождя семя всходит оч-чень дружно? Причем любое…

Рита засмеялась, слегка порозовев, повернулась к нему, погладила отрастающую рыжую бороду.

Слышала, конечно… Но только в том случае, если год выдастся урожайный. И еще это зависит от настроения… сеятеля.

— Настроение у него отличное. — Саша многозначительно хмыкнул. — Овцебыки, чтоб ты знала, очень плодовиты даже не в самый урожайный год… Впрочем, настоящие пастушки об этом хорошо знают, правда?

— Ты прав, овцебык.

— Я рад, моя пастушка. Моя красивая пастушка.

Рита покачала головой.

— Разве ты не знаешь, какая ты красивая?

— Да, сейчас, кажется, уже знаю, — улыбнулась она. — Сейчас мое время, я попала в стиль. Сейчас в моде такие, как я. Но раньше… Мать постоянно твердила: ты некрасивая, ты никому не нужна. Никто никогда не полюбит тебя. У тебя не будет никакой семьи никогда. Никаких детей. — Она печально засмеялась. — Я давно не обижаюсь на нее, она уже ушла с этой земли. Но видишь, она не угадала. Ребенок, к примеру, у меня уже есть.

— У тебя есть и семья.

— Ну, я пока не знаю об этом.

— Но ты не отрицаешь, что я сделал тебе предложение? И, судя по всему, ты его приняла…

— Разве? А по-моему, ты пригласил меня прокатиться в загс.

— Ты так считаешь?

Саша отстранился от Риты, соскочил с дивана и, вытянувшись во весь рост, совершенно обнаженный, повернулся к Рите. Потом, словно догадавшись о своей абсолютной наготе, опустился на одно колено перед диваном и сказал:

— Дорогая Маргарита Макеева, я предлагаю тебе руку и сердце…

Она молча смотрела на мужчину, о котором — что теперь таиться перед собой — не забывала ни на день все эти годы, и медленно кивнула:

— Я принимаю твое предложение, Александр Решетников. — И раскинула руки ему навстречу.

…Когда они проснулись, за окном сияло такое яркое солнце, что Рита даже вздрогнула. Она очень любила солнечные дни, а этот день ей нравился невероятно. Ей хотелось бесконечно смотреть на Сашу Решетникова.

Она засмеялась и почесала ему за ухом.

— Вставай.

— Отстань, не мучай меня, — простонал он. — Дай отдохнуть. Ты меня всю ночь мучила.

— Я его мучила! — с наигранным возмущением воскликнула она. — Тебе не понравилась… эта ночь? — В ее голосе послышалось сожаление.

— Но ведь даже торта тоже можно переесть, — проворчал он.

— Ах, ты еще и переел? — Она сдернула с него одеяло. Потом снова задернула и засмеялась. — Ну ты и обманщик…

Эпилог