Прекрасная толстушка. Книга 2
Шрифт:
— Успокойтесь, гражданочка, успокойтесь… — нахмурился майор. — Не надо давить мне на психику. Во-первых, неизвестно, украли или не украли. Может, гражданин сам его как-нибудь выбросил. Спустил в туалет, к примеру…
— Для чего?! — возмутилась я.
— Мало ли для чего? — пожал плечами майор. — Может, захотел сменить фамилию и биографию. Может, он на роди не у себя чего-нибудь натворил и теперь следы заметает…
— Но это же чушь!
— Может, еще какая причина у него была, — продолжал рассуждать майор, не обращая внимания
— Простите, товарищ… — вмешался Принц, — но за такие слова даже в экстерриториальном помещении бьют морду…
— Простите, товарищ, — миролюбиво пояснил майор, — но я обязан проработать все версии. Лично против вас я ничего не имею… Хорошо, приступим к следующей версии. Допустим, что украли. Только допустим. Тогда не известно, кто украл. В самолете было больше половины иностранцев. Но мы пограничники и никого, кроме нарушителей границы, обыскивать не можем. Наше дело охранять государственную границу, а не имущество иностранных граждан. Это дело милиции — обыскивать. Но и милиция не сможет этого сделать. Она даже появиться здесь не может, потому что мы находимся в экстерриториальном помещении. Здесь, — он постучал по столу, — не Советский Союз. Допустим, мы всех выведем на территорию СССР и пригласим милицию, но и тогда для того чтобы устроить повальный обыск, нужна санкция прокурора. А он ее не даст без веских на то оснований…
Он замолчал и посмотрел на меня с удовлетворением, я бы даже сказала, с некоторой гордостью, словно в его задачу входило любой ценой оставить Принца без документов, и он с этой задачей блистательно справился.
— Кроме того, — радостно спохватился майор, — а как мы обыщем тех, кто уже прошел паспортный и таможенный контроль и спокойно уехал в Москву. Вор мог выйти из аэропорта и передать бумажник своим сообщникам. А тут уж ищи ветра в поле… Так что, гражданочка, у вас уже осталось десять минут… Употребите их правильно…
Он кивнул лейтенанту у двери, и тот вышел из комнаты, а сам демонстративно углубился в какие-то бумаги.
Мы с Принцем отошли в дальний от майора угол.
Что мы могли сказать друг другу в утешение? Все слова казались глупыми… И потом этот майор…
— Не нужно мне было приходить тогда на вокзал… — сказала я. — Мы думали, что обошлось, а оно, видишь, как обернулось…
— Ты думаешь, это проделки наших друзей? — спросил Принц по-французски.
— Я в этом уверена… — сказала я.
Майор озабоченно поднял голову от документов. Очевидно, с французским языком у него были проблемы.
— Товарищи, — улыбаясь, с ласковой угрозой в голосе сказал он, — если можно, говорите, пожалуйста, по-русски, а то я могу что угодно подумать… Например, что вы шпионы…
— Извините, товарищ майор, от волнения сорвалось с языка… — ответил ему такой же улыбкой Принц.
— Когда мы
— Я думаю, очень скоро… Если с мамой будет все в порядке…
— Как она?
— Ничего… Плохо… Но пока ничего… Это «ничего» может кончиться в любой момент. Это, к сожалению, не лечится…
— Это то самое?
— К несчастью…
Мы с ним еще до его отъезда больше всего боялись, что это рак… Так оно и оказалось.
— Боже мой! — вздохнула я.
— Она прекрасно держится, — печально сказал Принц. — Она шлет тебе привет…
Он повернулся к майору совсем спиной и вынул из жилетного кармана белое колечко с розочкой посредине. Лепестки цветка были усыпаны крошечными бриллиантиками, и поэтому розочка вся светилась.
Я с трудом сдержала восторженный возглас.
— Это еще и от нашей бабушки привет… — улыбнулся Принц, надевая кольцо мне на безымянный палец правой руки.
— Простите, гражданин, — раздался над ухом противно вежливый голос майора. Мы и не услышали, как он подошел. — Вы это колечко задекларировали?
— Вы же знаете, что я не проходил таможенный контроль, — досадливо поморщился Принц. Ему надоела эта игра в кошки-мышки.
— Тогда гражданочке придется вернуть колечко.
— Но это же свадебный подарок от моей мамы… — сказал Принц.
— Вот на свадьбу и подарите, — улыбнулся довольный своим остроумием майор.
На этот Новый год я даже елку не ставила и встречала его в одиночестве перед телевизором, обложившись старыми и новыми письмами Принца. Даже к Татьяне я не пошла, хоть она звала меня по телефону каждые полчаса до без пятнадцати двенадцать…
Они с Юриком завалились ко мне сами в половине третьего, с шампанским, с мандаринами, пахучей елочной веткой с шариком и конфеткой «Белочка» и с алюминиевой миской холодца, приготовленного тетей Клавой.
Я уже спала. Вернее, не спала, а лежала и повторяла про себя его письма. Горькие. Страстные. Полные любви и новых планов. Он уже договорился о новой визе и готовился к повторному приезду.
«Я буду ездить до тех пор, пока нашим „друзьям“ не на доест строить нам козни, — писал он. — Они в конце концов поймут, что стоят на пути у великой любви, и раскаются в своих дурных поступках…»
Он еще не потерял чувства юмора. Это больше всего вселяло в меня надежду.
В конце января состояние мамы Принца резко уху шилось. Было ясно, что она умирает. Она очень страдала от болей, но отказывалась от больших доз обезболивающих лекарств. Мужественная женщина хотела остаток жизни прожить в полном сознании. Это я узнала из писем Принца, которые стали щемяще грустными. Он их писал по ночам, дежуря около ее кровати. Последние два месяца он практически не отходил от нее. Он был потрясающим сыном…