Прекрасный белый снег
Шрифт:
Автор и сам прекрасно помнит первый свой мобильный, зимой девяносто девятого по дружбе привезённый знакомыми из Финляндии дешёвый Ericsson с малюсеньким, чёрно-белым с синей подсветкой дисплеем, помнит как страшно он им гордился, как доставал где надо и не надо, в ожидании восхищённых взглядов как бы невзначай выкладывал на стол и гордо, одним только нажатием кнопки набирал знакомый номер...
Никакого мобильника у Светки тогда конечно не было, знакомые её чудес таких тоже не имели, и даже звонить кому-то на мобильный, с городского через междугороднюю восьмёрку ей
Немного поразмыслив она сняла трубку их старенького телефона, набрала восьмёрку и долго дожидалась длинного гудка, дождавшись наконец, набрала и нужный номер.
— Алло, я слушаю, — услышала она знакомый голос. — Говорите... Кто это?
— Это я, Светлана, — осторожно произнесла она в ответ. — Светлана. Помните? Мы с вами договаривались... Вчера...
— Аа, Светлана, это вы... Как же, как же, помню... Здравствуйте, Света, здравствуйте. Ждал вашего звонка. — Голос из трубки звучал довольно убедительно. — Вы уж меня простите, Света, сегодня я в отъезе. Срочно вызвали в Минздрав... Да нет, не в Москве, конечно нет. Здесь, у нас... — Он говорил и говорил, и Светка наконец решилась.
— Скажите, Сергей, — раздумывая, назвать его по отчеству или не стоит, она запнулась буквально на секунду и продолжила — Станиславович, а не могу ли я Вениамина как-нибудь без вас забрать?
— Ну что же вы, Светочка, что же мы опять на Вы? — хохотнул он в трубку, — ну мы же с вами вчера договорились. Нет, Света, без меня к сожалению никак. Никак не выйдет. А я сегодня вряд ли... Вы уж простите старика...
"Ничего себе старик, — про себя усменулась Светка, — то в женихи внезапно набиваемся, а как помочь, так сразу и старик!"
— Хорошо, Сергей, прощаю. Прощаю старика, — с лёгким нажимом на "Сергей" ответила она. Так мне сегодня приезжать?
— Вы уж, Светочка, пожалуйста, решайте сами, приезжать вам или нет, — немного, как ей показалось раздражённо ответил его голос из телефонной трубки. Тут, к сожалению, я вам помочь не в состоянии.
— А увидеть я его могу хотя бы? — спросила она упавшим голосом.
— Хорошо, я позвоню на отделение, — ответил ей Сергей. — Приезжайте, хоть сейчас. Хотя, — он будто задумался немного, — давайте лучше вечером. Часиков эдак в восемь. Мало ли, может и сам до работы доберусь... Вряд ли, конечно, но... Чем чёрт не шутит... Давайте, приезжайте часикам к восьми. Даст Бог, чайку ещё попьём... А по поводу свидания я распоряжусь. Увидитесь, в любом случае увидитесь...
Минут пять ещё, подперев голову ладонями она просидела без движения у телефона. За окном опять кружило, снова начинался снегопад, и на душе у Светки вновь стало серо и тоскливо. "И отчего так происходит, — думала она, — и всегда со мной, все люди как люди, живут себе, детей растят, ходят на работу, в отпуск ездят... Только у нас одних всё через одно место... И отчего только всё так происходит?"
Ей захотелось вдруг поплакать, просто поплакать тихо, и хоть кому-то всё это рассказать. Но плакать Светка не умела, когда-то давно, много-много лет назад, в своём спортивном детстве она приказала себе не плакать больше никогда, а рассказать о своих бедах Светке было просто некому, разве что кроме Машки, клубком свернувшейся у её ног.
Словно почувствовав настроение хозяйки
— Вот так, Машуля, правда ведь? — пожаловалась ей Светка. — Все люди как люди, а мы как тростинки на ветру. Гнёмся, качаемся, но терпим, не ломаемся пока. И на сколько нас хватит, никто, Машуль, не знает. Так-то, Маша...
Маша вздохнула тяжело, передними лапами встала Светке на колени и тихонько лизнула в лицо мокрым шершавым языком.
— Эх Машка, Машка, друг ты мой единственный, — приобняла её за уши Светка, — ты, похоже, одна меня и понимаешь... Эх, Машка, Машка...
Машка лизнула её снова, с минуту они сидели в полной тишине, обнявшись как две лучшие подруги: Светка на кухонном диванчике, а Машка передними лапами на её коленях.
— Ладно, — очнулась Светка наконец, — всё, подъем! — она встряхнула тихонько головой, — хорош депрессить уже! Собрались, встали! Хватит киснуть! Сами собой проблемы не решатся! Правда, Маш?
Машка радостно взглянула на хозяйку, встряхнув своими нелепыми мягкими ушами то ли мотнула, то ли кивнула головой, и с призывным, на всю квартиру звонким лаем побежала в прихожую к дверям.
— Ну сейчас, Машуль, сейчас, успокоила собаку Светка. Подожди немного. Скоро пойдём. Потерпи ещё чуть-чуть.
Есть Светке не хотелось, она сварила большую чашку кофе, нарезала рубца с перловкой Маше, оделась и с чашкой вышла на балкон. Под кофе ей захотелось покурить, а в кухне они с Венькой не дымили уже давно. В то, что его сегодня выпустят она уже не верила, уж очень безапелляцонно отвечал незнакомый голос по городскому телефону. Ничего смертельного, однако, в этом она теперь не находила. "Ну посидит ещё денёк, — казалось ей, — не поседеет. Сам же напросился... Тоже мне, шизик-суицидник! Герой любовного романа..." И тем не менее, увидеть его она хотела, очень. Хотя бы просто, посмотреть в его глаза, и показать свои, больные и усталые. Сказать хотя бы пару слов. И от него, хоть что-нибудь услышать...
"Зачем он так? — думала она. — Сначала с этим камнем, как обычно на последнее. А потом ещё и ЭТО! Ну как он мог такое сделать? Обо мне он хоть чуточку подумал? А если бы всё-же получилось?"
Теперь, спустя два дня, произошедшее казалось ей каким-то страшным сном, когда важно вовремя, пока не случилось непоправимое очнуться и прервать кошмар. Как иногда мы падаем во сне и просыпается не долетев всего полметра до смертельного асфальта и это для нас чудо, так и в ту ночь, казалось Светке, она словно вовремя проснулась и случилось чудо.
А это, в такие вещи Светка верила немного, и правда так и было: случилось чудо, и даже не одно. Ну скажем, она вполне могла заснуть, после бутылки красного, да ещё и на этом стрессе. Скорая могла и не приехать, или приехать уже под утро, как обычно, срок годности ужасного того лекарства судя по всему почти истёк, да что ещё перечислять... Им просто повезло и не случилось того страшного, что исправить просто невозможно, за что бы ей пришлось казнить себя всю жизнь, просить милосердия у Господа и искать прощения в больных глазах его несчастой старой мамы...